— Все, все, все, — донесся до него голос Вавилова. — Разговор окончен. Валерий Сергеевич, займись с ними.

— Но, Владимир Владимирович, мы же вам не до конца рассказали…

— Все дальнейшие переговоры с господином Якуниным. Все, все, до свидания.

Вавилов повернул голову, осматривая приемную, и заметил Шурика.

— О! — воскликнул Владимир Владимирович. Рябому показалось, что радость в этом возгласе была вполне искренняя. — Кого я вижу! Ты чего тут сидишь?

— Да вот, — Шурик кивнул на секретаршу, — приказано ждать, пока ты освободишься. Пока время найдешь для старого кореша…

Вавилов погрозил секретарше пальцем:

— Эх, Юля, Юля… Перестраховщица ты.

— Извините, Владимир Владимирович, — быстро ответила секретарша. — Я не знала, что…

— Ничего, ничего, все в порядке, — вмешался Шурик. — У меня время есть.

— Юлечка, чаю нам сделай. И закусить, — сказал Вавилов, беря Рябого под локоток и увлекая в кабинет.

— Ну, здорово, старый! — Когда дверь, отделяющая резиденцию Вавилова от всего остального мира, мягко захлопнулась, он обнял питерского дружка, прижал к своей широкой груди, похлопал по спине. — Как сам-то?

— Нормально, — ответил Шурик. — А ты, я смотрю, совсем зашиваешься?

— Да ладно, работа идет, все нормально… Дел, Шурик, до черта, если честно. Сами ничего не могут, приходится мне в каждую дыру лезть. С каждой ерундой ко мне бегут — Владимир Владимирович, рассуди, царь, рассуди, блядь, государь… Устаю, Шурик.

— Что же команду себе не соберешь толковую?

— Команду? Не соберу. Не хочу.

— Сам работаешь? Один? Без ансамбля?

— Точно так. А твои-то как дела? Чем занимаешься?

— Ты чего, Вова? Не знаешь, чем я занимаюсь?

— Ну, я имею в виду, все с «Нордом»? С Гольцманом то есть?

— С ним.

— И как успехи?

— Успешно.

Шурик смотрел на старого знакомого и думал — придуривается тот или на самом деле так замотан своими проектами, что не ведает о происходящем за пределами Москвы. Да нет, не может быть. Только интересно, знает ли он о Шурике столько же, сколько Шурик о нем?

Вавилов уселся на диван и пригласил Рябого присоединиться к нему. Юля, бесшумно появившаяся в кабинете, уже поставила на круглый деревянный столик, покрытый затейливой резьбой, поднос с чайными чашками, бутербродами, шоколадными конфетами, дольками лимона, сахарницей.

— Хорошо ты тут обосновался. Крепко, — сказал Рябой. — Я, вообще-то, по делу к тебе.

— Да уж догадываюсь. В наши годы, Рябой, без дела уже редко кто заходит. А жаль, скажи? Раньше-то просто — общались в свое удовольствие. А теперь даже ты — только по делу. Раз в пять лет. Ну, говори, что там у тебя случилось. Помощь нужна?

— Да нет, нас от бед бог миловал.

— Тогда давай по делу.

— По делу… Дело-то выеденного яйца не стоит.

— Ну не тяни, не тяни. Времени мало. — Вавилов взглянул на часы. — Если хочешь, кстати, сегодня вечерком можно встретиться. Посидим, покушаем. Поговорим обо всем, что там у тебя. Я, знаешь, к Кудрявцеву собираюсь, в «Перспективу». Не был там еще?

— Был, отчего же.

— Ну да ты везде был. Странный вопрос. Конечно. Я и забыл, что это твоя специфика — все самому просекать.

— На том стоим.

— Так что, поедешь? Мне надо с Романом встретиться. Так получается, что мы с ним большей частью заочно дела ведем. А у него все-таки мои артисты работают. Надо побеседовать. Ты-то его знаешь?

— Отлично знаю. Сто лет уже как.

— Так давай! Вина попьем, отдохнем… А?

— Нет, занят я, Володя. Слушай, я ведь насчет артистов как раз. Дело на пять минут.

— Ну, говори. Не тяни за яйца…

— Мы тут через месяц-другой один фест делаем в Питере…

— Фестиваль? Почему не знаю?

— Вот и узнал. Короче, дашь артистов своих? Мне нужны несколько имен, которые с тобой на контракте. С гонорарами, сам знаешь, я не кидаю, все в предоплате.

— Господи, да о чем ты говоришь! Гонорары… Что за фестиваль-то?

— Памяти Лекова. Тоже мой дружок был, между прочим. Для меня это как бы дело чести такой концерт сделать.

— Ладно, ладно. Ты мне про честь и совесть тут не заливай. Знаю я все про честь и совесть. Нет, Шурик, не могу. И тебе не советую этим заниматься. Попадешь в глупое положение.

— Почему? — Рябой наивно поднял брови.

— Мой тебе совет, — не ответив на вопрос, продолжал Вавилов. — Если ты еще не начал кампанию, ну, рекламу там и все такое, снимай свой фестиваль нахрен. Мы этой темой занимаемся, у нас ровно через два месяца будет презентация. Масштаб — сам можешь себе представить. «Лужники» заряжаем. Со всеми прибамбасами. Все звезды будут. Такой, знаешь, молодежный праздник. Игры, шутки, шарады. Как летом «Московский комсомолец» делает. Вот и мы на свой лад расстараемся. У нас диск выходит, даже два. Один — ремиксы на песни этого Лекова, какие-то его домашние записи… Московские концерты, что ли, нашли… Один деятель объявился, принес кассету, сейчас в студии сидит, заканчивает работу. И второй — все наши звезды поют его песни. Ну, старые. Все это уже на выходе. Мы уже кучу бабок вбухали в проект, так что, Шура, не советую. Артистов я тебе, конечно, не дам. Если на что другое — пожалуйста, можно разговаривать. А на это — что же, я себе концерт ломать буду? Не могу, Шура, извини. Лучше ты к нам своих подтягивай. Хотя у меня половина твоих уже тоже куплена… Молодежь ваша питерская к нам бежит.

— Это я знаю, — печально покачал головой Рябой. — Это нам известно.

— Ну, тем более. Все, сняли тему? — спросил Вавилов и улыбнулся. — Да не расстраивайся ты так, Александр Михайлович! Что ты? На тебе лица прямо нет.

— На мне уже давно лица нет, — ответил Рябой. — Ни прямо, ни криво. Извини…

У Шурика в кармане запиликал мобильник. Рябой вытащил его, поднес к уху, и Вавилова поразило, с какой скоростью изменилось выражение лица питерского гостя. Шурик мгновенно побледнел, уголки губ опустились вниз, глаза прищурились.

За долгие годы жизни в отечественном бизнесе Вавилов развил в себе интуицию и полагался на нее больше, чем на советы квалифицированных консультантов. Проснулась она и сейчас. Глядя на Шурика, Вавилов понял, что неприятное известие — а другого с таким лицом выслушивать нельзя — касается и его, сейчас Рябой отключит трубку и ошарашит какой-нибудь гадостью.