Первый путь. Советский Союз отвергает предложение Германии как неприемлемое или затягивает переговоры с ней. Одновременно терпеливо, но упорно, с готовностью к компромиссу он добивается заключения военного соглашения с Англией и Францией.
Второй путь. Если будет отсутствовать готовность Англии и Франции, а также Польши пойти на необходимый компромисс, Советскому Союзу можно было бы заключить договор с Германией, но включить в него статью, которая давала бы право его аннулировать, если Германия начнет агрессивную войну против третьих стран. Одновременно Советскому Союзу необходимо было продолжать осуществлять давление на западных партнеров по переговорам с тем, чтобы добиться от них более гибкой линии поведения.
Третий путь. Не заключать договор ни с Германией (по политическим и моральным соображениям), но при этом поддерживая с ней нормальные экономические отношения, ни с Англией и Францией, если они будут настаивать на совершенно неприемлемых для Советского Союза условиях. Это означало, что Советский Союз сохранял бы подлинный нейтральный статус, выигрывая максимально возможное время для лучшей подготовки к будущей неизбежной войне. Время работало на Советский Союз, а не на Германию.
Конечно, рассчитывать на подобные альтернативные решения можно было только в случае уверенности в том, что Германия при отсутствии договора с СССР не нападет на Польшу.
Таким образом, по нашему убеждению, альтернатива договору была»[44].
Как видим, целый пасьянс альтернатив – выбирай что душе угодно!
Однако, если анализировать все эти мнимые альтернативы, то первое, что о них можно сказать, – они являются плодом умозрительных построений, далеких от жестоких реальностей тогдашней мировой обстановки. Согласно рекомендациям их автора, Москва имела целый набор эффективных средств укрепления мира и противодействия агрессии, но в силу злосчастной близорукости или в корне ошибочной линии, продиктованной пресловутым тоталитарным мышлением, Сталин предпочел пойти на заключение пакта с Гитлером вместо того, чтобы с упорством маньяка уламывать западные демократии, добиваясь от них заведомо нереального согласия на противодействие германской агрессии. Но политика – это не карточный пасьянс, где произвольно можно раскладывать и выбирать нужные карты. Она имеет дело с суровыми реальностями. А реальности были таковы, какими я попытался их обрисовать в настоящем разделе. Возможно, моя аргументация кому-то покажется однобокой и прямолинейной, но – это уже дело вкуса.
Вполне лаконично и вместе с тем исчерпывающе ясно мировую ситуацию в этот период охарактеризовал российский историк М. Мельтюхов. Нельзя не согласиться с ним, когда он пишет, что в 1939 г. Европа оказалась расколотой на три военно-политических лагеря: англо-французский, германо-итальянский и советский, каждый из которых стремился к достижению собственных целей, что не могло не привести к войне. Понятно, что каждая великая держава рассчитывала на благоприятное для себя развитие событий. Англия и Франция стремились направить германскую экспансию на Восток, что должно было привести к неизбежному столкновению Германии с СССР, их взаимному ослаблению и упрочило бы положение Лондона и Парижа на мировой арене. Естественно, Москве вовсе не улыбалась роль «жертвенного агнца», и советское руководство сделало все, чтобы отвести угрозу втягивания в возможную европейскую войну, которая должна была ослабить Германию, Англию и Францию, что, в свою очередь, позволило бы СССР занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависит исход войны, и максимально расширить свое влияние на континенте. Со своей стороны, Германия, прекрасно понимая невозможность одновременного столкновения с коалицией великих держав, рассчитывала на локальную операцию против Польши, что улучшило бы ее стратегическое положение для дальнейшей борьбы за гегемонию в Европе с Англией, Францией и СССР. Италия стремилась получить новые уступки от Англии и Франции в результате их конфликта с Германией, но сама не торопилась воевать. США была нужна война в Европе, чтобы исключить возможность англо-германского союза, окончательно занять место Англии в мире и ослабить СССР, что позволило бы стать основной мировой силой. Япония, пользуясь занятостью остальных великих держав в Европе, намеревалась закончить на своих условиях войну в Китае, добиться от США согласия на усиление японского влияния на Дальнем Востоке и при благоприятных условиях поучаствовать в войне против СССР. Так, в результате действий всех основных участников предвоенный политический кризис перерос в войну, развязанную Германией[45].
Разумеется, не со всеми положениями, высказанными М. Мельтюховым, можно безоговорочно согласиться. Но картина сложной, чрезвычайно противоречивой ситуации, сложившейся в 1939 году, нарисована достаточно объективно. В столь противоречивом взаимодействии и взаимовлиянии сил, имевших сталкивающиеся интересы, для Сталина, безусловно, оставалось поле для политических маневров и всякого рода комбинаций. Однако выбор носил весьма ограниченный характер, поскольку две другие основные силы относились к Советской России явно недружелюбно, а точнее, враждебно. Те, кто бросает упреки в адрес Сталина и его внешнеполитической стратегии, видимо, страдают однобоким политическим зрением, упрощают реальное положение дел и явно недооценивают как коварство сил агрессии, так и двуличие линии западных демократий, говоривших одно, а делавших другое. В конечном счете, коренные изъяны их расчетов на умиротворение Гитлера и на то, что он обрушит свой первый удар на Советскую Россию, оказались рассеянными суровыми ветрами предвоенной бури.
В качестве своеобразного заключительного аккорда сошлюсь на точку зрения биографа Сталина А. Улама в отношении политики Сталина в эти критические месяцы. Конечно, главный, политический акцент в этой оценке, на мой взгляд, тенденциозен и отражает господствующие в западной историографии концепции относительно пакта между Германией и Советской Россией. Однако все остальное, и прежде всего дань, которую он отдает Сталину как стратегу и тактику, заслуживает внимания. А. Улам пишет: «Шаги Сталина в промежутке между Мюнхеном и советско-германским пактом являют собой классический образец того, как искусная (и, конечно, беспринципная) дипломатия может изменить ход мировой истории. Некоторые из предпосылок, на которых базировалась эта политика, оказались ошибочными. Но что касается самой техники обведения вокруг пальцев противостоящих сторон, умения создавать и использовать возможности, то она должна быть оценена как мастерская». И далее: «Сталин играл умно. В большой игре, касавшейся судьбы мира, невероятно, чтобы кто-нибудь другой мог бы заслужить столь высоких оценок со стороны Талейрана или Бисмарка»[46].
Таковы в самых общих чертах некоторые существенные моменты, проливающие свет на практическое осуществление Сталиным своей внешнеполитической концепции. В этой концепции в тот период на первый план выдвинулась задача выиграть время. Все остальное было производным от выполнения этой жизненно важной для Советской России цели. В истории многих стран встречались такие моменты, когда фактор времени определял будущее страны. Для Советской России таким моментом и явились 1939 – 1941 годы. Именно этот фактор явился решающим аргументом, который толкнул Сталина на заключение пакта с гитлеровской Германией. Разумеется, имелись и другие сопутствующие соображения, в силу которых состоялось это соглашение. Но главное – фактор времени. Если мы хоть на минуту выпустим из поля зрения указанное обстоятельство, то неизбежно будем обречены на однобокую трактовку данного исторического события, на повторение тривиальных оценок, которые на протяжении многих лет вдалбливаются в общественное сознание.
Подчеркивая решающее значение выигрыша времени в геополитической стратегии Сталина, я тем самым не пытаюсь преуменьшить значение и место других факторов, формировавших позицию Москвы по актуальным проблемам того исторического периода. Единственно верный подход – это комплексный подход, в котором в должной мере учитываются как долгосрочные, так и краткосрочные цели сталинского курса.