С адским дымом, с райским садом

Говорить о том же самом,

Что во все иные дни

Говорил — в рыдване тряском,

На пиру ли арзамасском…

Это славно, господа!

Вот достоинство мужчины

Заниматься в день кончины

Тем же делом, что всегда.

…Что-то скажешь, путь итожа?

Вот и я сегодня тоже

Вглядываюсь в эту тьму,

В эту тьму, чернее сажи,

Гари, копоти… ея же

Не избегнуть никому.

Благодарное потомство!

Что вы знаете о том, что

Составляло существо

Безотлучной службы слову

Суть и тайную основу

Мирозданья моего?

Книжные, святые дети,

Мы живем на этом свете

В сфере прожитых времен,

Сублимаций, типизаций,

Призрачных ассоциаций,

Духов, мыслей и имен.

Что ни слово — то цитата.

Как ещё узнаешь брата,

С кем доселе незнаком?

На пути к своим Итакам

Слово ставим неким знаком,

Неким бледным маяком.

Вот Создателя причуда:

Так и жить тебе, покуда

Дни твои не истекли.

На пиру сидим гостями,

Прозу жизни жрем горстями

И цитируем стихи.

Но о нас, о книжных детях,

Много сказано. Для этих

Мы всегда пребудем — те.

Славься, наш духовный предок,

Вымолвивший напоследок:

— Как скучны статьи Кате

Нина! Помнишь ли былое?

Я у прапорщика, воя,

Увольненье добывал,

Поднимал шинельный ворот,

Чистил бляху, мчался в город,

Милый номер набирал.

Помню пункт переговорный.

Там кассиром непроворный

Непременный инвалид.

Сыплет питерская морось,

Мелочь, скатываясь в прорезь,

Миг блаженства мне сулит.

Жалок, тощ недостоверно,

Как смешон я был, наверно,

Пленник черного сукна,

Лысый, бледный первогодок,

Потешающий молодок

У немытого окна!

О, межгород, пытка пыток!

Всяк звонок — себе в убыток:

Сквозь шершавые шумы

Слышу голос твой холодный

Средь промозглой, беспогодной,

Дряблой питерской зимы.

Но о чем я в будке грязной

Говорил с тобой? О разной,

Пестрой, книжной ерунде:

Что припомнил из анналов,

Что из питерских журналов

Было читано и где.

В письмах лагерников старых,

Что слагали там, на нарах,

То поэму, то сонет,

Не отмечен, даже скрыто,

Ужас каторжного быта:

Никаких реалий нет.

Конспираций? Едва ли.

Верно, так они сбегали

В те роскошные сады,

Где среди прозрачных статуй

Невозможен соглядатай

И бесправны все суды.

Так и я, в моем безгласном

Унижении всечасном

Что ни шаг, то невпопад,

Гордость высказать пытаясь,

Говорил с тобой, хватаясь

За соломинки цитат.

Славься, дядя! Ведь недаром

Завещал ты всем Икарам,

Обескрыленным тоской,

Вид единственный побега

Из щелястого ковчега

Жалкой участи людской!

Грустно, Нина! Путь мой скучен.

Сетку ладожских излучин

Закрывает пленка льда.

Ты мне еле отвечала.

Сей элегии начало

Я читал тебе тогда.

Так не будем же, о Муза,

Портить нашего союза,

Вспоминая этот лед,

Эти жалобы и пени.

Как скучны статьи Катени

На! Кто должен — тот поймет.

3.4.1988 — 29.10.1995

Ленинград — Москва.

ПОЭМА ПОВТОРА

Михаилу Веллеру

"Крылья бабочка сложит…" (А. Кушнер)

Он сел в автобус. Впереди

Сидела девочка с собакой.

Он ощутил укол в груди.

Вот так напьешься дряни всякой

Потом мерещится. Но нет:

Все было чересчур похоже

Осенний день, закатный свет,

Она сама… собака тоже…