Не будучи решенным тогда, этот вопрос остался в наследство истории. Поэтому вокруг него на протяжении долгого времени, начиная с 20-х годов, шли ожесточенные споры и дискуссии. В период власти Сталина он был завершен традиционным способом: виновником поражений был объявлен Троцкий и вся стратегия тогдашнего главного командования. Но, как может видеть читатель, столь однозначный ответ отнюдь не соответствовал реальному ходу событий того времени. Все обстояло гораздо сложнее, и корни поражений находились не на поверхности (т. е. в плохом руководстве), а гораздо глубже.

Что касается Троцкого, то на конференции он выступил с речью, в которой попытался как-то сгладить и преуменьшить собственную вину и вину главкома. Исходя из посылки, что нападение — лучший способ обороны, он выдвинул ряд обвинений против Сталина. Вот как он сам сформулировал свои обвинения в адрес Сталина: «Товарищи, я позволю себе сказать, что я был настроен скептичнее многих других товарищей, ибо как раз на этом вопросе должен был останавливаться больше других, то есть разбиты или не разбиты военные силы польской белой армии. По этому поводу у меня были разговоры с т. Сталиным, и я говорил, что нельзя успокаиваться всякими сообщениями о том, что разбиты силы польской армии, потому что силы польской армии не разбиты, так как у нас слишком мало пленных по сравнению с нашими успехами и слишком мало мы захватили материальной части. Тов. Сталин говорил: «Нет, вы ошибаетесь. Пленных у нас меньше, чем можно было бы ожидать в соответствии с нашими успехами, но польские солдаты боятся сдаваться в плен, они разбегаются по лесам. Дезертирство в Польше получает характер явления огромного, которое разлагает Польшу, и это главная причина наших побед». Что же я должен сказать, что т. Сталин подвел меня и ЦК. Тов. Сталин был членом одного из двух Реввоенсоветов, которые били белую Польшу. Тов. Сталин ошибался и эту ошибку внес в ЦК, которая тоже вошла как основной факт для определения политики ЦК. Тов. Сталин в то же самое время говорит, что Реввоенсовет Западного фронта подвел ЦК. Я говорю, что этому есть оценка ЦК. Тов. Сталин представил дело так, что у нас была идеально правильная линия, но командование подводило нас, сказав, что Варшава будет занята такого то числа. Это неверно. ЦК был бы архилегкомысленным учреждением, если бы он свою политику определял тем, что те товарищи, которые говорили о том, когда будет взята Варшава, нас подводили, потому, что данные у них были те же, что и у нас»[855].

Сталин вел себя на конференции достаточно решительно, несмотря на примирительный тон доклада Ленина. В своем выступлении он, в частности, заявил: «Перед нами в то время было несколько фактов. Первый — это нота Керзона […] второй […] — нарастающее революционное движение в Англии и Германии […] Третий факт — это продвижение наших войск вперед на Юго-Западном и Западном фронтах. Таким образом, со всех сторон перед нами открывалась перспектива, что, если мы примем предложение Керзона, то тем самым рискуем дать передышку Польше и всей международной буржуазии […] Безусловно, первое, что должен был сделать ЦК, — это проверить состояние наших фронтов. ЦК послал запросы, и в середине августа была получена телеграмма, что мы 16 августа берем Варшаву. Это сообщение, исходящее от компетентных и ответственных лиц, послужило той лишней гирей, которая перевесила мнение ЦК в сторону продолжения наступательной войны […] Я должен заявить, что при такой обстановке наш ЦК не был бы революционным ЦК, если бы принял другую политику. Когда выяснилось, что комфронт ошибся в своей оценке фронта, что член Реввоенсовета фронта ошибся, что ЦК был в некотором роде подведен стратегией, смешно говорить, что «если бы да кабы во рту росли бобы». Никогда бобы во рту не растут. Всякая другая политика ЦК была бы реакционной. Поэтому, я думаю, что его логика была абсолютно правильной»[856].

Однако в ходе прений в адрес Сталина продолжали звучать упреки. В частности, Ленин в своем заключительном слове сказал, что тов. Сталин в принципиальном вопросе «брал через край»[857]. Сталин не был бы Сталиным, если бы смирился с этим замечанием Ленина, а также обвинениями, высказанными в его адрес Троцким. Кроме того, он, и это представляется вполне очевидным, был крайне недоволен тем, что Ленин занял столь примирительную, по его мнению, позицию. Сталин не был бы тем Сталиным, которого мы знаем, если бы просто промолчал и сделал вид, что ничего не произошло. Именно поэтому он посчитал необходимым обратиться со специальным заявлением в Президиум конференции. Я позволю себе целиком привести это заявление, поскольку оно, во-первых, примечательно само по себе и содержит конкретные аргументы по поводу спора. А во-вторых, оно высвечивает некоторые черты Сталина как оппонента, который не устрашился того, чтобы открыто, на партийном форуме бросить обвинение в адрес самого Ленина — общепризнанного вождя большевиков и своего, как он любил говорить, учителя.

Вот текст его заявления.

Суммируя все перипетии конфликта вокруг поражения Красной армии в период войны с Польшей, можно с достаточной уверенностью сказать, что Сталин проявил себя в этом конфликте отнюдь не как склочник, пытающийся скрыть свою вину и переложить ее на других. Напротив, именно он настаивал на тщательном расследовании всего этого дела. Вместе с тем он, на мой взгляд, довольно убедительно обосновал свои обвинения в адрес главного командования. Наконец, руководствуясь интересами дела, не побоялся вступить в открытую полемику с Лениным. Что также говорит о его твердости. Говорит это и о его положении в большевистском руководстве, положении, которое даже при самой злостной тенденциозности нельзя назвать малозначительным.