Хотя «трансконтинентальная» линия давала нам с Лёнчиком немало преимуществ, потому что мы теперь, не бегая из квартиры в квартиру, в любую минуту могли обменяться с ним мыслями, однако пользоваться ею было не совсем удобно: приходилось хорошенько кричать, если хотел, чтобы тебя услышали на противоположном конце линии.

Как-то папа стал свидетелем нашего разговора.

— Пожалей, Жужу, своё горло, — усмехнулся он. — Оно же человеку раз на всю жизнь даётся. А с такой эксплуатацией быстро сносится…

— Что поделаешь? — вздохнул я. — Другого выхода нет…

— Нет, говоришь? — переспросил он задумчиво.

— Конечно… Всякое открытие сначала не усовершенствовано… Но всё же и ему однажды захотелось поговорить по телефону с

Лёнчиком. Теперь настала очередь мне смеяться над ним.

— Не кричи, папа… Горло даётся человеку раз на всю жизнь.

Он весело подмигнул мне. А тем временем продолжал:

— Лёня! Я бы вам посоветовал… Не слышишь? Тогда я буду говорить громче. — И перешёл на крик: — Так вот же, говорю, хочу посоветовать вам испытать капроновый волос… Не понимаешь? По-русски — леска! Знаешь, что это такое? Правильно: для рыбной ловли. Так вот вы и попробуйте её…

Папа то прикладывал к уху коробочку, то кричал в неё. А когда наконец объяснил Лёнчику, что следует сделать, передал мне «микрофоно-наушник», как он высказался, и, вытирая лоб, признался:

— Человеку, если он не имеет музыкального слуха, тяжеловато с вашим телефончиком… — Подумал минутку, добавил: — А всё же вы молодцы, ребята, что придумали такую штуку. Было бы в моих силах — выдал бы вам патент на изобретение…

— Ты шутишь, папа? — обиделся я.

— Нет, нет, — встрепенулся тот, — почему же… Вполне серьёзно говорю, что мне нравится ваша изобретательность, смекалка, и, признаться, только за одно это хочется вам чем-нибудь помочь…

Я сорвался с места:

— А чем ты можешь помочь, папа? Скажи скорее, пожалуйста!

— Ты, право, хочешь, чтоб сразу… Махнул палочкою — и готово… — Папа, смеясь, похлопал меня по плечу: — Дай на размышление и поиски несколько дней.

— Хорошо, — согласился я. — Только ты, пожалуйста, не забудь.

— Я обещанного ничего и никогда не забываю… Это ты, кажется, должен был бы знать…

И действительно. И на этот раз я убедился: папа у меня человек пунктуальный. В конце недели принёс какой-то небольшой свёрток, позвал меня с Лёнчиком, с ироничной торжественностью сказал:

— Вот вам в награду за ваши поиски, эксперименты — не знаю, как точнее и сказать, — премия…

Мы с Лёнчиком кинулись к принесённому свёртку, разворачиваем и даже руками всплёскиваем: в нём лежали две телефонные трубки неизвестной нам конструкции, а рядом моток провода, батарейка и два звонка.

— Да это же целый агрегат! — восхищённо выкрикнул Лёнчик.

— Но где же ты его, папа, достал? — поинтересовался я.

— Трубка с трофейного полевого… Да разве вам не всё равно? Главное — имеете материал. А смонтировать поможет дедушка.

Разговор этот происходил вечером, дедушка только что вернулся с завода. Услышав папины слова, покачал головой:

— Ой, нет, хлопчики… Вы уж меня увольте… Дайте мне справиться с часами, а потом уже можно будет взяться и за другое.

— А разве вам Жужу с Лёнчиком не помогают?

— Да у меня помощников столько, что негде и курице клюнуть.

— Если дедушке, ребята, часы солнце застят, тогда будем втроём монтировать. Завтра!

Нам не терпелось, и мы начали просить папу сделать всё сейчас. Он подумал минутку, махнул рукою:

— Ладно! Снявши голову, по волосам не плачут!..

И папа стал рассказывать нам, как всё надо монтировать. Мы работали с Лёнчиком в его квартире, папа — дома.

Наконец всё было готово, батарейка, звонок подключён, трубка лежала у Лёнчика на столике.

Настала минута первого испытания.

Если бы вы увидели, какими мы с Лёнчиком были в тот момент! Я глянул на друга, а у него глаза горят. Перекладывает трубку с места на место. Присматриваюсь, да у него же пальцы дрожат! Лёнчикова мама тоже зашла в комнату с полотенцем на плече и тарелкою в руках, с интересом наблюдая за нами и телефоном.

И вот звякнул звонок. Я, признаться, даже встрепенулся. Мы вдвоём с Лёнчиком протянули руки к трубке. Но он первым успел схватить её. Поднёс к уху. Но в тот же миг почему-то передумал.

— Возьми, ты первый!..

— Говори, говори, — подсказываю ему. Но он настоял на своём:

— Ты должен!..

Я приложил трубку к уху. А в ней очень громко, так, что, наверное, и Лёнчикиной маме слышно было:

— Алло! Алло!

Вы, конечно, можете сказать: ну что там особенного? Будто не слышим мы это «Алло!» очень часто? Нашёл чего волноваться!

Если кто из вас так думает, тот наверняка никогда ничего не делал своими руками. Потому что, когда ты смастерил сам, когда ты его выстрадал, вымечтал, тогда вот это «Алло!» звучит как наипрекраснейшая музыка.

— Слушаю! — закричал я, потому что тихо не мог; столько в моих лёгких воздуха собралось и его надо было выдохнуть.

— Докладывает майор Корниенко! Кто у телефона? — услышал я по-военному чёткий голос.

— Это я, папа! Я!

Трубка какое-то мгновение помолчала, и снова прозвучал чёткий папин голос:

— Кто — я?

— Да я же говорю — Жужу. Неужели не узнал?

— Не по форме отвечаете, товарищ!

Папа разговаривал так строго, что я даже растерялся.

— А как же надо? — спрашиваю уже тише.

— Ну, хотя бы так: у телефона командос Корниенко-младший!

Я засмеялся.

— Извините, товарищ майор…

— Извиняться нечего. Отвечайте на мой вопрос!

Я прокашлялся, расправил плечи и громко отрапортовал:

— Вас слушает, товарищ майор, пионер Жужу!

— Ну это уже более или менее… Как меня слышите?

— Чудесно, — говорю я.

— Я вас тоже прекрасно. Поэтому разрешите доложить, что прямая «трансконтинентальная» линия Жужу — Лёнчик готова к эксплуатации. Если у товарища командоса нет больше никаких замечаний, позвольте Корниенко-старшему быть свободным.

— Ой нет, папа! — закричал я. — Подожди немного, давай ещё поговорим. Я хочу тебе рассказать, что мы сегодня получили письмо из Дрездена и Вилли Кюнте раскрыл нам одну военную тайну.

— Военную? — удивился папа. — Но вы должны знать, товарищ командос, что о военных делах, а тем более тайны, говорить по телефону не рекомендуется… Об этом при личной встрече. Так что, с вашего разрешения, товарищ командос, я кладу трубку… Успешной эксплуатации линии…

И трубка замолчала.

БЕСПОКОЙСТВО

Я заметил, что в последнее время дедушка чересчур внимательно по вечерам прислушивается к передачам по радио. Совсем недавно ещё ложился спать сразу же после ужина. А сейчас ежедневно ловит московские известия, но и, кроме того, ещё после них остаётся у радиоприёмника. И особенно внимателен, когда в полночь бьют куранты на Красной площади.

Я ложился раньше. Иногда и хотел бы задержаться, да мама подгоняла: «Жужу, пора спать…»

Но несколько дней подряд я почему-то просыпался как раз в полночь, когда куранты заполняли нашу квартиру малиновым звоном: бом… бом… бом… И всякий раз видел, что дедушка сидит у радиоприёмника, вслушивается в гулкое пение металла. Потом звучал гимн, и наконец часы умолкали, а дедушка ещё долго сидел задумчивый.

Как-то я не утерпел, подошёл к нему:

— Дедушка, почему вы не спите?

Он захлопал ресницами, повёл бровями:

— А ты почему?

— Я случайно проснулся… А вы и вчера, и позавчера…

— Я ко сну равнодушен… А тебе надо спать, если хочешь скорее вырасти… Беги…

Я ушёл, так и не узнав, почему дедушка задумчивый и почему по вечерам допоздна засиживается у радиоприёмника.

Несколько дней подряд к нему приходили дядька Прокоп и дядька Роман. Они втроём закрывались в другой комнате и долго о чём-то спорили. Мне хотелось, конечно, всунуть нос в их дела, но дедушка не разрешал, повторяя обычное: «Беги, Жужу, гуляй…»