Тем более, что впоследствии Сталин при подготовке к изданию своих сочинений посчитал необходимым специально отметить приведенный выше факт и признал ошибочность своей позиции в тот период. В предисловии к первому тому он, связав подход к решению аграрного вопроса с более общим вопросом — развития социалистической революции, отметил: «Только спустя некоторое время, когда ленинская теория перерастания буржуазной революции в России в революцию социалистическую стала руководящей линией большевистской партии, разногласия по аграрному вопросу исчезли в партии, ибо стало ясно, что в такой стране, как Россия, где особые условия развития создали почву для перерастания буржуазной революции в социалистическую, — марксистская партия не может иметь какой-либо другой аграрной программы, кроме программы национализации земли.»[293]

В связи с рассмотрением позиции Сталина по аграрному вопросу и, в частности, защитой им принципа раздела помещичьих земель между крестьянами, хочется обратить внимание на одно довольно существенное обстоятельство. Автор одной из авторитетных работ по истории российской революции, написанной под углом зрения анализа личного вклада в нее Ленина, Троцкого и Сталина, Б. Вольф особо отмечает, что взгляды Сталина оказались в конце концов господствующими. В подтверждение своего утверждения он приводит тот факт, что победе большевиков в Октябрьской революции во многом способствовало фактическое принятие лозунга раздела земли, а не ее национализации. Именно это обусловило поддержку крестьянством Октябрьской революции[294].

Оставляя в стороне многие детали проходившей на съезде борьбы, укажем на то, что представляется нам наиболее существенным, опять-таки в контексте процесса созревания Сталина как политической личности, уже имеющей свою точку зрения и свою позицию. Стокгольмский съезд наглядно это продемонстрировал. Об этом же свидетельствуют и печатные выступления Кобы после возвращения со съезда, в которых обстоятельно и в резко критическом духе проанализированы итоги работы объединительного съезда. Речь идет прежде всего о вышедшей в июле — августе 1906 года его брошюре «Современный момент и Объединительный съезд рабочей партии». В ней он по существу поставил под сомнение все важнейшие решения съезда, что вполне отвечало и позиции Ленина и большевиков в целом. Весь запал обращен на критику стратегической линии и программных установок, которых придерживались в то время меньшевики. Знакомство с этой брошюрой свидетельствует о его неизменной враждебности к меньшевизму как политическому течению и платформе практической деятельности. И, надо признать, что основные тезисы, отстаиваемые автором, хорошо аргументированы с точки зрения революционной марксистской теории. Мы уже имеем дело с вполне сформировавшимся деятелем партии, отличительной чертой которого выступает не только желание, но и умение сочетать теорию с практикой. Хотя по-прежнему Сталин, как правило, говорит о себе только как практике. Каких-либо претензий на лавры большевистского теоретика он не выдвигает, несмотря на то, что некоторые его статьи того периода явственно обнаруживают постоянный интерес автора к вопросам теории марксистского учения.

То, что молодому революционеру было явно тесно в рамках его непосредственной практической работы и его постоянно влекло к себе теоретическое поприще, совершенно очевидно. Так, в 1906 — начале 1907 годов Сталин публикует в грузинской печати серию статей, объединенных общим названием «Анархизм или социализм?». Появление их объясняется, видимо, не только тяготением автора к вопросам теории, но и соображениями чисто практического характера. В это время в Грузии анархисты старались укрепить свое влияние среди рабочих, в особенности деклассированных элементов этого класса, и добились определенных успехов. Потребности политической борьбы и вынудили Кобу обратиться к данной тематике.

Я не стану давать исчерпывающую оценку этой публикации. Здесь хочется подчеркнуть лишь следующее. Это была фактически первая работа Сталина, в которой он рискнул вступить на зыбкую почву философии. В ней специально рассматриваются диалектический метод и материалистическая теория, излагаются известные постулаты марксистской философии, причем делается это с присущей автору склонностью все разложить по полочкам и чуть ли не пронумеровать систему своих умозаключений и выводов. В ней уже явственно проглядывает вся позднейшая сталинская методология. Метафорически выражаясь, эту работу можно уподобить яйцу, из которого через три десятилетия вылупилась курица — известный труд Сталина «О диалектическом и историческом материализме».

Но каковы бы ни были достоинства или недостатки первой полуфилософской работы, она показывает, что ее автор достаточно осведомлен не только в марксистских построениях, но и опирается на доводы, почерпнутые из арсенала различных научных теорий, в особенности естествознания. И, конечно же, он оперирует прежде всего положениями, высказанными Марксом и Энгельсом, но не просто опирается на них, а примеряет к конкретным условиям Грузии. Оригинальность и теоретическая ценность данной работы молодого Сталина, разумеется, весьма относительны. Но я рассматриваю ее не в качестве своего рода вклада в марксистскую евангелистику. В данном случае речь идет об оценке личности ее автора, точнее о том, каков был диапазон его теоретических интересов и насколько он был подготовлен, чтобы самостоятельно анализировать серьезные проблемы. Обращает на себя внимание и такая особенность его индивидуального стиля, которая со временем превратилась в характерную черту: он охотно и уместно использует всякие литературные образы и сравнения из русской классики.

Короче говоря, из всего сказанного вывод напрашивается однозначный: мы имеем дело не с полуграмотным семинаристом, как пытаются представить некоторые откровенные недоброжелатели Сталина, а с человеком, который владеет пером, самостоятельно мыслит и умеет ясно, четко, хотя порой и довольно упрощенно и схематично, излагать свои взгляды по сложным проблемам, в том числе и теоретического характера. Если мы примем во внимание, что весь его интеллектуальный багаж был в основном накоплен путем самообразования, то следует признать, что он добился в этом блестящих результатов. По крайней мере на фоне других интеллектуалов, особенно из среды грузинских меньшевиков, кичившихся своими глубокими познаниями в области теории, он не выглядел бледно-серым пятном.

С весны 1907 года в рядах российских социал-демократов развертывается борьба вокруг проведения очередного съезда партии. Соответственно, она сопровождается противостоянием меньшевиков и большевиков в связи с выборами делегатов на съезд. Каждое из течений стремится обеспечить себе большинство, чтобы таким путем предопределить характер и направленность решений высшего форума партии. Коба активно участвует в этой борьбе, и уже совсем неудивительно, что именно его от тифлисских большевиков избирают делегатом на съезд (Правда, на самом съезде он получил лишь мандат делегата с совещательным голосом. Но об этом несколько подробнее мы расскажем ниже). Любопытно отметить, что от тифлисской организации делегатами с совещательным голосом были избраны также будущий главный политический соперник Сталина — Троцкий, бывший тогда в лагере меньшевиков, и писатель А.М. Горький в качестве беспартийного[295].

Пятый съезд партии, проходивший в мае — июне 1907 года в Лондоне, вне всякого сомнения, был значительной вехой в политическом росте Сталина. Он уже не выступал в качестве новичка, имел за своими плечами опыт участия в подобных мероприятиях. Однако его личная активность в работе съезда оказалась более чем скромной. Его фамилия (а он фигурировал опять как Иванович) встречается в протоколах съезда всего три раза, да и то в связи с обсуждением материалов мандатной комиссии. Эта комиссия рассматривала вопрос о выдаче ему мандата делегата с совещательным голосом в связи с тем, что при выборах делегатов от тифлисской организации возникли какие-то недоразумения.