– Это были его сыновья, – угрюмо проговорил высокий темноволосый меняла. – Они бросились отомстить за гибель сестры, и...

– Я знаю... – скорее почувствовалось, чем прошелестело в воздухе.

– Мудрейший, доколе!!!.. – бросился к нему и сжал своими мясистыми лапами его тонкую, как птичья лапка, руку пекарь. – Ты же волшебник!!! Сделай же что-нибудь!!!.. Помоги!!!

Тонкие, почти нереальные черты лица старого Ханса исказились знакомой болью.

– Я не могу... Мой дар – дар предсказания... Он не может повредить Вертизелю. Я могу только предсказывать новые смерти, – горько прошептал старец. – Зачем вы снова пришли ко мне...

– Мы знаем, знаем это, о мудрый Ханс, – выступил вперед молодой каретник. – Но сделай милость, погадай нам опять... Может, на этот раз высшие силы откроют, кто сможет избавить нас от этого богомерзкого колдуна.

– Или кто умрет следующим... – прошептал старик.

– Погадай нам, пожалуйста, о мудрый Ханс, – склонил лысеющую голову портной.

– Не отнимай у нас надежду...

– Но я гадаю каждый день, и вижу только кровь... Кровь наших родных и друзей...

– Но ты же сам говорил, что когда-нибудь ты сможешь увидеть наше избавление от проклятого колдуна!

– И что если мы пропустим его, другого шанса у нас не будет! А вдруг это будет скоро? Сегодня или завтра?..

– Хорошо, – согласился старец. – Садитесь у стены...

Танцующие, переплетающиеся змеи синего и красного дыма заполнили комнату, повторяя в воздухе символы и руны, начертанные углем на полу. В ноздри ударил пронзительный запах чего-то серого, шевелящегося, что курилось в треножнике в середине декаграммы. Старик вынул из медной шкатулки на столе белый кожаный мешочек, достал из него крошечную щепотку какого-то порошка, и бросил по одной крупинке на каждую из трех свечей вокруг Печати Прозрачности. Тут же вверх, до выжженного до черноты потолка, выметнулось темное пламя, в ноздри ударило серой и корицей, и старик, осторожно, но твердо, положил на Печать обе руки, правую поверх левой, и уставился в неведомые миры незрячими глазами.

Поначалу выражение лица его не менялось, но вдруг, содрогнувшись всем телом, как будто от удара молнии, волшебник прохрипел: "Чужестранец!.. Серый!.. Кот!.. Избавление!..", и упал замертво.

– Мудрый Ханс!

– Старейший!

– Силы небесные, он умер!

– Нет, он дышит!

– Откройте окно – ему нужен свежий воздух!

– Я отнесу его на кровать...

– Что с ним?

– Он что-то Видел!

– Что-то, что поможет нам!

– Он сказал "чужестранец" – наверно, это будет кто-то издалека.

– А что означает "серый"?

– И "кот"?

– Вы тоже это слышали? А то я подумал было, что, может быть, ослышался...

– Ничего, наберитесь терпения – он очнется и сам нам все объяснит.

– Ну, что, мастер Керли, как он?

– Ему лучше?

– Пока нет, мастер Силл. Но, может быть, через полчаса...

Но старец не пришел в сознание ни через полчаса, ни через час, и тогда, оставив с ним мастера Хупса – главу гильдии цирюльников – горожане невеселой толпой направились в трактир.

– Иванушка, смотри, там вон, слева, город, кажется, какой-то.

– Где?.. А, ну да, город. Городишко, вообще-то, я бы сказал. А что ты предлагаешь?

– Я предлагаю там заночевать, – пожал плечами, удивляясь несообразительности друга, Волк. – Тем более, дождь, вон, опять собирается...

Царевич повернул голову в том направлении, в котором указывал Серый, и присвистнул. – Ничего себе – дождь! Там целая гроза идет!

– В этом я с вами сейчас целиком и полностью согласен, – быстро подтвердил снизу шершавый голос. – Заночевать в городе – прекрасная мысль.

– А куда мы тебя денем, если в город пойдем? – почесал в затылке отрок Сергий. – На нас же вся деревня будет пялиться, если мы потащим тебя на себе!

– Должна же быть в жизни справедливость, – как бы между прочим многозначительно заметил ковер.

– Что-то расхотелось мне в этом городе ночевать, – как бы между прочим многозначительно заметил Иван.

– Вы могли бы положить меня в сумку – все-вместимку, – все осознал, и сразу выступил с конструктивным предложением Масдай.

– В сапог, то есть.

– А ведь и верно шерстяная душа говорит! – хмыкнул Серый. – Давай и в самом деле попробуем – только подожди, пока спустимся!

Высмотрев ровное местечко у городских ворот, пока стража то ли спала, то ли гуляла где-то, лукоморцы приземлились, быстро скатали своего тканого друга, после краткого "Краббле, Криббль, Круббле" оказались с абсолютно пустыми руками, и уже налегке вошли в незнакомый городок.

– Да куда же они тут все подевались-то! – в который раз громко возмутился отрок Сергий. – Времени, наверное, одиннадцати нет, а у них кругом все как повымерло! И ставни на окнах закрыты! И фонаря ни одного! Даже собаки молчат! Ну и городишко. Не удивлюсь, если тут и постоялого двора никакого не окажется, и ночевать нам придется в фонтане.

– Причем тут фонтан?

– Притом, что вон он – на площади впереди. По-моему, единственное не запертое строение в этой большой деревне.

– Если там площадь, значит, поблизости должен быть и трактир. Я читал. Во всех книгах так говорится.

– Ну, если в книгах говорится... – неодобрительно пробурчал Волк, но шаг, тем не менее, ускорил.

– Смотри, вон, видишь – сквозь ставни вон того серого дома пробивается свет, а над входом какая-то доска – наверно, это он и есть.

– Ща проверим.

Серый дом, при ближайшем рассмотрении, действительно оказался трактиром, доска над дверью – вывеской, и друзья не преминули воспользоваться гостеприимством этого заведения, или, точнее говоря, тем, что здесь за гостеприимство сходило.

Едва они ступили на порог, головы всех посетителей мгновенно повернулись к ним, а разговор прервался. Если вообще он был в этот вечер. Один из угрюмых мужчин тут же вскочил с места и захлопнул за ними дверь. Лукоморцы почувствовали себя в ловушке.

"Будь дипломатичен", – шепнул царевич. Серый кивнул и дипломатично положил руку на рукоять меча.

"Не нагнетай напряженность," – уголками губ посоветовал ему Иван. – "Может, они против нас ничего не имеют. Может, у них просто траур какой-нибудь. Улыбайся. Пойдем, сядем за стол у камина".

Не успели они занять места, как один из молчаливой компании поднялся и подошел к ним.

– Чего подать?

– А вы хозяин? – проявил чудеса сообразительности царевич. – А что у вас есть?

– Картошка с тушеным в белом вине мясом с трюфелями и пряностями, эль, портер, красное вино.

– Мне картошку, мясо и эль.

– А мне мясо, картошку с пряностями... и молоко, – сделал заказ Серый, покривившийся, почему-то, при слове "пряности".

Трактирщик, не сказав ни слова, ушел. В зале воцарилась спугнутая было тишина.

– Сидим как на поминках, – процедил Волк. – Может, спросим у этих, что тут у них за праздник?

– Мда-уж. Я, кажется, на кладбище компании повеселее встречал, – покачал головой озабоченный Иванушка. – Может, у них беда какая? Может, им наша помощь нужна? Только это надо как-то поненавязчивей разузнать.

И, не обращая внимания на вытаращенные в безмолвном "Не смей!" глаза Серого, царевич повернулся в пол-оборота к горожанам. Приготовленная дипломатическая речь при одном взгляде на их лица засохла в мозгу, и тогда Иван, не придумав ничего более ненавязчивого, наклонился к ногам одного из соседей и поднял на колени пушистую серую кошку.

– Киси-киси-киси-кысь, – почесал он ей под горлышком.

По трактиру пронесся всеобщий вздох. Обиженно звякнула разбитая тарелка. Перевернутая кружка, плеснув на прощание элем, отправилась незамеченной под стол.

Выстрелило, осыпав Ивана фейерверком искр, полено в камине.