Позднее, уже в темноте, возвращается Стропила.

Всю ночь сражения вокруг нас продолжаются, вспышки зверства слышны отовсюду, то разрыв мины из миномета, то проклятья, то вопли.

Мы спим сном младенца.

Солнце, встающее над Хюэ утром 25 февраля 1968 года, озаряет мертвый город. Бойцы корпуса морской пехоты США освободили Хюэ до основанья. Здесь, в самом сердце древней имперской столицы Вьетнама, этой живой святыне для вьетнамцев с обеих сторон, зеленые морпехи из зеленой машины освободили бесценное прошлое. Зеленые морпехи из зеленой машины расстреляли кости священных предков. Мудрые как Соломон, мы превратили Хюэ в руины, чтобы спасти его.

На следующее утро Дельта-шестой отваливает нам чуток халявы, и мы проводим весь день в императорском дворце в поисках золотых слитков.

Мы входим в тронный зал, где восседали императоры прошлых времен. Трон кроваво-красный, усыпанный грошовыми зеркальцами.

Хотел бы я жить в Императорском дворце. Яркий фаянс на стенах оживляет их. На крыше оранжевая черепица. Повсюду каменные драконы, вазы из керамики, бронзовые журавли, стоящие на черепашьих спинах, и много других прекрасных предметов, происхождение и назначение которых неизвестно, но нет сомнения, что они очень ценные, очень красивые и очень древние.

Я выхожу из дворца в потрясающий императорский сад. Обнаруживаю там Алису и Стропилу, которые разглядывают хрустящих зверушек. Определить, какой армии они принадлежали, не представляется возможным. Напалм даже костей не щадит. Я говорю: "Пристрастие к аромату жареной плоти, следует признать, достигается многочисленными упражнениями".

Алиса смеется. "И нахрен все тут изувечили? Ведь это место типа волшебного храма, знаешь, да? Гуки так его любят. Раздолбать его – все равно, что… ну, Белый дом раздолбать. Вот только на Белый дом всем насрать, а это место в десять раз древнее".

Я пожимаю плечами.

– Дурдом, – говорит Алиса. – Дурдом, на хер. Эх, до чего же в Мир охота.

Я говорю: "Нет, это в Мире дурдом-то и есть. А вот это, весь этот говеный мир – он и есть настоящая реальность".

Через какое-то время появляется Ковбой и говорит, что командир роты "Дельта" сказал, чтоб собирались на берегу у Земляничной поляны.

Отправляемся туда. Глядим на сотворенные нами руины. Надоели уже, столько их повсюду.

Сумерки.

Те, кто остался от роты "Дельта" 1-го батальона 5-го полка 1-й дивизии морской пехоты, развалились по всему берегу у Ароматной реки. Бородатые хряки спят, готовят хавку, хвастаются, меряются сувенирами, заново воссоздают все моменты сражения, реальные и мнимые, где каждый из них – герой невиданный.

Отделение "Кабаны-Деруны" измотано до смерти. Мы врезали свои имена в скрижали истории – на сегодня хватит. Вытаскиваем фляжки. Готовить слишком жарко, поэтому сухпай едим холодным.

Кто-то из парней начинает приподниматься.

Донлон встает на ноги, кричит: "Смотрите!"

В пяти сотнях ярдов к северу отсюда на реке Ароматной остров. На этом острове миниатюрные танки сжимают полукольцо вокруг лихорадочно мечущейся муравьиной семьи. Муравьи бросают свои вещи, перекидывают АК-47 за спины и прыгают в реку. Муравьи спасаются бегством вплавь, гребут изо всех сил.

Все танки открывают огонь из 90-мм орудий и пулеметов 50-го калибра.

Кое-кто из мурашей идет на дно.

Ганшипы "Кобра" с жужжанием выносятся из-за свинцового горизонта и обрушиваются на добычу.

Муравьи начинают плыть быстрее.

Парящие над бурой водой вертолеты молотят по ней из пулеметов.

Муравьи плывут, ныряют или тонут, охваченные паникой.

Бойцы роты "Дельта" вскакивают на ноги.

Три "Кобры" с ревом снижаются до нескольких ярдов над водой, и бортовые пулеметчики в шлемах начинают поливать из пулеметов муравьев, которые бултыхаются в воде, попав в плен бьющего в рваном ритме горячего урагана от бешено крутящихся лопастей, захваченные в ловушку в воде, и красная их жизнь вытекает из них через дырки от пуль.

Лишь один муравей добирается до берега. Муравей открывает огонь по ганшипам, парящим над водой как монстры на кормежке.

Кто-то из нас произносит: "Ни хрена себе, видали? Крутой чувак".

Один из ганшипов отрывается от кровавой трапезы и скользит через Ароматную реку. Вертолет швыряется пулями по всему берегу, осыпает ими муравья.

Муравей сбегает с прибрежной полосы.

Ганшип с жужжанием отправляется обратно поедать муравьев, барахтающихся в воде.

Муравей выбегает на берег и открывает огонь.

Ганшип закладывает крутой крен и заходит на низкой высоте, из-под брюха его со свистом вылетают ракеты, стрекочут пулеметы.

Муравей снова убегает с берега.

Ганшип находится уже на полпути к плывущим муравьям, когда муравей на берегу объявляется вновь и открывает огонь.

На этот раз пилот ганшипа заходит так низко, что может снести муравьиную голову полозьями вертолетного шасси. Ганшип открывает огонь.

Муравей стреляет в ответ.

Пулеметные пули сбивают муравья с ног.

Ганшип разворачивается, чтобы зафиксировать гибель противника.

Посреди пулеметных очередей, бьющих в мокрый песок, муравей поднимается, прицеливается из крохотного АК-47 и в одну очередь выпускает магазин на тридцать патронов.

Ганшип "Кобра" взрывается и трескается как лопнувшее зеленое яйцо. Вспоротый каркас из алюминия и плексигласа скачет по воздуху, горит, оставляя хвост черного дыма. И сваливается вниз.

Объятый пламенем вертолет врезается в реку, и водяные струи утаскивают его на дно.

Муравей не шевелится. Муравей выпускает еще один магазин одной длинной очередью. Муравей палит в небо.

Двум оставшимся ганшипам надоедает палить по плавающим в реке трупам, они переходят в атаку на муравья.

Муравей не торопясь покидает берег.

Ганшипы бьют по берегу и песчаным дюнам из всего оружия, что у них на борту. Они кружат, кружат и кружат, как хищные птицы. А потом, израсходовав боеприпасы и горючее, с жужжанием уносятся прямиком к линии горизонта и пропадают из вида.

Бойцы роты "Дельта" аплодируют, свистят, издают восхищенные вопли.

– На тебе! Номер один! О-образ-цово-твою-мать! Откат – п…ц всему!

Алиса говорит: "Этот мужик – реальный хряк".

В ожидании вертолетов, которые должны прилететь и перевезти нас обратно через реку Ароматную, мы рассуждаем о том, что этот северовьетнамский хряк – охеренно крутой тип, о том, как было бы здорово, если б он приехал в Америку и женился на всех наших сестренках, и о том, как все мы надеемся, что он будет жить до ста лет, потому что с его уходом этот мир измельчает.

На следующее утро мы со Стропилой получаем от зеленых упырей координаты массового захоронения и топаем туда, чтобы привезти капитану Январю фотографии с проявлениями жестокого отношения.

У массового захоронения реально жуткий запах – запах крови, вонь червей, разложившихся людских тел. Арвинские "собаки", которые раскапывают ее на школьном дворе, пообвязывали лица нижними рубашками защитного цвета, но все равно несут тяжелые потери вследствие неконтролируемого блевания.

Мы видим трупы мирных вьетнамских жителей, которые были похоронены заживо, их лица застыли в оборванном вопле, руки как клешни, ногти окровавлены, на них запеклась влажная земля. Все мертвецы улыбаются жуткой безрадостной улыбкой людей, до которых дошел смысл великой шутки, которые узрели жуткие секреты земли. Вместе с ними валяется даже труп собачки, которую Викторы Чарли не смогли оторвать от хозяина.