Я решил так легко не сдаваться. Отряхнувшись, я поймал за воротником несколько вредителей и тут же покарал их смертной казнью. Нельзя сказать, что оставшиеся в живых прекратили свое черное дело. Где там! Они продолжали сновать по моей спине как ни в чем не бывало.

«С ними не справишься», — подумал я, совсем приуныв. Подняв голову, я поглядел на Джюгаса. Копна шевелилась. Видно, Джюгас тоже не мог привыкнуть к тому, что кто-то исподтишка щипается.

Оставалось только отдаться на волю судьбы и до самого утра терпеть горькую долю мученика.

Глядя на воз Григаса [2] с наклоненным дышлом, я чувствовал, как глаза у меня все больше слипаются. Потом звезды померкли и куда-то исчезли.

И теперь я еще помню довольно странный сон, который мне приснился в ту ночь. Будто мы с Джюгасом удим рыбу на Сруое. На мою удочку клюет рыба. Она такая большая и тяжелая, что у меня нет сил вытащить ее из воды. Мне на помощь прибегает Джюгас. Но вдруг рыба — огромный, сверкающий налим — сама вылезает из воды. Она уставилась на нас своими неморгающими глазами и разинула страшную пасть, полную острых зубов. У меня с перепугу перехватило дыхание.

Налим заговорил глухим человеческим голосом: «Не вы ли это, горе-рыбаки, ловили меня сегодня под камнем? Я убежал от вас, а теперь вот проглочу вас обоих на ужин…» Потом он взмахнул в воздухе своим блестящим хвостом и бросился на меня. Я крикнул и, просыпаясь, почувствовал, что падаю на землю вместе со всей копной сена.

Кто-то закричал: «Иисусе Мария!..» Высунув голову из сена, я увидал, что какой-то человек, прихрамывая, прыгнул в стоявшую рядом решетчатую телегу и, стегнув лошадь хлыстом, загромыхал по лугу в сторону березовой рощи. Все произошло так быстро и неожиданно, что я никак не мог понять, что же случилось.

Сердце мое сильно забилось, мне не хватало воздуха.

— Джюгас!.. Джюгас… — позвал я дрожащим голосом.

Молчание. Только в кустах зашелестела вспугнутая моим возгласом птица.

Я подбежал к копне Джюгаса. Он крепко спал. Выплывшая из облака луна осветила его спокойное лицо, раскрытые губы…

Я с трудом разбудил Джюгаса. Он уселся в сене и посмотрел на меня — то ли очень удивленный, то ли немного перепуганный.

— Что случилось?

— Здесь был человек, — прошептал я и рассказал Джюгасу все, что произошло.

Услышав, что человек был с подводой, Джюгас почесал ухо, подумал и произнес:

— Это вор. Приезжал воровать колхозное сено.

И действительно, незнакомец оставил даже вилы в копне. Вот счастье, что он еще не угодил мне вилами в бок! Зато я порядком его пугнул. Улепетывал он, сложив уши, как заяц.

На востоке еле заметно светлело небо. Где-то закукарекал петух. Но до зари было еще далеко, и я опять, свернувшись в комочек, зарылся в сено.

Глава двенадцатая

ГРОЗА

Ну и спали же мы! Наверно, уже скоро второй завтрак, а мы все еще валяемся в сене. Так думал я, разбуженный звонким пеньем жаворонков. Несколько жаворонков трепетало в воздухе прямо над моей головой. Они взвились очень высоко, и я видел только небольшие серые комочки, которые то падали камнем вниз, то на мгновение вновь застывали в голубом небе.

Джюгас, проснувшись раньше меня, сидел на земле и, ухватив обеими руками кусок сыра, уписывал его, раскрасневшись от удовольствия. Сыр был твердый, как камень. Я откусил несколько кусочков, и меня бросило в пот, а во рту даже как будто начал шататься зуб.

Покончив с завтраком, мы взяли свои рюкзаки и зашагали по скошенному лугу к реке.

За ночь в лодку до половины набралось воды. Значит, мы не совсем хорошо законопатили щели или же мельник дал нам слишком жидкую смолу. Вычерпав воду жестянкой, я сел за весла. Вспорхнули две дикие утки и, со свистом рассекая воздух крыльями, полетели вдаль.

С каждым новым извивом река становилась все шире. Пошли топкие, заросшие высокой травой берега со множеством еле заметных родников.

— Скоро будет Щучье озеро, — произнес Джюгас. — А рыбы там сколько! Ой-ой!

Он не ошибся. Проплыв какой-нибудь километр, мы увидели озеро. Большое, широкое, заросшее ракитами и камышом, оно расстилалось перед нами. Посередине его возвышался остров. Над водой с криком носились чайки. Сложив свои острые крылья, они молнией ныряли в воду и снова взмывали ввысь с дрожащей рыбешкой в клюве.

Мы были взволнованы, наверно, так же, как Колумб при виде земли. Этот водный простор и пугал и радовал нас. Я торопливо вытащил из рюкзака бинокль с единственным стеклом и устремил свой взор на остров. Гром и молния! Там маячили развалины замка.

— Замок! Ей-богу, замок!

Джюгас нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наша шхуна могла перевернуться в любой момент, но мой приятель меньше всего думал об этом. Он вырвал у меня бинокль и тут же закричал:

— Это остров Летучих Мышей!

— Остров Летучих Мышей! Почему такое странное название? — удивленно спросил я.

Джюгас почесал ухо.

— Может, потому, что там много летучих мышей. Отец мой рассказывал, что перед войной на острове жил помещик — страшный богач. Богач, но скряга.

«Христофор Колумб» выплыл на озеро. Теперь нужно было крепко поработать веслами — течение уже почти не несло нашу шхуну. Ветер стих. На небе застыли сероватые тучи.

Мы плыли вдоль берега озера в поисках «рыбного» места. Наконец отыскали песчаную бухточку у низко нависшей ивы.

«Христофор Колумб» бросил здесь якорь. Выражаясь попросту, мы перестали грести и опустили на дно озера веревку с привязанным камнем. Потом тихонько закинули удочки.

Если бы Джюгас сказал мне раньше, что в Щучьем озере так бешено клюют окуни, я бы, конечно, не поверил. Но теперь, когда я еле поспевал надевать на крючок одного кузнечика за другим, оставалось только радоваться такому невиданному чуду. Да, это было настоящее чудо, потому что в Вильнюсе я приносил с реки Нерис всего-навсего тощую плотву. А все-таки хоть окунь и глупая рыба, но постепенно и она становится хитрой. Почуяв каверзу с кузнечиками, окуни перестали клевать.

Солнце теперь только изредка выплывало из потемневших туч. Я снова взялся за весла. «Если мы так часто будем останавливаться, — подумал я, — то не доберемся до моря даже к концу лета».

Джюгас разложил на коленях нарисованную им самим каргу. По этой карте нам нужно было переплыть озеро, на северном его берегу найти исток реки и по реке спуститься до Немана, а с Немана — к Куршской бухте. Тогда добраться до моря — сущий пустяк. Я вытащил из кармана компас, желая отыскать западный берег озера. Правда, это можно было определить и по солнцу, но мне представилась хорошая возможность применить этот замечательный инструмент, которым уже с древнейших времен пользовался всякий заправский мореход.

Стрелка компаса, трепеща, описала полукруг и темным концом повернулась в сторону озера.

— Джюгас! — весело воскликнул я. — Поплывем к острову. Нам все равно по пути, мы не свернем с дороги!

Джюгас без колебаний согласился с моим предложением. Насколько я понимаю, он хотел осмотреть развалины замка. Нечего скрывать — и у меня глаза разгорелись на эти развалины.

Я повернул лодку в сторону острова. Шхуна медленно продвигалась вперед, острым носом поднимая небольшие волны.

Кругом было необычайно тихо. Перед нами расстилалось спокойное темносинее озеро. В нем отражалось небо, которое все больше хмурилось. Если раньше небо было какого-то мутного цвета, с бледножелтыми облаками, то теперь оно быстро менялось у нас на глазах, покрывая потускневшее солнце огромной темносиней тучей. Становилось душно.

«Будет гроза», — подумал я, чувствуя, как тревога начинает мутить мне сердце. Нужно было выбирать, не мешкая: либо плыть к острову, либо поворачивать к берегу. Но, не желая показаться трусом, я решил молчать. Пусть Джюгас тоже испугается и первый предложит возвращаться. А он раскрыл блокнот и, равнодушный ко всему, принялся рисовать тучи.