Поразительно, но и в этих, казалось бы, безнадежных условиях солдаты СС и вермахта проявили себя с самой лучшей стороны, задержав прилив союзного наступления почти на два с половиной месяца. При этом само немецкое командование не особо-то и верило, что сможет удержать врага. Как сообщает историк П. Пэдфилд, когда 9 июля нового командующего Западным фронтом фельдмаршала Гюнтера фон Клюге спросили, как долго еще сможет продержаться фронт, он ответил: «Максимум две-три недели, затем следует ожидать прорыва. Нам нечего противопоставить врагу»[75]. Здесь фельдмаршал заблуждался. Он явно недооценивал своих солдат, которые сумели продержаться в два раза дольше. По данным историков К. Бишопа и А. Уорнера, союзное командование даже боялось повторения в Нормандии сценария Анцио в Италии: высадившийся там союзный десант был без особых усилий блокирован немцами[76]. В результате вместо ожидавшегося крупного прорыва союзники получили в районе Анцио бессмысленные тяжелые бои и понесли большие потери. Однако в Нормандии англо-американцы слишком многое поставили на карту, ресурсы их были неистощимы, а силы и средства вермахта — ограничены. Сражение на истощение Германия, с ее скудными ресурсами, выиграть не могла.

Битва в Арнеме также не является показательной для характеристики боевых успехов войск СС. Это, по сути, ограниченное столкновение больше свелось к ведению локальных боевых действий в городских и сельских условиях. Да и силы эсэсовцев, вопреки распространенному мнению, здесь были весьма скудными. Не две танковые дивизии, как пишется практически во всех исторических работах, а только их остатки, да и то одна из них — в стадии переформирования. В дальнейшем основу немецких войск, участвующих в сражении, составляли сборные боевые группы из представителей разных родов войск, большей частью — из тыловых служб. Более-менее организованные, крупные кадровые части вермахта подошли только к концу сражения. Годы спустя после сражения штандартенфюрер СС Вальтер Харцер написал: «Я горжусь этой немецкой победой, потому что она была достигнута не регулярными частями… а людьми, которые не были обучены как пехота и фактически не подходили для уличной борьбы». И напротив, немцам противостояли отборные, элитарные войска Великобритании и США. Важнейшую роль в провале операции сыграла и организация обороны немцев. Послевоенные учебники для британской армии рекомендовали, что «действия II танкового корпуса СС в этой критической ситуации должны изучаться в штабах»[77]. Немцы сориентировались очень быстро. Как гласила радиограмма, отправленная Вильгельмом Биттрихом Гитлеру, «не успели англичане коснуться земли, как мы были готовы их разгромить»[78].

Более-менее маневренный характер боевые действия эсэсовцев на Западном фронте приобрели во время Арденнского наступления. Можно даже сказать, что это был классический танковый прорыв. Правда, здесь им тоже не удалось достичь больших успехов. Главными причинами этого стали танконедоступная местность в сочетании с плохой погодой, нехватка горючего, неспособность обеспечить фланги и ограниченность немецких сил и средств[79].

Констатируем, что некоторые параллели с Восточным фронтом наблюдаются в практике введения частей войск СС в бой. Особенно это касается сражения в Нормандии. Как зачастую и на Востоке, немецкое командование бросало эсэсовцев в бой по частям, по мере прибытия подразделений дивизий на фронт, вместо того чтобы дождаться прибытия всего соединения. Можно сказать, что и здесь их использовали в качестве пожарных команд для «горящих» участков фронта.

Была и другая особенность ведения боевых действий на Западе, существенно отличающаяся от того положения, которое сложил ось на советско-германском фронте. Речь идет о взаимоотношении солдат противоборствующих сторон. В своем первом боевом столкновении с американцами в Нормандии штандартеноберюнкер СС Фриц Ланганке стал свидетелем экстраординарной для него, ветерана Восточного фронта, картины. Двигаясь в бой на своей «Пантере», он выехал на узкую улочку нормандской деревушки сразу же после мощной бомбардировки. Дома лежали в развалинах, горели машины, и тем не менее немецкие и американские пехотинцы стояли лицом к лицу. Но никто не стрелял. На линии фронта суетились санитары с обеих сторон, эвакуируя раненых и убирая убитых. Для Ланганке это стало первым намеком на то, что война на Западе будет отличаться от того, что было на Востоке. «В России мы бы немедленно проехали по ним (раненым. — Р. П.)», — сказал он после войны[80]. Другим примером подобного рода является забота командования 11 танкового корпуса СС вообще и начальника санитарной службы 9-й дивизии СС «Гогенштауфен» штурмбаннфюрера СС Эгона Скалки, в частности, о попавших в немецкий плен раненых союзных десантниках. Кроме этого в период сражения за Арнем был отмечено еще несколько подобных случаев. Впрочем, ради объективности нужно признать, что случаи гуманного отношения к неприятелю отмечались с обеих сторон и на советско-германском фронте, а на Западе соперники подчас были жестоки к беззащитному противнику.

Таким образом, можно сделать вывод, что характер боевых действий на Западном и Восточном фронтах существенно отличался друг от друга. Отличалось и отношение к войне солдат армий противников Германии. Если для советского солдата это была священная война, то для американцев и англичан это было большей частью «спортивным состязанием». Поэтому некорректным являются утверждения некоторых авторов, что эсэсовцы, мол, хуже показали себя на Западе по сравнению с Востоком. Война на этих фронтах велась совершенно в различных условиях, в зависимости от противостоящего эсэсовцам противника и его тактики.

Вообще же, любое сравнение Западного и Восточного фронтов в принципе является довольно бессмысленным занятием, хотя бы потому, что армии, противостоящие вермахту на этих фронтах, хотя и обладали полным людским и материальным превосходством, однако исповедовали совершенно различную военную доктрину, что отражалось на тактике и характере боевых действий.

Имели ли войска СС приоритеты в снабжении вооружением?

Интересующимся историей Второй мировой войны часто приходится слышать сетования ветеранов вермахта и прислушивающихся к ним историков о том, что войска СС получали лучшее вооружение и имели приоритет в общем снабжении, в отличие от дивизий сухопутных сил. Однако анализ показывает, что такое утверждение верно только отчасти. Здесь следует сказать, что в большинстве армий стран — участниц Второй мировой войны различные подразделения получали вооружение в соответствии с предполагаемыми боевыми задачами и своей боевой репутацией. Особенно это было характерно для Германии, чья промышленность не могла в равной мере насытить все дивизии необходимым количеством техники и вооружений, и поэтому командованию часто приходилось лавировать, чтобы усилить «ударные» части (на которые возлагались наиболее ответственные задачи), часто за счет недодачи чего-то «обычным» дивизиям.

В начальный период части усиления СС формировались как элитные войска и были полностью моторизованы. Кроме этого, дивизии СС имели по три пехотных полка (вместо двух в армейской моторизованной дивизии), а артиллерийские полки имели по четыре артиллерийских дивизиона, в то время к обычная армейская дивизия — три. Однако подобный принцип не был руководящим: например, дивизия СС «Тотенкопф» испытывала большие трудности с оснащением вооружением, а полицейскую дивизию СС вообще формировали по принципу обычной дивизии сухопутных сил, с артиллерией на конной тяге и гужевым транспортом. Дальше — больше. Сформированная в это же время 7-я горная дивизия СС «Принц Евгений» была вооружена в основном трофейным оружием, главным образом из захваченных французских и югославских арсеналов. При этом в сравнении с армейскими горными дивизиями, или даже с горной дивизией СС «Норд», «Принц Евгений» была экипирована гораздо хуже.