- Мы провели все обследования. Функциональность речевых отделов головного мозга не нарушена, у него всё в порядке и, с физиологической точки зрения, он может разговаривать. Но, видимо, это как-то связано с блокировкой его памяти. Такое бывает в мировой практике, но очень редко. Я уверена, что его мозг не даёт этим воспоминаниям всплыть в его памяти. С этим же связано и то, что он не говорит, и то, что не улыбается.

- Оль, у него есть шансы заговорить? Или вспомнить?

- Макс, - Ольга очень пристально посмотрела на мужчину, - а ты уверен, что ему лучше вспомнить?

Макс отвёл взгляд:

- Не думаю... Скажи мне, а речь сможет восстановиться сама по себе? Без памяти?

- Всё может быть, Макс, - ответила Ольга, - может быть, какой-то толчок, событие смогут помочь ему в этом. А может быть, он сам по себе заговорит. Это как в случае с аутизмом, никогда не знаешь, что и как повлияет. Перед тобой теперь огромная ответственность, ты это понимаешь?

- Понимаю, - Максим тяжело вздохнул, - я сделаю всё возможное, что от меня зависит и невозможное тоже.

- Уж постарайся. Я тебе дам телефоны моего коллеги в вашем городе, обращайся по любому поводу, вдруг какая-то экстремальная ситуация или его реакция, вдруг ты растеряешься и не будешь знать, что делать, - она пишет на листочке телефонный номер и имя нашего местного светила психиатрии.

Макс взял в руки листочек. Под номером телефона было выведено крупным почерком Ольги: Раскольский Вениамин Сергеевич.

- Прилетите, пусть пару дней отдохнёт, адаптируется, а потом обязательно отведи его к Раскольскому, пусть понаблюдает его. Все выписки я тебе дам, - она поднялась из-за стола.

Максим пожал протянутую ему руку, забирая бумаги:

- Спасибо тебе, Оля.

- Через полгода тебе нужно будет показать Никиту профессору этой клиники, который собирал ему кисти рук, заодно заглянете ко мне. И если к тому времени Ники сможет хотя бы улыбнуться, я буду считать, что не зря занимаю своё место.

- Оль, мы будем стараться.

- Знаешь, за всё это время парень стал мне как сын, поэтому я прошу тебя: береги его. Пообещай мне.

- Я обещаю.

- Вот и хорошо, - она смахнула рукой невольную слезинку, - иди к нему, он с самого утра тебя ждёт.

Макс вышел из кабинета и быстрым шагом пошёл, почти побежал, по коридору в сторону палаты, где его ждал Никита. Тихонько приоткрыв дверь, Макс остановился на пороге, любуясь парнишкой. Тот сидел на кровати, положив локти на подоконник и глядя в окно. «Как потерявшаяся собачка, ждущая хозяина», - пронеслось в голове у Максима.

Волосы у парня отросли почти до плеч, острые лопатки явно проступали под тонким свитерком, он похудел и выглядел измученным, но от того не менее красивым.

- Ники, - тихонько позвал Макс.

Никита обернулся. При виде Макса его глаза засветились, он встал и подошел, остановившись где-то в метре, не решаясь приблизиться. Макс уверенно сделал шаг к нему и заключил парнишку в свои объятия.

- Поехали домой, Ники, - говорил он, гладя паренька по спине и волосам, - поехали, малыш, всё будет хорошо. Ты же мне доверяешь?

С этими словами он заглянул мальчишке в глаза. Тот посмотрел пронзительным, сияющим взглядом, а затем медленно кивнул в знак согласия.

- Я обещаю тебе: я никогда не обижу тебя, никогда не сделаю тебе больно, - Максим бережно прижал к себе парня, подумав про себя: «Если ты, конечно, сам не захочешь, и не попросишь меня, чтобы я сделал это».

Никита, прижимаясь к сильному и мускулистому телу Макса, прикрыл глаза. Его губы дрогнули в некоем подобии улыбки, а в голове появилась неожиданная для него самого мысль: «А если я захочу, чтобы ты сделал мне больно?»