В отличие от Яманы, Тагучи был человеком состоятельным, сыном богатого землевладельца в пустынном холодном, лишенном растительности районе Абасири на севере Хоккайдо. Несмотря на свое прошлое активного коммуниста и тюремное заключение, он бьш энергичным предпринимателем, участвовавшим во многих рискованных предприятиях, таких, как торфоразработки в Маньчжурии и лесозаготовки на Хоккайдо.

Тагучи снабжал Мияги информацией о военных приготовлениях в Маньчжурии летом 1940 года. Однако большую часть его информации можно было отнести к 1941 году, когда, по данным Токко, «он шпионил за военными приготовлениями на Сахалине и Хоккайдо». На момент своего ареста, 29 октября 1941 года, Тагучи проживал в районе Йотсуйя, в Токио, и в протоколах его занятие названо «торговец канатными материалами». Бизнес, однако, часто загонял его на Хоккайдо и Сахалин. После начала русско-германской войны Мияги стал встречаться с Та-гучи, по крайней, мере дважды в месяц, а иногда и чаще. Это предполагает, что информацию, сообщаемую им, ни в коем случае нельзя было назвать незначительной или вообще не принимать в расчет. Зорге, который о Тагучи знал лишь как о «человеке с Хоккайдо», утверждал, что последний «поставлял очень подробную информацию».

Единственный из группы Мияги, кто лично был знаком с Зорге, это Коширо Йошинобу, с которым Мияги познакомился в конце весны 1939 года, когда Коширо только что демобилизовался из японской армии. Он служил в Маньчжурии, на севере Китая, а также в Корее и дослужился до чина капрала. Коширо был выпускником университета Мейдзи в Токио, и именно в годы учебы в университете под влиянием соседа по комнате он стал интересоваться марксизмом. Этот сосед через два года и познакомил Коширо с Мияги[130].

Коширо оказался для Мияги подарком небес, поскольку группа Зорге всегда испытывала нехватку достоверной военной информации, полученной непосредственно из японских источников. Как утверждал Зорге в полиции, несмотря на тот факт, что у него был свободный доступ в германское посольство, ему все равно пришлось бы заводить источники информации в японских вооруженных силах, «а это было бы очень трудно сделать».

Собирая по крупицам военную информацию, Мияги вынужден бьш проводить много вечеров в токийских кафе и барах и часто жаловался Зорге на то количество спиртного, которое ему приходилось выпивать, чтобы узнать несколько тривиальных фактов. Коширо был всего лишь капрал, но как человек интеллигентный и образованный, он мог, несмотря на свой низший чин, узнавать вещи, неизвестные гражданским лицам.

Возможно, имеет значение, что Мияги просил Коширо помочь ему в мае 1939 года. Ведь именно летом 1939 года Зорге получил указание из 4-го Управления включить офицера японской армии в шпионскую группу. Необходимость исполнения этого приказа породила страшные проблемы, и похоже, что в экс-капрале Коширо Зорге увидел ответ на указания из Москвы, поскольку, познакомившись с Коширо и «прощупав» его, Зорге отправил в 4-е Управление, его curriculum vitae, где Коширо был зарегистрирован под кодовым именем «Мики».

Коширо согласился собирать информацию через друзей и знакомых, с которыми он вместе служил в армии. С мая 1939 года по июль 1941 он добыл много ценных разведданных о дислокации и снаряжении войск, организации новых соединений, строительстве оборонительных сооружений в Маньчжурии, битве у Номонгана, количестве и качестве новой артиллерии и танков. А также достал для Мияги засекреченные военные руководства. Группа Зорге выплачивала ему небольшое денежное содержание через Мияги.

Мияги пришел к выходу, что Коширо по своим убеждениям был скорее либерал, нежели настоящий марксист.

«На самом деле я обучил Коширо коммунистической идеологии (говорил Мияги на предварительном суде). Однако он недостаточно продвинулся в осознании чувства ответственности, присущего коммунисту. В этом смысле я думаю, что он до сих пор не продвинулся дальше либерализма»[131].

Коширо со своим полком находился в Южном Китае, когда группа Зорге была раскрыта, и 11 апреля 1942 года он был арестован Кемпетай. Около года его не передавали в Особую высшую полицию.

Семнадцатый член подгруппы Мияги и последний из числа арестованных (8 июня 1942 года) был доктор медицины, известный своими левыми взглядами Ясуда Токута-ро. Мияги посещал его как пациент в начале 1935 года и во время этих посещений мог узнать, что д-р Ясуда бьш арестован два года назад как симпатизирующий коммунистам, хотя его быстро освободили. Куцуми Фусако также часто бывала у д-ра Ясуды, и именно от нее доктор и узнал, что Мияги — коммунистический агент, и произошло это в марте 1936 года, вскоре после того, как она сама стала сообщником Мияги.

Но лишь в сентябре 1937 года, после начала жестоких боев в Китае Мияги обратился к доктору Ясуде с просьбой о помощи. Тогда или раньше Мияги обратился к Ясуде: «Друзья сказали мне, что с вами можно проконсультироваться не только в случае болезни».

Д-р Ясуда согласился ответить на вопросы Мияги по таким делам, как медицинское и продовольственное снабжение, и передавать ему любую информацию военного характера, которую ему случится узнать от пациентов.

Трудно оценить важность информации, поставляемой д-ром Ясудой. Но вряд ли ее было много. Возможно, что самая ценная услуга, оказанная им группе Зорге, заключалась в обеспечении Зорге сульфаниламидными препаратами, когда тот слег от неожиданного и крайне опасного приступа пневмонии. Сам доктор никогда не встречался с Зорге, и лекарства для незнакомого иностранца, без сомнения, передавались через Мияги. Но судя по заявлению доктора Ясуды, которому можно верить, Особая высшая полиция знала о той медицинской помощи, которую он пусть косвенно оказывал Зорге. Ясуда утверждает, что, когда в ходе следствия его избивали в полиции, один следователь сказал, обращаясь к другому: «Это та самая свинья, которая лечила Зорге и спасла его от неминуемой смерти». Однако д-р Ясуда оказался единственным из группы Мияги, с кем в окружном криминальном суде обращались достаточно мягко. Его приговорили к двум годам тюремного заключения с отсрочкой приговора на пять лет, что означало, что он фактически освобожден от заключения.

Остальным шестерым членам группы Мияги пришлось намного хуже. Экс-капрал Коширо получил жесточайший приговор: пятнадцать лет тюрьмы. Тагучи отправили в тюрьму на тринадцать лет. Яману — на двенадцать. Куцуми Фусако приговорили к восьми годам, а Акийяму, переводчика Мияги, к семи. Миссис Китабаяси получила срок в пять лет. Она умерла в 1945 году, вскоре после освобождения. Другие были выпущены на свободу с началом оккупации — в конце лета 1945 года.

На Одзаки работало четыре субагента: Каваи Текиши, Мизуно Шигери, Кавамура Йошио и Фунакоси Хисао. С момента освобождения из заключения из тюрьмы Чунциня летом 1936 года и до сентября 1940-го Каваи оставался на континенте, главным образом на севере Китая. Поначалу он работал на организацию, называемую Институт исследования проблем Китая, располагавшуюся в Тянцзине, и его главным помощником в этом рискованном предприятии был Фунакоси Хисао, управляющий тянцзинским филиалом газеты «Иомиури Симбун», старый друг Одзаки и бывший член шанхайской группы Зорге. Целью этого института, как можно было судить по его названию, было изучение политической и экономической ситуации на севере Китая. Это был период интенсивного проникновения Японии — экономического, политического и военного — в огромный регион с центрами в Пекине и Тянцзине. Таким образом, Институт исследования проблем Китая относился к числу очень модных в те дни организаций и потому мог рассчитывать на поддержку японских чиновников на севере Китая. А кроме того, он обеспечивал отличную «крышу» для коммунистов.

Однако в 1938 году Фунакоси был назначен неофициальным советником (шокутаки) японских вооруженных сил в Ханькоу. Тогда же Каваи занялся тем, что можно описать, как «создание марионеточных политиков» в японской армии на севере Китая[132]. Эта работа, в которой принуждение, подкуп и интриги были главными составляющими, была хорошо знакома Каваи и, похоже, очень хорошо подходила к его авантюрному темпераменту, одновременно давая ему широкие возможности взглянуть на то, что творится за кулисами политической сцены. Раз или два он сумел побывать в Японии и доложить о своих наблюдениях Одзаки.