Вся политическая судьба вождя приучила его фактически не доверять никому: чуть ли не в каждом из членов Политбюро он усматривал своего эвентуального противника. Нельзя не признать, что даже такая чрезмерная подозрительность и мнительность играли для вождя свою позитивную роль. Именно эти качества в определенной мере обеспечили Сталину политическое долголетие, позволили ему переиграть как своих старых противников и соперников (Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин), так и держать в железной узде своих соратников, поощряя соперничество между ними и всяческого рода интриги, переиграть сильных соперников и оппонентов, былых соратников.

После войны смерть Жданова привела к нарушению зыбкого баланса сил в Политбюро, где начался новый, еще более жесткий этап соперничества за близость к вождю. К 1948 году расстановка сил на вершине политической власти выглядела так. С одной стороны, действовала мощная «ленинградская группа», в которую входили член Политбюро, заместитель председателя Совета Министров и председатель Госплана Вознесенский, секретарь ЦК, начальник управления кадров ЦК ВКП(б) Кузнецов, член Политбюро, зампред Совета Министров СССР Косыгин, осуществлявший наблюдение за работой легкой промышленности и финансами, первый секретарь Ленинградского обкома партии Попков, а также Родионов, возглавлявший Совет Министров РСФСР.

«Ленинградцам» (так назовем их условно) противостоял альянс секретаря ЦК Маленкова и бывшего наркома внутренних дел Берии. Последний проявил в годы войны не только организаторские способности и сильную волю, но и ненасытную жажду власти. Именно это послужило для Сталина причиной того, что он снял Берия в конце 1945 года с должности наркома внутренних дел. Ему было поручено сконцентрироваться на посту заместителя председателя Совета Министров на реализации атомного проекта и курировать топливно-энергетический комплекс. Это, однако, не означало, что Берия выпал из ближнего круга вождя.

После успешного испытания в 1949 году атомной бомбы влияние Берии стало возрастать, поскольку он сумел оправдать доверие Сталина в столь важной области. Даже было принято специальное постановлении ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР, в котором Берии была выражена благодарность «за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытания атомного оружия», а также присвоено звание лауреата Сталинской премии 1-й степени. Серьезным успехом второй группы стало назначение в конце 1949 года Н. Хрущева секретарем ЦК и первым секретарем Московского горкома и обкома партии. Образовавшийся союз – Маленков, Берия, Булганин, Хрущев – добился в феврале 1951 года принятия двух важных решений Политбюро ЦК, закреплявших их доминирующее положение на вершине политической власти. Стоит заметить, что решения эти принимались опросом, без проведения заседания.

Во-первых, председательствование на заседаниях Президиума Совмина СССР и бюро Президиума было возложено поочередно на зампредов Совета Министров Булганина, Берия и Маленкова. Такая очередность устанавливалась постановлением Политбюро ЦК. Им поручалось также рассмотрение и решение текущих вопросов, тогда как постановления и распоряжения Совета Министров СССР предписывалось издавать за подписью председателя Совета Министров СССР Сталина[1107]. Молотов, Микоян и Каганович в результате этого в определенной мере утрачивали возможность влиять на формирование государственной политики. Во-вторых, Булганин стал председателем бюро по военно-промышленным и военным вопросам, которое было призвано координировать деятельность министерств авиационной промышленности, вооружения, Вооруженных Сил и Военно-Морского Флота[1108].

Я привел лишь некоторые отрывочные факты, свидетельствующие не только о раскладе сил на партийном и государственном «Олимпе» в последний период жизни и деятельности Сталина, но и о том, какая жесткая борьба развертывалась среди соратников вождя. Причем особенностью тактики и стратегии Сталина было то, что он, как говорят, постоянно тасовал карты, сбивая с толку своих соратников. Так что никто из них не имел надежную гарантию от неожиданной опалы и даже расстрела. Такова была расстановка сил в верхах и таковы были волчьи законы, которые там господствовали.

3. «Ленинградское дело»

«Ленинградское дело» относится к одним из самых значительных дел, организованных Сталиным после войны. В отличие от других дел оно характеризует вождя как человека, все более утрачивавшего контроль над своими действиями и неспособного противостоять провокационным доносам, которыми снабжали его Берия и другие ближайшие соратники. Он прекрасно понимал, что среди его сподвижников развертывается ожесточенная борьба за право быть преемником вождя, поэтому для достижения этой цели соратники не гнушались никакими средствами. А сам Сталин, как будто демонстративно подчеркивал свои предпочтения тому или иному деятелю, тем самым обрекая его на неминуемую гибель. Порой у меня складывается такое впечатление, что, поступая так, он стремился лишь разжечь пламя борьбы между своими соратниками. Это частично подтверждает в своих воспоминаниях А. Микоян:

«Кажется, это был уже 1948 год. Как-то Сталин позвал всех, кто отдыхал на Черном море в тех краях, к себе на дачу на озере Рица. Там при всех он объявил, что члены Политбюро стареют (хотя большинству было немногим больше 50 лет и все были значительно младше Сталина, лет на 15 – 17, кроме Молотова, да и того разделяло от Сталина 11 лет). Показав на Кузнецова, Сталин сказал, что будущие руководители должны быть молодыми (ему было 42 – 43 года), и вообще, вот такой человек может когда-нибудь стать его преемником по руководству партией и ЦК. Это, конечно, было очень плохой услугой Кузнецову, имея в виду тех, кто втайне мог мечтать о такой роли.

Все понимали, что преемник будет русским, и вообще, Молотов был очевидной фигурой. Но Сталину это не нравилось, он где-то опасался Молотова: обычно держал его у себя в кабинете по многу часов, чтобы все видели как бы важность Молотова и внимание к нему Сталина. На самом же деле Сталин старался не давать ему работать самостоятельно и изолировать от других, не давать общаться с кем бы то ни было без своего присутствия. Потом, как я говорил, он сделал ставку на Вознесенского в Совмине»[1109].

Полагаю, что одного этого примера еще недостаточно. Приведу свидетельство начальника охраны Шверника. Этот охранник стал свидетелем разговора Шверника с Шкирятовым (тогда заместитель председателя комиссии партийного контроля при ЦК партии – Н.К.), когда они вдвоем возвращались с дачи Сталина, где состоялась очередная сцена с предложением наследника. Вот этот разговор:

«…в разгар застолья Сталин неожиданно заговорил о том, что он уже довольно старый человек и руководить государством ему осталось не так уж много времени. Поэтому надо бы сейчас выбрать человека, который бы сменил его на этом высоком посту, и начинать потихоньку готовить его к этой должности. Поскольку там присутствовали все члены Политбюро и ЦК, Иосиф Виссарионович заявил, что он ждет от них предложений. Первым, разумеется, высказался Маленков. Я не сомневаюсь, что его кандидатуру предложил Берия. Это подтверждается всеми моими многолетними наблюдениями. „Так ты обратил внимание, какое было лицо у Маленкова?“ – донимал Шкирятов Шверника. „Да, да“, – поддакивал Николай Михайлович, словно не замечая, как язвительно смакует Матвей Федорович подробности того, как Сталин без всяких объяснений и комментариев категорически отверг предложенную кандидатуру. И вдруг неожиданно сказал: „А вот насчет Молотова вопрос поставили правильно“. – „А ты видел, как радостно заулыбался Молотов?“ – снова съехидничал Шкирятов.

Как я позже на прогулке со Шверником догадался, Сталин тогда сказал, что кандидатура Молотова подходит, по всем параметрам, но есть только одно принципиальное „но“: дескать, Вячеслав Михайлович от него самого далеко годами не ушел и Молотов такой же старый человек, как и он сам. А надо выдвинуть такую личность, которая могла бы руководить государством, как минимум, лет двадцать – двадцать пять. Из разговора в машине я понял, что потом все долго молчали и больше никого не решались выдвигать. Тогда Сталин, выждав паузу, сказал: „Хорошо. Теперь я предложу вам человека, который может и должен возглавить государство после меня. Имейте в виду, что этот человек должен быть из нашего круга, хорошо знающий нашу школу управления и которого не надо ничему учить заново. Он должен быть хорошо натаскан во всех государственных вопросах. И поэтому я считаю таким человеком Вознесенского. (Насчет его грубости он тогда ничего не сказал.) Экономист он блестящий, государственную экономику знает отлично и управление знает хорошо. Я считаю, что лучше его кандидатуры у нас нет“»[1110].