Расскажу о нашем первом, довольно забавном «выходе в свет». Случаи незначительный, *но он может послужить иллюстрацией наших «мучений» при первых попытках освоить незнакомую обстановку.
В конце августа нас вызвал А. И. Геккер и сказал, что 1 сентября в гостинице «Вагон Ли» открывается зимний сезон обедов с музыкой и танцами.
— Вам, — заявил он, — пора осваиваться в иностранном обществе. «Выезд в свет» начнем с Германа и вас, товарищ Черепанов. А потом побывают и остальные товарищи.
Под вечер одетый в смокинг я зашел в комнату к Яше и застал его перед зеркалом. Взглянув на мой черный галстук «бабочку», Яша поморщился и сказал:
— Пора бы тебе, Саша, знать, к смокингу нужно надевать не черную, а белую «бабочку».
Я вернулся к себе, быстро переодел галстук, и мы поехали.
Для солидности старожилы порекомендовали нам поехать с дамой, и мы для этого «позаимствовали» жену П. И. Смоленцева.
Китаец официант сразу определил, что мы советские граждане. Он усадил нас за лучший столик, откуда все хорошо было видно.
Среди иностранцев в зале было много эффектных мужчин. Женщины же с нарумяненными и сильно напудренными лицами выглядели довольно вульгарно. Мы с гордостью посмотрели на нашу даму. Она нам казалась лебедем в стае уток.
Играл джаз. Площадка для танцев была заполнена до отказа. Мы .пообедали, танцевать не хотелось, да мы п не знали модных западных танцев.
Наш 'первый «выезд в свет» прошел удачно. Но как потом выяснилось, наши друзья очень переволновались. Проводин нас в ресторан, они поехали прямо в кино и, к своему ужасу, увидели в кинокартине, что к смокингу надевают не белые, а черные галстуки.
Конечно, все «мучения», пережитые нами на первых порах, теперь кажутся смешными и наивными. В действительности все оказалось куда проще, чем мы предполагали. И мы быстро овладели условностями дипломатического мира.
Вскоре мы подыскали учителей и начали усиленно заниматься китайским и английским языками. Мы присматривались к жизни китайского народа и с помощью работников миссии изучали внутреннее и внешнее положение Китая того времени.
В Пекине перед нами словно оживала история освободительной борьбы китайского народа. Нас возмущали порядки в посольском квартале. Китайцев не пускали на его территорию, окруженную каменной стеной с огромными тяжелыми воротами. Это было «государство в государстве», как и международные сеттльменты в Шанхае и других городах. На территориях концессий были расквартированы иностранные гарнизоны и действовала иностранная полиция. На рейдах «открытых портов» стояли иностранные военные суда.
В те годы то дороге от центра Пекина к его окраинам мы словно 'проходили через целые столетия в глубь истории. Поток фешенебельных автомобилей сменялся рядами рикш, тачек, повозок и караванами верблюдов. На окраинах нельзя было увидеть современных особняков и залитых электрическим светом отелей и ресторанов; они были застроены земляными хибарками-фанзами, тускло освещенными масляными светильниками.
В Пекине мы узнали о Китае много нового, интересного, неизвестного в те годы советским людям, хотя сейчас все эти сведения доступны каждому нашему школьнику.
Тогда мы еще мало знали о молодой Коммунистиче-
скон партии Китая, сформировавшейся из отдельных марксистских кружков и рабочих организаций. Все наши сведения о китайских коммунистах исчерпывались некоторыми данными о I съезде КПК, открывшемся в Шанхае 1 июля 1921 г. И нам рассказывали о профессоре-маркснсте Ли Да-чжао, о «движении 4 мая», о революционном студенчестве Пекинского университета.
В то время внимание политических кругов Пекина было приковано к проблеме установления советско-китайских дипломатических отношений и к деятельности южнокитайского революционного правительства во главе с Сунь Ят-сеном.
Когда 1 февраля 1923 г. объединенная Юньнаньско-гуансийская армия выгнала из Гуанчжоу войска Чэнь Цзюн-мнна, Сунь Ят-сен вернулся в этот город, возглавил правительство Южного Китая и пригласил на работу советских военных советников.
Взаимоотношения нашей страны с пекинским правительством были весьма сложными. Советское правительство в июле 1919 г. отменило все неравноправные договоры, заключенные царской Россией с Китаем, и официально заявило о готовности установить с Китаем равноправные дипломатические отношения.
Реакционное пекинское 'правительство долгое время игнорировало дружественные действия Советского правительства. Но широкие массы китайского народа вскоре поняли, что Советская Россия является другом и союзником, готовым поддержать их борьбу за освобождение.
В конце концов пекинское правительство было вынуждено 31 мая 1924 г. подписать советско-китайское соглашение.
Наша группа приехала в Китай почти за год до этого исторического акта.
Изучая обстановку в стране, мы по-прежнему не представляли себе сколько-нибудь определенно, какая работа ожидает нас в будущем.
В один из погожих сентябрьских дней мы отправились на вокзал, чтобы встретить первого чрезвычайного •посла Советского Союза в Китае Л. М. Карахана. На вокзал приехали сотрудники миссии и их жены. Здесь собралось много официальных лиц из различных китайских ведомств, организаций, а также из иностранных представительств.
и
Резко выделялся своим обликом и нарядом известный авантюрист корнет Савин, «претендент на болгарский престол». С большой окладистой бородой, в затасканном военном сюртуке времен Александра III, без погон, он походил на недоброй памяти станового пристава. Позднее Савин неоднократно надоедал Л. М. Карахану просьбами, чтобы ему разрешили выехать в Советский Союз для чтения лекций о том, как он претендовал на болгарский престол.
Как только из тамбура вагона показался улыбающийся Л. М. Карахан, китайский оркестр заиграл «Интернационал». Встречающие кольцом окружили прибывшего посла.
Вскоре мы были тепло приняты Л. М. Караханом. Он расспросил, как у нас идет учение, как мы устроились, и намекнул, что скоро, с приездом из Москвы одного товарища, положение с нашей будущей работой определится. Он не назвал фамилии; позднее мы поняли, что речь тогда шла о Михаиле Марковиче Бородине.
— А пока,—сказал Карахан,—продолжайте учиться.
Наконец в Китай приехал М. М. Бородин.
При первой встрече мы с любопытством рассматривали его: высокий, широкоплечий, с широким лбом, умными глазами, с большими солдатскими усами и длинными волнистыми волосами, подстриженными в скобу. Перед тем как поздороваться с нами, военными, он делал движение рукой к правому виску, как бы беря «под козырек». М. М. Бородин, как и многие сугубо штатские люди, имел слабость подражать военным.
С Бородиным никто из нас раньше не встречался, и только здесь, в Китае, нам стали известны некоторые факты его интересной биографии.
М. М. Бородин родился 9 июля 1884 г. в бывшей Витебской губернии. Детство он провел в Латвии, где учился в русской школе, а затем поступил в университет. Юношей примкнул к революционному движению и состоял в пропагандистских кружках латышской социал-демократии, был членом РСДРП с 1903 г.
М. М. Бородин принял активное участие в революционных событиях 1905 г. в Риге, где с января он под партийной кличкой Кирилл стал работать среди латышских социал-демократов.
Как делегат рижской организации РСДРП М. М. Boродин принял участие в партийной конференции в Таммерфорсе и был избран одним из трех членов президиума конференции. Участвовал он и в стокгольмском Объединительном съезде 1906 г.
Вскоре после съезда он был арестован, после освобождения эмигрировал в Англию, а затем в США.
В США Бородин жил сначала в Бостоне; в 1908 г. он переехал в Чикаго, где организовал для эмигрантов политическую школу, пользовавшуюся большой популярностью. Одновременно Бородин был членом американской социалистической партии и исполнял обязанности казначея общества «Помощь русским политическим заключенным».
В июле 1918 г. Бородин вернулся в Москву. На короткое время он ездил в Англию, затем был назначен первым генконсулом РСФСР в Мексике. И вот теперь по приглашению Сунь Ят-сена М. М. Бородин приехал в Китай.