— Батько опять пьян как черт, — говорили бандиты, — а мы сиди тут и кукуй. Доведет он нас до ручки, тогда будем выть вместе со степными волками.

Банда разлагалась. Попадались в ней и честные украинские крестьяне, которые радовались, что большевики освободили украинскую землю, и рвались домой.

Перед Махно были два пути: перейти к большевикам или поднять восстание крестьян на Украине и продолжать бороться против любой власти, завоевывая себе оружием дурную славу.

В декабре 1920 года Советское правительство по предложению Коммунистической пар-

тии назначило Фрунзе командующим всеми вооруженными силами на Украине и приказало ему быстро и окончательно покончить с бандитизмом.

Фрунзе немедленно приступил к выполнению этого приказа. Боевой опыт, накопленный в Туркестане в боях против басмачей, очень пригодился и на Украине.

Основой тактики Махно было нанесение внезапных ударов. Его банды неожиданно появлялись и неожиданно исчезали. Для борьбы с ним нужно было принять специальные меры и иметь специальные средства. И Фрунзе нашел такие средства. Среди украинских крестьян была проведена широкая агитационная работа по разъяснению того, сколько вреда причиняют махновцы трудовому люду и как важно навсегда покончить с бандитизмом. В агитационный «поход» включились и интернационалисты. Это была ответственная и тяжелая работа. Далеко не все хотели слушать агитаторов.

Однажды бойцы охраны заявились к зажиточному крестьянину, заклятому врагу Советской власти. Хозяин, низенький, узкогрудый, неопределенного возраста человек, играл со своими гостями в карты. Когда бойцы вошли в накуренную хату, на них никто не обратил внимания. Никто не встал, не поздоровался с ними. Картежники продолжали азартно играть.

Хозяин вытащил из кармана грязный носовой платок, поднял наполненный водкой стакан и начал медленно пить. После каждого глотка он прикладывал платок к носу. Наконец он заговорил:

— Наш спор с вами, большевиками, давно начался, Спор этот не окончен. Никто еще не

доказал, что вы правы. Трудное это дело — построить рабоче-крестьянское государство. Но государство — это государство. Была одна власть—стала другая! Снять шелка и надеть на себя сермягу? Отдать землю, которой владели до сих пор? А еще говорите о бесклассовом обществе. — Хозяин рассмеялся и приложил мокрый от водки платок к губам. — А вы что предлагаете?—обратился он к своему соседу, кулаку по виду. — Может, анархию, «мать порядка»?

— Разрушение!—пробормотал тот. — Да такое, чтобы камня на камне не осталось. Лишь одна пустая земля.

— А кто же жить будет на этой пустой земле?— спросил один из бойцов.

— Народ! — озлобленно выкрикнул кулак.

— Кого вы называете народом? Наш народ не хочет жить на пустой земле.

— Столько говорят о земле. А кто ее обрабатывал? Может, вы поливали ее своим потом? Уж лучше бы продали ее тем, кто этого заслуживает. Поэтому-то у нас с вами и разные мнения. Трусы! Лень, пьянки, разрушение — вот что вас интересует!

— А вы напрасно меня пугаете!—проговорил хозяин. — Разбой — одно из проявлений жизни народа. Учтите это, — выпалил он почти одним духом, судорожно жестикулируя руками.

В комнате стало тихо.

— Стрелять надо! Стрелять в этого провокатора!— вдруг взорвался Пишта Барч.

На следующий день двоих из этой компании арестовали.

Был организован «летучий корпус», патрули которого беспощадно преследовали банды Махно, отрезали им пути отступления, окружали и уничтожали. Эта тактика, впервые успешно примененная в Туркестане, блестяще оправдала себя и на Украине.

Махновцы скоро были загнаны в тупик. Со всех сторон их теснили части Красной Армии. Местное население уже не оказывало бандитам такой помощи, как раньше. Банды буквально таяли, так что в конце концов «повстанческая армия» распалась на небольшие отряды, состоявшие из отъявленных мерзавцев и негодяев.

Трое махновцев сидят у стены обветшалого сарая с камышовой крышей, перед ними небольшой костер. Один сушит портянки, второй латает штаны, третий (которого за рыжий цвет волос прозвали Рыжим) лежит на земле, засунув руки в карманы шинели. Глубоко запавшими, беспокойными глазами он пристально смотрит на огонь.

— Ну, ребята, и попали же мы в беду.

— Да перестань ты! Не ной! Давайте-ка спать!

— Словом, вот тебе и бал. Не утешительно.

— Черт бы их забрал! Наверняка эта старая свинья развлекается где-нибудь с девчонками, это на него похоже! А мы тут подыхай!

После короткой паузы трое молодых махновцев снова заговорили.

— Все продали, — сказал один.

— Ох, и надоела же эта война, — проговорил Рыжий и подложил в огонь дров. — Режь, убивай! А для чего, спрашиваю. Не лучше ли по-

скорее удрать отсюда? Вижу я, чем тут пахнет, — и он сердито сплюнул в огонь.

Вскочил махновец, латавший штаны. Прислушался, Тишина. В сарае мирно жевали сено лошади. Какая-то ночная птица, жалобно пискнув, пролетела над костром.

Вдруг раздался страшной силы взрыв. Содрогнулась земля. Ошалело рванулись лошади. Все три махновца были на ногах.

— Здорово же они нам дают! — воскликнул рыжеволосый.

— Да еще из пушки!

— Подождите вы!

Все трое подняли головы. В темноте просвистел второй, потом третий снаряд.

Рыжеволосый одним прыжком отскочил к стене, в следующий момент он перемахнул через изгородь и пустился наутек.

Шаркёзи лежал на огневой позиции пулеметчиков и, не отрывая глаз от бинокля, следил за полем боя. Ни один мускул на его лице не дрогнул, он весь — внимание.

— Тра-та-та, тра-та-та, — говорил пулемет. Дикий оглушительный шум стоял в ушах, а

злость терзала сердца красноармейцев.

Так продолжалось долго, очень долго. Шаркёзи вынул из кармана часы и посмотрел на циферблат. Была половина третьего. Рассветало.

— Дорогие птички попались в клетку, — сказал он.

— Ну мы им всыплем как следует, а потом уж и выкурим! —отвечал Агоштон.

Земля глухо вздрагивала. Неожиданно ночное небо осветил* целая серия ракет, огненные

Ю2

хвосты их излучали яркий свет. Шаркёзи заметил перебегающие фигуры, которые залегали на миг, вскакивали и снова бежали, обгоняя друг друга.

— Проклятые махновцы! Веревка по ним плачет! Огонь!

По бегущему противнику застрочил пулемет, за ним — второй, третий. Несколько махновцев упало, уцелевшие побежали быстрее.

Моментальный блеск вспыхивающих огней. Пули так и свистят. Со всех сторон несутся крики, стоны. Неожиданное наступление красных вызвало среди махновцев настоящую панику. Те, кто были на окраине села, пытались спастись бегством. Они бросились к близлежащим холмам и лесу.

За небольшим холмом склонился над картой Фрунзе. С ним — офицеры штаба. Вокруг него на траве залегли красноармейцы.

Ночь была теплой, но под утро стало свежее. Красноармейцы томились в ожидании условленного сигнала. Наконец он прозвучал — красноармейцы быстро и бесшумно бросились вперед.

Едва они добежали до околицы, как мертвую тишину нарушил свист пуль. Наступающие красноармейцы попали под обстрел.

Шаркёзи, сопровождавший Фрунзе вместе с интернационалистами до самого поля боя, прыгнул к дереву и залег. Рядом с ним упал высокий боец, но в темноте Шаркёзи не узнал, кто это. Раздалась короткая пулеметная очередь. Одной рукой боец прижал к себе винтовку, другую поднял вверх и повалился на бок.

— Проклятые! — пробормотал Шаркёзи.

Через несколько секунд рядом упал другой боец. Он пополз было вперед, но через несколько метров остановился.

— Зубами разорву гада, если схвачу, — процедил он.

Залегли третий, четвертый, пятый, отползая в сторону и ища какого-нибудь укрытия.

Минут десять они лежали без всякого движения, стараясь разглядеть, откуда идет обстрел. Пулемет стрелял из-за изгороди, совсем рядом.

Улучив удобный момент, один красноармеец вскочил и бросился вперед. Добежав до поленницы дров, он залег. Остальные затаив дыхание ждали, когда он бросит гранату, но он лежал без движения.