…В середине июля налеты авиации противника стали наиболее интенсивными. Японцы готовились к общему наступлению на Ухань. Теперь они бомбили не только аэродромы, но и железнодорожные станции, промышленные предприятия и порто вые сооружения города.

12 июля особенно жестокой бомбардировке подвергся Учап. В Ухане (Учан, Ханькоу, Ханьяп) уже с утра была объявлена тревога. Военизированные подразделения и полицейские заняли свои места за мешками с песком, возвышавшимися в виде брустверов по углам кварталов, особенно в сеттльментах. Специальных бомбоубежищ не было, поэтому жители спасались кто как мог: прятались в подвалах, подъездах зданий, в канавах и рыт винах, толпами бежали к набережной, создавая невероятную сутолоку.

В тот день, как и всегда, технический состав своевременно подготовил самолеты для выхода из-под удара. На штоке взвился красный флаг — сигнал к запуску моторов. Самолеты СБ ушли в зону ожидания. Истребители поднялись в воздух для встречи противника. Аэродром опустел. Японцы тремя девятками нагрянули на Учан. Они шли плотным строем, прорываясь сквозь разрывы зениток, и успели обрушить смертоносный груз на город. Была стерта с лица земли прибрежная часть города с пристанями, складами. Набережная была устлана телами убитых и раненых детей, женщин, стариков. По Янцзы плыли трупы и разбитые джонки.

12 августа 1938 г. В этот день наша авиагруппа понесла тяжелые потери. Было сбито пять самолетов СБ, в том числе эки паж летчика В. В. Бопдаренко со штурманом И. Раковым и стрелком П. Давыдовым. В горящих комбинезонах они покинули самолет. Обгоревший летчик и раненый штурман остались живы. П. Давыдова нашли на берегу озера. Верхняя часть туловища обгорела. В наколенных карманах мехового комбинезона китайцы обнаружили пистолет, деньги, записную книжку, в которой находилась фотография техника В. Камонина, подаренная Давыдову накануне. Все это было доставлено в штаб авиагруппы с просьбой переслать родным.

На могиле у деревни Цзиапь в пров. Цзяпси китайцы соорудили памятник, на котором поместили фотографию… Камонина, приняв его за погибшего стрелка Давыдова. Вот так и был увековечен на могильном камне Виктор Камонин. А он и по сей день в добром здравии шагает по Москве.

Хотя служба оповещения в общем была налажена неплохо, но бывало и так: дежурный-китаец надрывно кричал «тимбо», когда бомбы уже свистели над головой. Вот и на этот раз сброшенная с пикирования бомба разорвалась в 30 м от капонира, когда я устранял боевые повреждения. Сам уцелел, по мотор был выведен из строя. Самолет пришлось отбуксировать в дальний капонир.

Возможно, службы ВНОС ослабили внимание, так как аэродром из-за близости фронта использовался в основном для под скока, и все самолеты СБ, за исключением неисправных, перебазировались в Хэнъян. Поэтому на следующий день повторилось то же самое. На этот раз в капонире работал Иван Мачуха. Он подготовил было мотор к съемке, но на бреющем полете появились японские истребители. Они прострочили по фанерным макетам, с высоты принятым за действительные самолеты. Ведущий покачиванием с крыла на крыло дал команду прекратить штурм и возвращаться на свою базу, а сам, обнаружив в капонире СБ, набрал высоту для сброса бомбы с пикирования. Вот он опустил нос. Иван хотел подпустить японский самолет поближе, но инстинкт сработал слишком рано. Длинная очередь рас колола тишину раннего утра. Японец отвернул вправо и покинул аэродром невредимым. В то же мгновение Иван услышал нарастающий свист, но податься уже было некуда. Бомба взорвалась за капониром в рисовой делянке.

Иной раз отбой воздушной тревоги давали слишком рано, как это было в Хэньяне 18 августа 1938 г., в День авиации, когда японцы разрушили половину города и аэродромные по стройки. Увидев на флагштоке сигнальный «флаг отбоя», техник Камонин покинул бомбоубежище, чтобы продолжать ремонт самолета в дальнем углу аэродрома. Он был на полдороге к самолету, когда услышал свист бомб. Оглушительные взрывы спереди и сзади бросили его в жижу рисового поля. Встряхнувшись и очистив бороду от грязи, с присущим ему оптимизмом он за метил:

— Ну как? Нравлюсь я вам в таком респектабельном виде? А?

…В середине осени 1938 г. линия фронта проходила в 10–15 км от Ханькоу. В результате интенсивных боевых действий и неизбежных при этом потерь ощущался недостаток в самолетах, появились «безлошадные» техники. Ничто так тяжело не давило на душу, как чувство «одиночества», когда не имеешь «своего самолета, работаешь на подхвате. Конечно, такой «одиночка» старался изо всех сил помогать товарищам. Но; все это не то! '

Что делать? Собрались на «профсоюзное» собрание. (Парторгом был штурман Кипа, комсоргом В. Камонин.) Стали думать, прикидывать. А нельзя ли использовать на полную силу ремонтные мастерские? Они были размещены под трибунами ипподрома, рядом с основным аэродромом. Что и как там ремонтировали китайцы — неизвестно. Знали и видели, что на ипподром свозили подбитые самолеты разных марок, в том числе СБ. Все это лежало навалом под открытым небом.

Вот тут и придумал Н. М. Любомудров должность «ведущего». Он возводил «безлошадного» техника в эту должность и поручал ему ввести в строй подбитый самолет от начала до конца. Это внесло оживление. Люди работали ночами, не покидая ремонтные мастерские. Было это так. Ведущему сообщали номер самолета. По этому номеру он разгребал металлолом в поисках фюзеляжа, значившегося под этим номером. К фюзеляжу подбирал подходящие крылья, ставил моторы, а затем ремонтировал, проверял, регулировал всю внутреннюю начинку от головы до хвоста. Сняв крылья, самолет ночью перекатывали на руках в капонир, где с помощью китайцев снова собирали при свете карманных фонарей. Одним словом, дело пошло на лад, и категория «безлошадных» была ликвидирована.

Инженер нашей авиагруппы II. М. Любомудров был авторитетным руководителем, обладавшим большим практическим опытом. Фамилию свою он оправдывал — мудрый был в нашем деле человек. Все покажет, все расскажет, везде наведет порядок. Он не знал усталости. Уму непостижимо, как он мог всюду успевать?

…На этот раз отремонтированный самолет перегонял в Хэньян командир авиагруппы С. В. Слюсарев.

— Ну как аэроплан? — спросил он.

— Работает нормально.

— Садись. Полетим бреющим.

— Сидор Васильевич, надо бы опробовать над аэродромом.

При испытании самолет недодавал 20 км в час. Оно и попят но: «сборная солянка». Но все же это была боевая единица. Этот трудный перелет проходил в сплошной ливень, вблизи линии фронта. Мы шли низко, над рекой, почти касаясь воды. Казалось, не долетим. И все-таки Сидор Васильевич сумел благополучно приземлиться.

…Часто к нам в гости прилетали из Наньчана летчики-истребители на «ласточках» и «чижах». Они подолгу задерживались на аэродроме для совместной работы. Жили мы дружной семьей, объединенные думами о Родине, о наших родных и близких и не было той силы, которая смогла бы разрушить наш монолитный, сплоченный коллектив.

Истребители располагались в шахматном порядке вблизи командного пункта. Многих летчиков я знал лично, например командира эскадрильи Александра Илларионовича Лысункина, который рассказывал мне много эпизодов из своей боевой практики. О гибели этого бесстрашного летчика на китайской земле скорбели все советские добровольцы[56]. Запомнился красавец Евгений Орлов. Они вместе с Лысункиным считались асами ночных полетов.

Из сослуживцев по академической авиабригаде самоотверженно работали техники Н. Мурзиков, Левин, А. Рулев, Смета-нин, А. Скородумов. Однажды Сметанин под разрывами бомб сумел заправить самолет И-16 горючим и выпустить его в воз дух, за что был награжден орденом боевого Красного Знамени. Из авиабригады в небе Китая воевал летчик Петр Филиппов, павший смертью храбрых под Ханькоу в августе 1938 г. Тогда в воздушном бою участвовало с обеих сторон более 160 истребите лей при троекратном превосходстве японцев. В этом же бою по гиб наш общий любимец летчик-истребитель Ванюша Гуров. Это был среднего роста молодой человек с белесыми кудряшка ми, точь-в-точь «братец Иванушка» из детской сказки. Он ни когда не унывал, всегда был весел, общителен — словом, парень-душа нараспашку. Как-то его спросил