Сам договор состоял из 7 статей и подлежал ратификации обеими сторонами. Учитывая важность самой темы, представляется целесообразным привести здесь полный текст договора, а также секретного дополнения к нему. Впоследствии секретное дополнение было в части, касающейся Литвы, пересмотрено по просьбе Москвы.

Текст договора гласил:

«Правительство СССР и

Правительство Германии,

руководимые желанием укрепления дела мира между СССР и Германией и исходя из основных положений договора о нейтралитете, заключенного между СССР и Германией в апреле 1926 года, пришли к следующему соглашению:

Статья I

Обе Договаривающиеся Стороны обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия и всякого нападения в отношении друг друга, как отдельно, так и совместно с другими державами.

Статья II

В случае если одна из Договаривающихся Сторон окажется объектом военных действий со стороны третьей державы, другая Договаривающаяся Сторона не будет поддерживать ни в какой форме эту державу.

Статья III

Правительства обеих Договаривающихся Сторон останутся в будущем в контакте друг с другом для консультации, чтобы информировать друг друга о вопросах, затрагивающих их общие интересы.

Статья IV

Ни одна из Договаривающихся Сторон не будет участвовать в какой-нибудь группировке держав, которая прямо или косвенно направлена против другой стороны.

Статья V

В случае возникновения споров или конфликтов между Договаривающимися Сторонами по вопросам того или иного рода, обе стороны будут разрешать эти споры или конфликты исключительно мирным путем в порядке дружественного обмена мнениями или в нужных случаях путем создания комиссий по урегулированию конфликта.

Статья VI

Настоящий договор заключается сроком на десять лет, с тем что, поскольку одна из Договаривающихся Сторон не денонсирует его за год до истечения срока, срок действия договора будет считаться автоматически продленным на следующие пять лет.

Статья VII

Настоящий договор подлежит ратифицированию в возможно короткий срок. Обмен ратификационными грамотами должен произойти в Берлине. Договор вступает в силу немедленно после его подписания.

Составлен в двух оригиналах, на немецком и русском языках, в Москве 23 августа 1939 года.

По уполномочию

Правительства СССР

В. Молотов

За Правительство

Германии И. Риббентроп»[64].

Особых дискуссий по содержанию во время переговоров не было, поскольку на предварительной стадии уже были согласованы формулировки статей. Единственное, что вызвало решительное возражение генсека, это была преамбула договора, предложенная немецкой стороной, – цветистая преамбула о советско-германской дружбе. Здесь, как говорится, все пределы здравого смысла оказались нарушенными. Сталин возразил, что шесть лет взаимных оскорблений не могут пройти бесследно, и смешно ожидать, что их народы поверят, что все сразу прощено и забыто. Нужно не спеша готовиться к тому, чтобы общественное мнение в России – и, без сомнения, в Германии тоже – приспособилось к этим переменам[65].

Но самое главное заключалось не в пакте о ненападении, о чем я уже выше писал. Если бы все и ограничилось этим пактом, то современникам тех дней и будущим историкам, как в нашей стране, так и в других странах, не пришлось бы ломать столько копий вокруг данной проблемы. Ведь, повторяясь, скажу, что сам договор о ненападении не представляет собой какого-либо деликта с точки зрения норм международного права. Легитимность заключения такого договора была бесспорной, хотя многие либерал-демократы в нашей стране ставят это под вопрос. Но замечу, что и Верховный Совет СССР, в годы горбачевской перестройки рассматривавший правомерность заключения договора, пришел к выводу, что по своему содержанию он «не расходился с нормами международного права и договорной практикой государств, принятыми для подобного рода урегулирований»[66].

Вся изюминка заключалась в дополнительном протоколе, текст которого я воспроизвожу:

«Секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и Советским Союзом [23 августа 1939 г.]

При подписании договора о ненападении между Германией и Союзом Советских Социалистических Республик нижеподписавшиеся уполномоченные обеих сторон обсудили в строго конфиденциальном порядке вопрос о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Это обсуждение привело к нижеследующему результату:

1. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению Виленской области признаются обеими сторонами.

2. В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, граница сфер интересов Германии и СССР будет приблизительно проходить по линии рек Нарева, Висла и Сана.

Вопрос, является ли в обоюдных интересах желательным сохранение независимого Польского государства и каковы будут границы этого государства, может быть окончательно выяснен только в течение дальнейшего политического развития.

Во всяком случае, оба правительства будут решать этот вопрос в порядке дружественного обоюдного согласия.

3. Касательно юго-востока Европы с советской стороны подчеркивается интерес СССР к Бессарабии. С германской стороны заявляется о ее полной политической незаинтересованности в этих областях.

4. Этот протокол будет сохраняться обеими сторонами в строгом секрете.

Москва, 23 августа 1939 года

По уполномочию

Правительства СССР

В. Молотов

За Правительство Германии

И. Риббентроп»[67].

Примерно через месяц с небольшим был подписан еще один секретный дополнительный протокол – специально по вопросу о разграничении сфер влияния в Литве. Текст этого протокола гласил:

«Нижеподписавшиеся полномочные представители заявили о соглашении правительства германского Рейха и правительства СССР по следующим вопросам:

В Секретный Дополнительный Протокол, подписанный 23 августа 1939 года, следует внести поправку в статью 1, согласно которой территория Литовского государства попадает в сферу влияния СССР, тогда как, с другой стороны, Люблинское воеводство и часть Варшавского воеводства попадают в сферу влияния Германии. Как только правительство СССР для защиты своих интересов примет особые меры на территории Литвы, существующая германо-литовская граница в целях ее естественного и простого пограничного описания должна быть исправлена таким образом, чтобы территория Литвы, расположенная к юго-западу от линии, обозначенной на карте, отошла к Германии.

Далее объявляется, что ныне действующие соглашения между Германией и Литвой не будут затронуты вышеуказанными мероприятиями Советского Союза.

Москва, 28 сентября 1939 года»[68].

Такова в своих главных чертах фундаментальная фаза поворота в советско-германских отношениях после прихода Гитлера к власти. То, что Сталин в значительной мере ревизовал свои прежние подходы и оценки в отношении Германии, заключив пакт о ненападении, свидетельствуют многие факты. Вот один из них. Беседуя 25 марта 1935 г. с видным деятелем английских правящих кругов А. Иденом, он говорил буквально следующее: «В Европе большое беспокойство вызывает Германия. Она тоже вышла из Лиги наций и, как Вы сообщили т. Литвинову, не обнаруживает желания в нее вернуться. Она тоже открыто, на глазах у всех, разрывает международные договоры. Это опасно. Как мы можем при таких условиях верить подписи Германии под теми или иными международными документами? Вот Вы говорили т. Литвинову, что Германское правительство возражает против Восточного пакта взаимной помощи. Оно соглашается лишь на пакт о ненападении. Но какая гарантия, что Германское правительство, которое так легко рвет свои международные обязательства, станет соблюдать пакт о ненападении? Никакой гарантии нет. Поэтому мы не можем удовлетвориться лишь пактом о ненападении с Германией. Нам для обеспечения мира нужна более реальная гарантия, и такой реальной гарантией является лишь Восточный пакт взаимной помощи. Ведь, в самом деле, в чем заключается существо такого пакта? Вот нас здесь в комнате шесть человек, представьте, что между нами существует пакт взаимной помощи, и представьте, например, что т. Майский захотел бы на кого-нибудь из нас напасть, что получилось бы? Мы все общими силами побили бы т. Майского»[69].