Я включила стоявшую на столике настольную лампу с зеленым абажуром. Скрытая от окна высоким книжным шкафом, я огляделась по сторонам и решила на всякий случай задернуть шторы на двух окнах, обращенных в сторону Бернхемской бухты и эллингов. И когда я направилась туда, меня вдруг обуял страх, у меня перехватило дыхание, как от удара в солнечное сплетение. В темном углу, рядом с картотекой, кто-то сидел в кресле. Я испугалась и уже была готова закричать, но все-таки сумела взять себя в руки и спросила:

— Кто здесь?

Ответа не последовало. Я повторила хриплым голосом:

— Кто вы?

И опять мой вопрос остался без ответа. Но тут ко мне вернулось самообладание, я ринулась к ближайшему столу и включила еще одну лампу.

Я увидела наконец, кто сидел в кресле, но страх мой от этого не уменьшился. В кресле сидела, злобно взирая на меня из-под полей потрепанной фетровой шляпы, Мертвая Обезьяна.

Минуту я стояла, пытаясь собраться с мыслями, и, не знаю почему, решила заглянуть в ящик, где летом хранилась Мертвая Обезьяна. Я поставила ящик на стол и, подавляя отвращение, сунула руку в карман на спине у Мертвой Обезьяны и нащупала бирку с прицепленным к ней ключом. Открыв ящик, я села рядом и принялась разглядывать его содержимое. 

Тридцать с лишним карточек с обозначенными на них датами, восходящими к 1893 году. Обезьяна же, напомним, появилась в школе в 1889 году. Карточки были аккуратно сложены в стопку и стянуты резинкой. Сверху лежала последняя по времени карточка, из надписи на которой следовало, что нынешней хранительницей ее считается Мэри Хьюз. Послание, адресованное ей Вики Олкотт, было жестоким в своей неприязненной лаконичности: «Хьюз». Должно быть, убирая это послание в ящик, Мэри испытала горькую обиду. Она несомненно видела сентиментальные, порой даже излишне сентиментальные послания почти на всех остальных хранящихся здесь карточках. Например: «Дотси, самой великолепной из всех новичков, с огромной любовью. Энни», или «Дорогой Энни, с миллионом поцелуев и пожеланиями успехов в оставшиеся три года учебы и удачи на всю остальную жизнь. Бесконечно любящая Эмили», или «Эмили, самой блистательной из невест «Брайдз Холла» [13]. Я всегда буду помнить тебя. Пенни». 

В женских школах ученицы способны причинять боль и страдания друг другу, даже когда для этого нет никаких оснований. И я вспомнила один такой случай, имевший место в «Брайдз Холле» в мое время. Я быстро перебрала карточки, отыскивая ту, на которой, как я помнила, тоже было написано что-то обидное, если, конечно, Эллен не позаботилась убрать ее оттуда.

Найдя интересовавшую меня карточку, я крайне удивилась, что Эллен не убрала ее. Послание, которое она, как старшая, адресовала своей подопечной, написанное ее тогдашним четким, твердым почерком, было таким же жестоким, как послание, полученное Мэри Хьюз от Вики. Оно было предельно кратким: «Бутсам».

При виде поблекших чернил на пожелтевшей от времени карточке на меня нахлынул поток воспоминаний. Перед моим мысленным взором возник тогдашний кампус, почти такой же, как и сейчас, и тогдашняя Эллен Морни, с мало изменившимся с тех пор характером, хотя внешне совершенно иная.

И эта отверженная девочка из новеньких, прозванная так Эллен потому, что у бедняжки был врожденный вывих ступней. Девочка буквально боготворила Эллен, и та нагло пользовалась этим, то и дело заставляя прикрывать ее тайные отлучки по вечерам на свидание с Джоном Рэтигеном в газебо или даже в городе. Дело дошло до того, что, манипулируя своей подопечной, Эллен заручилась якобы приглашением ее матери провести уик-энд у них дома в Нью-Йорке. А поскольку мать девочки в это время находилась в Европе, то Эллен проводила все ночи и большую часть дневного времени с Рэтигеном в номере манхэттенского отеля. Когда после окончания учебы Эллен покинула «Брайдз Холл», девочка не находила себе места и без устали писала своей любимице одно письмо за другим.

Ответа на свои письма бедняжка не получала. А когда на третий год она не вернулась в пансион к началу занятий, то стало известно, что во время каникул она однажды отправилась повидаться с Эллен в колледж, где та училась, а вернувшись домой, выбросилась из окна.

Вспомнив этот случай, я невольно подумала: а не способна ли Эллен совершить убийство? Она тридцать лет мечтала заполучить Джона Рэтигена, и теперь наконец заветная мечта близка к осуществлению. Как она поступит, если кто-то пригрозит рассказать Джону Рэтигену о похищенных ею деньгах из Фонда Хайрама Берджесса? Убьет этого человека? И я уже не столь решительно отвергала такую возможность.

Я положила стопку карточек на место и, стараясь не смотреть на смутно видневшуюся в темноте отвратительную Мертвую Обезьяну, подошла к журналу — массивному, в кожаном переплете фолианту, каждая страница которого содержала информацию о всех важных событиях в тот или иной конкретный день.

Я бегло проглядела открытые наугад несколько страниц и огорчилась. Записи, сделанные Констанс Берджесс аккуратным, хотя и слегка неразборчивым почерком, были на редкость кратки, и я подумала, что было бы чудом найти в них что-нибудь полезное. «Январь, 9-е. Возобновились занятия. Новогоднее обращение Морни», «Январь, 10-е. Визит выпускниц: Алисы Конвэй (1958 г.), Мэри Бишоп (1960 г.). Встречалась со старостами групп». Запись, сделанная в день смерти Гертруды Эйбрамз, была особенно лаконична: «Ежегодное представление. Полиция расследует причину смерти Эйбрамз».

Почему так кратко? Может быть, для этого существовали какие-то причины? Или просто поленилась? Тэрри как-то заметила в беседе со мной, что краткие записи объясняются характерной для Конни сухой манерой письма. Я не нашла ни малейшего упоминания ни об Инквизиции, ни тем более о моих беседах с нею и Сисси Браун. О смерти Мэри Хьюз было сказано лишь однажды, в тот день, когда это случилось, и, разумеется, констатировалось, что «смерть произошла в результате несчастного случая».

Я уже хотела прекратить это бессмысленное занятие, когда вдруг наткнулась на запись, сделанную в ту субботу, когда Мэри Хьюз тайком отправилась в заповедник Балюстрода. Прочитав загадочную запись Конни, я буквально замерла на месте. «Определен состав лакроссовой команды на будущий год. ЭМ/ХБ ленч в Вашингтоне». Всего двенадцать слов, но как много они значили для меня!

Я с облегчением вздохнула. Нет, не зря я сюда пришла. ЭМ и ХБ — несомненно Эллен Морни и Хайрам Берджесс, хотя Эллен в тот день находилась в Нью-Йорке и выступала на ежегодном съезде НАПШ. Майкл сказал, что это подтверждено проверкой. Может быть, Конни ошиблась? Или она располагала информацией, полученной от отца? Я вспомнила, Эллен говорила, что в тот уик-энд Берджесс улетел в Вашингтон для встречи кое с кем из сенаторов по поводу законодательства, касающегося добычи нефти с морского дна.

Перед моим мысленным взором снова возникла смутная фигура в газебо, — а я не сомневалась, что это Эллен, — и я проделала кое-какие расчеты в уме. Допустим, с утра она отправилась на конференцию, чтобы все запомнили, что она присутствовала там в этот день. Но вскоре исчезла оттуда, чтобы совершить сорокапятиминутный полет из Нью-Йорка в Вашингтон. Она могла позавтракать с Берджессом, потом приехать в «Брайдз Холл», что всего в двух часах езды от Вашингтона, встретиться в газебо с Синим Беретом и, таким же путем вернувшись в Нью-Йорк, снова появиться на конференции, а потом еще и выступить перед коллегами на обеде. Но если Синий Берет — кто-то из школы, почему нельзя было отложить встречу до понедельника? Это представлялось мне несколько странным, хотя я была уверена, что какое-то объяснение этому должно быть.

Я все еще стояла, глядя на эту запись в журнале, когда мое внимание привлек звук — какое-то поскрипывание, потрескивание, чуть слышное, но тем не менее очевидное и исходившее откуда-то изнутри здания.

Я продолжала стоять неподвижно на прежнем месте и слушать. Но слышала только одно — слабый стук в собственных ушах. Может быть, это вошла в здание Констанс Берджесс? Она должна непременно прийти, ведь сегодняшняя запись отсутствует, если, конечно, она не решила сделать это завтра. Помнится, старосты школы частенько так поступали, к тому же из соображений безопасности ей могли приказать не отлучаться с «Королевы Мэриленда».