Данные, полученные от бывших членов Шведской коммунистической партии, подтверждают, что именно в то время Зорге был в Стокгольме, а не в 1927 году, как °н сообщил в своем «признании». Шведская партия была расколота на левую и правую фракции — ив начале 1929 года произошел окончательный разрыв. Зорге был известен своим шведским коллегам как «член Оргбюро, занимавшийся исключительно организационными проблемами». Сам он был скорее склонен к компромиссу в отношениях между крайне правыми и крайне левыми точками зрения в национальных партиях. Его описывают как «интеллектуала, немногословного и державшегося слегка в стороне, несмотря на то что его послала Москва».
Так что вполне вероятно, что он прибыл в Швецию со своей миссией вскоре после произошедшего осенью 1929 года раскола, когда ослабленная коммунистическая партия нуждалась в советах и помощи в решении организационных вопросов. Один шведский очевидец предполагает, что Зорге, возможно, дважды бывал в Швеции, но сомневается, что первый свой визит он нанес ранее 1929 года. Однако не подлежит сомнению, что он бывал в Швеции позднее.
Еще одно свидетельство опубликовано недавно в датской прессе Рихардом Йенсеном, бывшим кочегаром угрюмой внешности и экс-членом Датской коммунистической партии, оно проливает некоторый свет на вторую скандинавскую миссию Зорге. «Я помню Зорге так, словно это было вчера. Теперь я знаю, что он и есть тот самый «Иоганн». Руководители Датской компартии в то время, похоже, думали, что Зорге приехал со своей миссией из Германии, но когда он получил назначение в эту страну, мы (Зорге и Йенсен) вместе ездили в Москву в конце J928 года или в начале 1929-го». Описание, данное Йенсеном, работы Зорге подтверждает версию, изложенную самим Зорге. Что-де миссия его состояла в «специальной помощи в проведении реорганизации всего партийного аппарата», чтобы переключить его внимание с небольших «уличных ячеек» по месту жительства на партийные ячейки на заводах и фабриках. Зорге был «высоким, стройным и очень интеллигентным человеком». Они с Йенсеном вместе ходили в порт и посещали морские клубы. На каком-то этапе в 1929 году Зорге послали с миссией в Англию. Его задача была очерчена на предварительном общем инструктаже в Москве. Советские власти время от времени изучали обстановку на британской политической сцене. Сам Сталин выражал оптимизм относительно возможностей неофициального англо-советского сотрудничества в области профсоюзной деятельности. В 1926 году был создан Объединенный комитет англо-российского торгового союза, и появилась надежда раскачать британское рабочее движение, самое консервативное в Европе, и добиться его активного сотрудничества с советскими партнерами.
Всеобщая забастовка, разразившаяся в мае 1926 года, вызвала временное изменение в отношениях с Советами. Однако провал забастовки озлобил как руководство, так и рядовых членов профсоюзов, и Британская коммунистическая партия переживала серьезный упадок. Партийная конференция в январе 1929 года показала, что в партии осталось всего лишь 3500 членов. Однако экономический кризис этого года, похоже, открыл возможности для оживления советской активности в Англии, и потому потребовалось специальное расследование на месте.
Похоже, что Зорге, еще будучи в Скандинавии, получил инструкции отправиться в Англию, чтобы «изучать рабочее движение, положение коммунистической партии, а также политические и экономические условия в Британии в 1929 году. Инструкции предписывали мне оставаться строго в стороне от внутренних партийных распрей, что полностью совпадало с моими личными желаниями и позволяло посвящать больше внимания политической и экономической разведработе, чем это было возможно в Скандинавии»[23].
История советского шпионажа в Британии в 20-е годы весьма впечатляющая. Дело с письмом Зиновьева и налетом полиции на Советскую торговую миссию в мае 1927 года привело к разрыву дипломатических отношений между Советским Союзом и правительством Болдуина. Британские службы безопасности, имевшие опыт в борьбе с подобной советской деятельностью, проявляли настороженность, и работа советского агента в Британии была более рискованной и требовала больше полагаться на свои силы, нежели в Скандинавии. Для Зорге это было внове, и скупые объяснения, данные им в Японии, мало что приоткрыли в обстоятельствах его жизни в Англии. Его собственный отчет немногословен. Он-де ездил в угледобывающие районы и «сам видел, насколько глубок был кризис».
Зорге утверждал; что прибыл в Англию весной 1929 года и оставался там примерно около десяти недель[24]. «Моей целью было изучение британской политики и экономики, но поскольку депрессия стольких людей лишила работы, что всеобщая стачка казалась неминуемой, я также решил провести исследование — в случае, если всеобщая забастовка вдруг начнется». Забастовка разразилась на угольных шахтах, и Британская компартия предприняла попытку сотрудничества с лейбористской партией, но последняя призвала сначала положить конец спорам.
Зорге «докладывал обо всех этих делах в Коминтерн». Один очевидец уверен, что частью его «миссии была работа в армии по сбору военной информации и распространению подрывной пропаганды». Он описал его деятельность, как особо опасную, и сказал, что он бы получил до двенадцати лет тюремного заключения, если бы попался. Зорге вынужден был вести уединенную жизнь на весьма ограниченные средства и избегать женского общества. «Только подумай, избегать компании этих стройных, длинноногих английских девушек».
Ясно, что Зорге никогда не контактировал с членами Политбюро британской компартии за все время пребывания в Англии. Не выступал он и в роли эмиссара Коминтерна. Специальным сотрудником, поддерживающим связь между Москвой и Лондоном в то время был русский по имени Петровский, известный в Англии под именем «Беннет» или «Браун». Так что если Зорге вообще был в Англии, то ездил он с отдельным разведзаданием, и в таком случае имел ясные и четкие инструкции избегать связей с Британской компартией.
На обратном пути из Англии в Москву Зорге остановился в Берлине, пребывая в уединении и в состоянии депрессии, столь знакомом его немногочисленным близким друзьям. С 1927 года шли нескончаемые перемены в секциях и бюро Коминтерна. В письме, написанном в феврале, Хамберт-Дроц, швейцарский коммунист и заметная фигура в коминтерновской иерархии, писал Тольятти в Италию, что в московских офисах Коминтерна осталось совсем немного нерусских. Большинство иностранцев (подобно Зорге), были отправлены за границу с различными миссиями. Куусинен был задвинут на «региональную и издательскую работу», исключающую какую-либо политическую ответственность. Бухарин был «занят русскими делами» и хотя и противился русификации Коминтерна, но был слишком занят, чтобы разбираться в проблемах этой организации.
Теперь Зорге уже знал, что отчеты, которые он посылал из Скандинавии и Англии через берлинскую курьерскую службу, игнорировались и оставались непрочитанными. В беседе с другим дожившим до наших дней свидетелем в Берлине он якобы сказал: «Уже давно, с тех пор как ушел Бухарин, никто не заглядывал в мои отчеты».
Он прибыл в Берлин, испытывая недостаток в средствах и пребывая в напряжении, вызванном опасностями нелегальной работы. В беседе с одним из очевидцев он взорвался: «Эти свиньи! Как я их ненавижу! Это пренебрежение, равнодушие к человеческому страданию и чувствам!» Он был шокирован таким унижением и обдумывал разные виды мести. «По крайней мере, они могли бы уделить мне должное внимание. И они не платили мне месяцами!»
Этот период его пребывания в Берлине и способ возвращения обратно покрыты мраком — возможно, намеренно. У одного источника, который встречался с Зорге на тайных собраниях членов Германской компартии, осталось впечатление, что он был «kaltgestellt» — жаргонное словечко, обозначавшие членов партии, которые балансировали между выполнением разовых миссий и безработицей. Зорге был в шоке от жестокой реальности, и что-то сломалось в нем в то время. Он обнаружил, что он — еще один из армии лишенных иллюзий, незаметная жертва не знающих жалости сил, борющихся на московской политической сцене.