— Нужно всё-таки опять с Тропилло договариваться, — сказал Витька. — Давай этим займёмся.

— Ну, хорошо, — согласился я, — с Тропилло мы договоримся. Тогда тебе срочно нужно начинать с нами репетировать — с Максом и Юркой.

— Нет, я думаю, что мы снова всё сделаем с «Аквариумом». Это профессионалы, они сделают всё, как надо. Наши ребята ещё не готовы. Новый альбом должен быть по музыке безупречным — они этого сделать не смогут.

— Нет, я не согласен, — сказал я. — В таком случае нужно подождать, пока Юрка с Максом всё отточат — мы должны этот альбом делать своим составом.

— Не надо меня учить, как мне делать мой альбом.

— Витя, если это твой альбом, делай его, пожалуйста, как хочешь. А если это альбом «Кино», то это должно быть «Кино».

— Лёша, если у тебя такое настроение, то ведь я могу записать мой альбом и без твоей помощи.

— Пожалуйста, — сказал я и повесил трубку.

Больше мы с Витькой не созванивались никогда. «Мы странно встретились и странно расстаёмся…». Дурацкий спор вдруг стал причиной совершенно дикого разрыва — группа «Кино» перестала существовать. Это было как-то странно — совершенно, казалось бы, на пустом месте — ну, повздорили, ну, помирились… Но мы не вздорили и, соответственно, не мирились. Я чувствовал, что напряжение внутри «Кино» в последние месяцы росло — и вот, прорвалось…

Я заезжал иногда к Каспаряну — Витька ему тоже не звонил, мы поигрывали немного, а потом я перенёс свою музыкальную деятельность в Москву — стал ездить туда каждую неделю и играть дуэтом с Серёжкой Рыженко. С Юркой, естественно, я видеться тоже перестал.

Однажды, месяца два спустя, я встретил его случайно на улице и узнал, что Витька позвонил ему и предложил поиграть. Ну, в добрый час…

Глава 12

Саша Старцев (Саша-с-Кримами) нетвёрдыми шагами бродил по вытоптанной и неровно засыпанной гравием полянке, чудом оставшейся незастроенной и спрятавшейся среди серых пятиэтажных домов, стоящих ровными рядами за белой стеной универмага «Московский». В руках у Саши была ракетка для бадминтона и волан, и он чертил и чертил на земле носком кроссовки линии, которые, вероятно, казались ему прямыми. Я и Валерка Кириллов сидели поблизости на зелёной травке, рано пробившейся этой весной и маленькими островками разбросанной по полянке. Мы курили и молча смотрели на Старцева и Липницкого, размахивающего второй ракеткой и пытающегося вспомнить приёмы затейливой игры.

Мы собрались сегодня у Старцева — Б.Г., Липницкий, Майк с Кирилловым, давно уже ставшем барабанщиком «Зоопарка», и я. Уходящий в прошлое «Аквариум», осколок старого «Кино» и с трудом просыпающийся от многолетнего летаргического сна «Зоопарк».

Апрель в этом году оказался на удивление и радость всем нам тёплым и солнечным, и это было здорово. И было здорово то, что мы собрались опять все вместе, и на столе, несмотря на трудное, в общем, время, было мясо и была зелень и помидоры, и водка, и сухое вино в трехлитровых банках. Последние яства, правда, не пользовались уже такой тотальной популярностью, как прежде — я уже давно не пью, Борис тоже не пьёт — он за рулём. Обучает его соблюдать правила дорожного движения Вовка Дьяконов — тот, что был когда-то арестован за два пальто — помните? Пьющие ещё друзья поднимают тосты за встречу, за друзей, за то, за сё… Старцев и Липницкий собрали нас сегодня как бы по делу — они собираются издавать журнал и пишут кннгу. Журнал о роке и книгу о рокерах. И это тоже здорово — журнал про нашу жизнь и книга про нас. А сегодня ведь Пасха! И мы, похристосовавшись, сидим за столом и, как всегда, совершенно не занимаемся делом, из-за которого собрались. Мы вспоминаем дела десятилетней давности, всякие весёлые истории, из которых, кажется, только и состоит наша жизнь. Да, неприятности как-то стёрлись и ушли, а кайф, который был и есть в нашей жизни, — он здесь. Майк имеет несколько помятый вид — вчера была десятилетняя годовщина его свадьбы с Натальей. Десять лет назад мы беспредельничали на этой свадьбе, которая пела и плясала в огромной квартире идущего на капитальный ремонт расселённого дома. Эту квартиру за символическую, даже по тем временам, плату, снимал наш хороший приятель, гитарист и поэт-бессребреник, любитель Фолкнера и розового портвейна, Паша Крусанов — теперь ведущий редактор и реальный хозяин модного и солидного книжного издательства «Васильевский остров».

Липницкий зовёт меня к себе на дачу под Москвой — отдохнуть, подышать свежим воздухом и поиграть на хороших гитарах — трофеях гастрольной деятельности «Звуков Му». Сашка уже не играет на басу в этом знаменитом коллективе, да и, кажется, никто уже там не играет, кроме самого Петра (он же болгарин Побелка Потолков, он же татарин Рулон Обоев — это псевдонимы Петра начала восьмидесятых). Я с радостью принимаю приглашение, и мы договариваемся вместе встретить древний языческий праздник — Первое мая.

Старцев всё пытается перевести разговор в русло литературы — поговорить о будущей книге и будущем журнале. Саша-с-Кримами уже десять лет издаёт рукописный «Рокси» и наконец-то, вроде бы, получил возможность напечатать журнал типографским способом. Ряды «Кримов» и Клэптонов на полках Сашиной квартиры заметно поредели — комната забита теперь папками с сотнями машинописных листов интервью, статей и обзоров рок-жизни нашей страны, на самом видном месте стоит огромная пишущая машинка, к которой Саша иногда машинально поворачивается и тянет руки к клавишам, а потом спохватывается и хватается смущённо за банку с вином и наливает гостям мутный жёлтый напиток.

Пока друзья смакуют сухое, мы с Борисом выходим на кухню покурить и поговорить — мы очень давно не встречались. Борис, слава Богу, вернулся из Англий и Америк и занимается записью новых песен на своей уже студии.

— Как ты живёшь? — спрашивает он меня.

Я говорю, что хотел бы совсем с музыкой завязать, но ничего не выходит. Вроде бы удалось уже, но вот, в Нью-Йорке, в блюзовом каком-то кабаке, поиграл двадцать минут на классном фэндере с тамошними музыкантами и этих двадцати минут мне хватило для того, чтобы снова перевернуть свою жизнь. Можно бросить пить, можно даже отказаться от никотина, но если человек играл на сцене рок-н-ролл, то, как бы он потом ни вертелся, обязательно вернётся к этому.

— Да, — говорит Борис, — вот и Сева Гаккель, тоже…

Да, Сева тоже одно время предпочитал рок-н-роллу большой теннис, а на последнем рок-фестивале смотрю на сцену — ба! Сева с Ляпиным такое творят, как десять лет назад… Все мы, короче говоря, остались такими же безумцами и сколько ни махай ракеткой и не изображай из себя «волну» как я, сменивши было рок на пантомиму, стоит услышать: «Сатисфэкшн» или «Твист энд шаут» — и всё снова летит к чёрту. Или — к Богу?…

Борис вскоре покидает нас — как всегда — дела, запись, снова запись. Майк уезжает с ним — к жене, а Старцев, допив сухое, вдруг начинает назойливо предлагать пойти поиграть в бадминтон, несмотря на то, что два главных игрока — он и Липницкий изрядно нетрезвы, мы с Кирилловым играть не хотим, а на улице дует сильный ветер. Ему всё-таки удаётся уговорить нас, и мы идём на полянку.

Пока немолодые и нетрезвые спортсмены готовятся к поединку, мы с Кирилловым закуриваем и он начинает вспоминать нашу запись в Малом драматическом. И я вспоминаю ту музыку, тот драйв и кайф, то веселье, те концерты. И, что радует, этот драйв и эти концерты, настоящие рок-концерты не закончились и теперь, когда, кажется, с головой захлестнула страну мутная вонючая река безвкусного и бездарного попса. Это только совсем молодым и глупым девчонкам кажется, что пахнет эта река дорогими духами и мужской силой, а я-то знаю, чую настоящий запах — запах ведомостей и договоров, директоров и администраторов, бухгалтерских холодных пальцев и малюсеньких потных мозгов советских композиторов и поэтов-песенников, запах лицемерия и лжи.