— Собственно, раньше утра они и не понадобятся,—

. заметил я.

— Почему? — насторожился Рыбалко.

Рассказав о вынужденном простое танкистов, чем сильно огорчил Павла Семеновича, я снова вернулся к вопросу о ремонте машин:

— Может, привлечь политотдельцев? Кроме тех, кого Капник уже прикрепил к ремонтным частям, у него, по-моему, есть среди прибывших на пополнение бывшие слесари, токари,— словом, люди, знакомые с техникой...

В это время вошел начальник политотдела.

— Извините, если помешал,— обратился он к командующему,— но у меня срочное дело к генералу Соловьеву.

— Какое? — поинтересовался Рыбалко.

Оказалось, полковник Капник пришел выяснить, куда направлять именно тех людей, о которых я только что говорил. Рыбалко засмеялся:

— Хвалю за инициативу! Мы как раз об этом хотели вас просить.

Распорядившись не задерживать отправку в ремонтные батальоны выделенных политотделом людей, Рыбалко отпустил Соловьева и Капника.

После их ухода Павел Семенович заговорил со мной о Зиньковиче:

— Хочу рекомендовать его на должность командира 12-го танкового корпуса. Как твое мнение?

Я молчал, обдумывая ответ, а Павел Семенович горячился:

— Корпус выполняет очень трудные задачи. Митрофанов — хороший начштаба, но командовать таким сложным соединением, боюсь, ему будет нелегко. Необходим волевой, инициативный, энергичный командир, хорошо знающий войска, их командный и политический состав...

— И таким ты считаешь Зиньковича?

— Да, именно его! А Митрофанов на первых порах поможет...

Я знал, что Павел Семенович давно вынашивает мысль продвинуть по службе Зиньковича. Но командовать корпусом?..

Впрочем, особо серьезных возражений у меня ке было, и я дал свое согласие. Жизнь подтвердила правоту Рыбалко: Зинькович действительно оказался хорошим комкором.

...Принесли донесение из 15-го танкового корпуса. Я увидел, как просветлело лицо Рыбалко, и спросил:

— Что там? '

— Хорошо воюет Копцов,— ответил Павел Семенович.— В Жилине его танкисты разгромили штаб 24-го танкового корпуса, штабы 385-й и 387-й пехотных дивизий и штабы двух полков СС. Ну а если штабы разгромлены, то, думаю, и от войск уже мало что осталось.

...Однако, несмотря на то, что танковые корпуса прорвали оборону противника на десятикилометровом фронте и продвинулись на глубину до двадцати трех километров, за первый день боев армия поставленную задачу выполнила не полностью.

С утра 15 января соединения армии, действовавшие на левом фланге, начали успешно развивать наступление. На правом фланге противник продолжал упорно оборонять Митрофановку, где бои принимали затяжной характер.

106-я танковая бригада 12-го корпуса к исходу дня подошла к Россоши, овладела западной частью города и атаковала железнодорожную станцию, где скопилось несколько эшелонов противника с военными грузами и награбленным добром. Командир бригады полковник И. Е. Алексеев, человек смелый и инициативный, не дожидаясь подхода основных сил корпуса, решил овладеть городом самостоятельно. Внезапная ночная атака повергла врагов в смятение, и они не сразу оказали сопротивление. Но, постепенно приходя в себя, гарнизон Россоши, состоявший из немецких и итальянских частей, бросался в контратаки.

По передовому отряду бригады, возглавляемому лейтенантом Д. С. Фоломеевым, гитлеровцы открыли орудийный огонь. Был подожжен головной танк, но остальные машины пушечным огнем подавили вражескую батарею и, не останавливаясь, уничтожали разбегавшихся гитлеровцев пулеметными очередями.

Вдруг к танку Фоломеева подбежала женщина, умоляя спасти детей, спрятанных жителями в подвале одного из близлежащих домов. Отступая, фашисты подожгли дом. По команде лейтенанта автоматчики-десантники, сопровождавшие танки отряда, бросились в огонь и успели вытащить задыхавшихся в дыму ребят.

Комбриг Алексеев поставил взводу Фоломеева задачу не допустить подхода резервов врага к мосту через реку Черная Калитва. Прибыв на место, Фоломеев увидел направляющуюся к городу вражескую колонну грузовиков с пехотой. Лейтенант приказал открыть огонь. Танки взвода с ходу врезались в колонну, и грузовики один за другим стали опрокидываться в кюветы. Разбегавшиеся в панике гитлеровцы падали под огнем пулеметов и автоматчиков-десантников. В результате этой короткой схватки захвачено знамя немецкой пехотной дивизии и много ценных оперативных документов. После этого танковый взвод Фоломеева разгромил штаб немецкой пехотной дивизии.

За подвиги при освобождении Россоши Президиум

Верховного Совета СССР удостоил Дмитрия Сергеевича Фоломеева звания Героя Советского Союза.

Командир роты старший лейтенант В. Н. Цыганок повел свое подразделение к аэродрому Евстратовский. Расстреляв гитлеровцев из пулеметов, танкисты захватили несколько готовых к вылету транспортных самолетов. Затем рота вернулась на окраину города и с ходу вступила в бой.

Экипаж Цыганка уничтожил вражеский танк, три орудия, десять автомашин с гитлеровцами. Но в разгар схватки танк командира роты был подбит.

Рота с боем продвигалась вперед, а экипаж Цыганка остался у своей поврежденной машины. Двое суток мужественные танкисты отстреливались от наседавшего врага, пока их не выручили подоспевшие товарищи. Отвага и стойкость старшего лейтенанта В. Н. Цыганка была отмечена высокой наградой — орденом Ленина.

В сражении за Россошь гитлеровцы оказывали жестокое сопротивление. Особенно упорно они пытались удержать железнодорожную станцию, где стояли готовые к отправке эшелоны. Полковник Алексеев решил лично возглавить атаку группы танков. Ведя огонь, командирский танк первым подошел к забитым вагонами путям. Но в этот момент снаряд попал в танк комбрига...

Танкисты Алексеева овладели станцией и удерживали город до подхода остальных сил корпуса. Ивану Епифа-новичу Алексееву было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Похоронен он в центре Россоши. Теперь над его могилой высится мраморный обелиск.

Несмотря на то, что бои за город велись в чрезвычайно трудных условиях, к исходу 16 января Россошь была освобождена.

На следующий день Рыбалко беседовал с прибывшим в политотдел армии захместителем командира 106-й танковой бригады по политчасти полковником И. М. Дагелисом. На вопрос командарма, надежно ли прикрыты пути отхода противника от Россоши, Иван Матвеевич ответил, что надежно, и вдруг рассмеялся.

Рыбалко удивленно поднял брови*

*— Простите, товарищ командующий,—■ начал оправдываться полковник,— но из города отходить уже, пожалуй, некому. Если бы вы видели картину, которая представилась нам, когда утихли бои.*,

— Что же это за картина? — поинтересовался Павел

Семенович.

— Вообразите площадь в центре города, сплошь заставленную фашистскими машинами и орудиями, а между ними, как сельди в бочке,— полторы тысячи немцев и итальянцев. Стоят насмерть перепуганные и старательно тянут руки вверх. Так что эти уже ни о каком отходе не помышляют.

— Эти конечно,— согласился Рыбалко,— но не те, кто сумел выскользнуть из города, а еще — не поспевшие в Россошь резервы...

— Я понимаю, товарищ командующий,— сразу посерьезнел Дагелис.— Подразделения бригады надежно прикрыли пути отхода противника. Вот только...— он вздохнул.— Враги — врагами, а пленных-то кормить надо. А их полторы тысячи!..

— Ничего не поделаешь,— рассмеялся Рыбалко,— надо!

В этот момент вошел мой адъютант лейтенант В. Н. Стратович и доложил, что начальник разведотдела подполковник Г. П. Чепраков доставил пленных: итальянского генерала и двух офицеров.

Мы с командующим поспешили в соседнее помещение.

Итальянский генерал сидел ни жив, ни мертв, хотя делал вид, что за свою судьбу спокоен. Подполковник Чепраков, довольный тем, что его разведчики захватили такого ценного пленного, с интересом следил за ним.

Генерал — птица высокого полета, и Рыбалко приказал-доложить в штаб фронта. Не прошло и десяти минут, как поступило распоряжение отправить пленного в штаб фронта, обеспечив его безопасность. Командующий поручил работникам штаба организовать отправку.