Наряду с когортой высококлассных специалистов и даже ученых с мировым именем, было много молодых, исключительно талантливых, тех, кому из-за ранних арестов не пришлось еще сказать свое слово в науке, в технике, в организационной деятельности. Не все они находили здесь мало-мальски достойное применение. Большинство попадали на общие работы и там погибали от непосильного, изуверского труда, голода, холода, болезней. Не сразу удалось Побиску приобщиться и научной «шарашке» Норильска. Пришлось побывать и в самом страшном штрафнике — Каларгоне (правда, не как проштрафившемуся, а в качестве заведующего санчастью). На Каларгон отправляли зеков, совершивших лагерное убийство, побег и людоедов (из тех, кого возвращали из побега). К примеру, трое идут в побег, а четвертого прихватывают с собой, как свинью, чтобы было что есть в пути. И до поры эта «свинья» сама идет, да и нести еще кое-что может.
Уникальные способности Побиска обращали на себя внимание не только наших, но и иностранных ученых, оказавшихся в советских концлагерях. Видный немецкий ученый, советник Гитлера по вопросам тяжелой промышленности Борхарт однажды сказал: «Побиск есть очень умный. Если бы он был в Германии, я, не задумываясь, дал бы ему большой институт для реализации его идей». В Норильске Борхарт очутился за отказ от поста министра тяжелой промышленности ГДР. Предложил ему этот пост сам президент Вильгельм Пик! Борхарт тогда заявил, что считал бы это изменой родине. За что и схлопотал «четвертак» (двадцать пять лет лагерей), но почему-то советских... Немцы, которых было здесь довольно много, относились к Борхарту весьма уважительно. При встрече вытягивались по стойке смирно, щелкали отсутствующими в «суррогатках»[24] каблуками и провожали гехаймрата[25] поворотом головы.
Среди норильских зеков было немало людей, обладавших каким-нибудь интересным, а иногда и уникальным качеством. Инженер Давид Малков — автор множества технических идей и изобретений. Он предложил решение, как стабилизировать наклон знаменитой Пизанской башни. Это было совершенно новое, ни на что не похожее решение... Не Пизанская ли башня, находящаяся в Италии, погубила его?.. С Давидом Малковым никто не мог соперничать по отгадыванию кроссвордов, ребусов и самых невероятных головоломок.
Собрание таких талантливых людей, помогало не так уж остро переживать всю лагерную безысходность, бессмысленность постоянного угнетения. Побиск продолжал поддерживать с этими людьми связь и после освобождения. Вместе с академиком Василием Васильевичем Лариным (они познакомились еще в красноярском пересыльном лагере) работали над созданием систем жизнеобеспечения в космосе. Побиску было хорошо известно, как происходило судилище над академиком и какую роль о нем сыграл тогдашний министр здравоохранения Митирев. Перед отъездом на конгресс в Америку Парин согласовал с Митиревым, что можно рассказывать в Штатах, а чего нельзя. В числе разрешенных тем министр назвал работу Клюева и Роскина по лечению рака. Пока Парин был в Америке, вышел указ: «Двадцать пять лет за разглашение государственной тайны». Работа Клюева—Роскина попала в число секретных. Парин возвращается домой, а ему говорят: «Пройдемте!.. Вы разгласили государственную тайну». — «Но я согласовал перечень тем с министром. Он разрешил...» Устроили очную ставку с Митиревым. Тот, не моргнув глазом, заявил: «Ну что вы? Я ему ничего подобного не говорил...» Поверили, конечно, министру. Срок дали академику.
Уже в Москве, через своих норильских коллег, Побиск познакомился с Робертом Людвиговичем Бартини, легендарным авиаконструктором. Роберто Бартини был сыном одной . из богатейших и влиятельных фамилий Италии. Барон, красавец, светлейшая голова. Получил блестящее техническое образование. В ранней молодости увлекся коммунистическим движением, был его активным участником. Оказался замешанным в убийстве австрийского офицера, из-за придирок которого повесили капрала. Позднее принял решение перебраться в Советский Союз. Он тогда еще заявил: «Красные самолеты будут летать быстрее и выше черных» (имелась в виду авиация Гитлера и Муссолини). Первый в мире цельнометаллический самолет сконструировало и выпустило в небо конструкторское бюро Роберта Людвиговича Бартини. А потом пришла пора...
Сначала его приговорили к расстрелу как шпиона. Потом передумали, отправили в лагерь. В конце концов он оказался в «шарашке», в одной компании с Сергеем Павловичем Королевым и выдающимся математиком Юрием Борисовичем Руммером, другими конструкторами и учеными весьма высокого уровня.
Иногда Берия устраивал в «шарашках» банкеты с обильным угощением для ученых зеков. Об одном из них Бартини рассказал Побиску Кузнецову. В застольной беседе возник следующий диалог.
Бартини спросил:
— Лаврентий Павлович почему я здесь? Я же не враг?
Берия ответил:
— Ну какой ты враг? Врагов мы расстреливаем. А как еще вас всех, таких ученых разных профессий, таких умных собрать под одну крышу?.. Как заставить работать всех вместе?.. Вот взлетит твой самолет в небо, и ты сам вылетишь отсюда на свободу.
Он всем здесь говорил «ты».
Излюбленным приемом Берии для решения технических задач был метод всеобщего устрашения. Стало известно, что Япония опередила нас в производстве кобальта, необходимого компонента для получения броневой стали. Состоялось совещание у самого Сталина! Решили в течение года разработать проект и построить новый завод. Контроль за выполнением решения взял на себя Берия. Он собрал руководителей ведомства и сказал:
— Чтобы через три месяца выпуск кобальта был увеличен в десять раз.
Начальник комбината Ивановский, увенчанный многими орденами, заикнулся было о сроке, принятом на совещании у Сталина. Берия прервал его:
— А я сказал: через три месяца — в десять раз!
— Да как же так... — попытался возразить Ивановский.
— Ты что это свой иконостас нацепил? — Берия указал на ордена. — Кобулов, запиши: если через три месяца производство кобальта не будет увеличено в десять раз — расстрелять.
Тогда хотел что-то возразить Логинов, координатор, представлявший науку...
— А ты кто такой, молодой?.. Кобулов, запиши, расстреливать не надо. Пусть десять лет голой жопой морошку в тундре подавит, сразу умнее будет!
Угроза была настолько реальной, что приказ был выполнен. Но мало кто догадывается, какой ценой. И никто нам не расскажет, какими разрушительными последствиями все эти эксперименты обошлись и еще обойдутся. Кобальт кобальтом, броня броней, а потом натужные волевые методы обернулись тупоумием и тотальными разломами страны. Ибо подобные трюки применялись не только в лагере, но и повсеместно, а их результаты — Чернобыль.
После возвращения из заключения Побиск окончил за три с половиной года заочный политехнический институт. Одновременно с дипломным проектом готовил защиту кандидатской диссертации. Тема была значительная. Заместитель директора института вызвал своего снабженца и распорядился обеспечивать все заявки Кузнецова по первому же требованию. Хотел их познакомить, а Побиск говорит:
— Не надо. Мы старые знакомые. (Полковник госбезопасности Сарычев был «кумом» Норильского горлага и обещал сгноить Кузнецова в штрафном изоляторе.) Из кабинета вышли вместе. Обалдевший Сарычев поинтересовался:
— Откуда у вас орден Красной Звезды?
— Вернули после реабилитации, — ответил Побиск. — А ношу, чтобы не задавали лишних вопросов.
Это обескуражило бывшего полковника и сильно огорчило.. Вскоре он повесился. Возможно, на почве хронического алкоголизма, а может быть, потому, что пришлось обслуживать бывшего зека. Но скорее всего, побоялся, что призовут к ответу по совокупность всех и всяческих его собственных безобразий.
Среди малозаметных с виду личностей лагеря нельзя не вспомнить об одном дневальном-уборщике в конторе промзоны Некоторые подробности о нем дошли до меня уже после его загадочного исчезновения. Знаком с ним я не был и видел всего раза два или три. В нем были какая-то подчеркнутая замкнутость. Молчаливость, почти граничащая с немотой. Среднего роста, коренастый, с волевым лицом, никогда не улыбался. Взгляд предельно внимательный, даже цепкий.