3. Последний арест

Период работы над статьей по национальному вопросу и участие в партийных совещаниях, а также встречи с Лениным в конце 1912 — начале 1913 гг. стали самым продолжительным по времени пребыванием Сталина за границей. Отправившись в конце декабря 1912 года в Краков, Сталин возвращается в середине февраля 1913 года в Петербург. Здесь он вместе со Свердловым приступает к работе по реорганизации редакции газеты «Правда». Ленин в это время неоднократно выражал свое недовольство тем, что газета по ряду важных вопросов занимала недостаточно четкую позицию. Речь шла в первую очередь о вопросах борьбы с ликвидаторским течением, которое фактически ориентировалось на прекращение всякой нелегальной партийной деятельности, что в конечном счете ставило под вопрос само существование большевистской партии. Серьезные проблемы имелись и в освещении деятельности думской социал-демократической фракции. Единства в этой фракции не было, да и вообще едва ли оно могло быть ввиду принципиальных расхождений между большевистскими депутатами и депутатами от меньшевиков. Несмотря на то, что, казалось, имелась реальная почва для совместной работы перед лицом общей задачи борьбы с царизмом, точек соприкосновения по принципиальным политическим вопросам почти не находилось. Легче было назвать вопросы, по которым они расходились, чем вопросы, по которым находили общий язык.

Как показывают имеющиеся в нашем распоряжении факты, и в вопросах тактической линии внутри тогда единой социал-демократической фракции в Государственной думе Сталин занимал позицию, в известном смысле отличавшуюся от позиции Ленина. Он, и это видно из его письма, отправленного из Кракова в Женеву Каменеву в декабре 1912 года, отстаивал более гибкую тактику, высказывал сомнения в целесообразности жесткой линии. «Ильич рекомендует «твердую политику» шестерки[461] внутри фракции, политику угроз большинству фракции, политику апелляции к низам, против большинства фракции, но Ильич [уступит], ибо ясно само собой, что для такой твердой политики шестерка еще не созрела, не подготовлена, что нужно сначала укрепить шестерку, а потом бить ею большинство фракции, как Илья [Муромец] бил татар татарином. Кроме того, очень может быть, что месяца через два-три уже будет большинство во фракции (есть надежда перетащить одного-двух), и тогда у нас появится возможность бить фракцией ликвидаторов, это гораздо выгоднее. Посему нужно работать и немножечко подождать с твердой политикой. Последняя ошибка с участием в «Луче»[462] лишний раз показывает, что нужно, прежде всего, укрепить самое шестерку, желающую быть большевистской, но еще не вполне большевистскую. Шестерке на каждом шагу [нужно] что […] в руководителе: я случайно не присутствовал на одном из заседаний фракции и это было достаточно, чтобы шестерка выкинула глупость с «Лучом». Словом — нужно немного подождать… Ну-с, пока, крепко жму руку. Коба»[463].

Приводя этот факт (а имеются и некоторые другие), свидетельствующий о наличии достаточно отчетливых разногласий или различий в позиции Ленина и Сталина по отдельным вопросам партийной тактики, я вовсе не хочу, чтобы создалось превратное впечатление, будто их разделяла чуть ли не некая политическая пропасть. Как видно из существа затронутых проблем, речь идет не о принципиальных разногласиях, а всего лишь о различиях в подходах и методах, о разных акцентах. Кроме всего прочего, данные примеры как раз и характеризуют Сталина как самостоятельную фигуру, как политика, обладающего собственным взглядом на происходившие события, и способного отстаивать эту свою позицию. В хрущевские и брежневские времена на таких моментах делалось особое ударение, чтобы противопоставить Ленина Сталину и изобразить последнего чуть ли не в качестве политического противника Ленина. Однако объективный анализ существа всех этих и других расхождений, имевшихся между ними, не дает оснований для подобных далеко идущих выводов. Подобного рода выводы и заключения диктовались не чем иным, как политической конъюнктурой и не имели ничего общего с подлинно научным исследованием.

Однако вернемся к нашей непосредственной теме.

Большевики старались уловить и использовать в своих целях наметившийся сдвиг в народных настроениях. Развитие ситуации в стране наполняло новым свежим ветром их паруса, сулило укрепление их позиций в общем революционном потоке. Поэтому оптимизмом дышит и написанное Сталиным воззвание ЦК партии большевиков в связи с годовщиной ленского расстрела. «Расстрел на Лене открыл новую страницу в нашей истории. Чаша терпения переполнилась. Прорвалась плотина народного негодования. Тронулась река народного гнева. Слова царского лакея Макарова «так было, так будет» подлили масла в огонь. Они оказали такое же действие, как в пятом году приказ другого царского пса Трепова: «патронов не жалеть!». Забурлило, запенилось рабочее море. И дружной, почти полумиллионной стачкой протеста ответили русские рабочие на ленский расстрел. И высоко подняли они наше старое красное знамя, на котором рабочий класс снова начертал три главных требования русской революции:

8-часовой рабочий день — для рабочих.

Конфискация всех помещичьих и царских земель — для крестьян.

Демократическая республика — для всего парода!»[464]

Словом, обстановка в России обозначила все более растущие, зримые признаки приближения новой революционной волны. И, естественно, для Сталина открывались широкие, можно сказать, доселе невиданные возможности принять самое активное и непосредственное участие в работе уже в качестве достаточно видного деятеля большевистской партии общероссийского масштаба. Но, как говорится, перспективы светлые, да путь извилистый. Именно в это время в судьбе Сталина произошел весьма важный и, как мне кажется, оставивший глубокий след на всем его характере, поворот. Речь идет об очередном его аресте (что само по себе не было чем-то из ряда вон выходящим) и — это самое главное — высылке в Туруханский край под гласный надзор полиции сроком на четыре года.

Буквально через считанное число дней после возвращения из-за границы Сталин был 23 февраля 1913 г. арестован в зале Калашниковской биржи во время концерта, устроенного большевистской организацией Петербурга. Обстоятельства этого последнего в его жизни ареста довольно любопытны. О них оставили свои воспоминания некоторые довольно видные в свое время в партии деятели, в частности, старый большевик А. Шотман. Написанная им книга вышла в свет, можно сказать, лишь на заре безудержного восхваления Сталина, поэтому она не вызывает больших сомнений относительно достоверности приводимых фактов. Хотя, и на ней уже видны отблески расцветавшего культа вождя.

Вот как описывает арест Сталина автор этих воспоминаний.