– А отмыть... – озабоченно начал было Иван, но Санчес покачал головой.

– А отбелить?.. – бился в истерике Серый. – А перекрасить?.. А штукатуркой?... А наждачкой?..

– Ваш пароксизм ненатуральной веселости оставляет меня индифферентным,– выпятив нижнюю губу, процедил мини-сингер.

– Сам дурак, – мгновенно среагировал Волк.

– Не в обиду Санчесу будь сказано, но мы же знаем, какого качества у него краска, – снова деликатно вмешался Иванушка. – Очень скоро она смоется, и все будет по-прежнему.

– Может, и смоется, – вздохнул красильщик. – Но пока нет ни малейших признаков. А пробовали уже всем. Кроме наждака.

– Зачем? – поинтересовался Волк. – Черный цвет ему к лицу, – и, едва успев увернуться от яростно взревевшего мини-сингера и подставить ему подножку, злорадно добавил:

– И синяков не видно.

В "Березке" в этот вечер были наглажены все скатерти, отполированы все самовары, настроены все балалайки и начищены все лапти, а на двери красовалось объявление – "Закрыто на спецобслуживание".

Сегодня здесь собрались все друзья – новые и старые – как захотел Иван, чтобы проститься перед отъездом, ибо завтра, после покупки жар-птицы, он планировал, не задерживаясь ни минуты, сразу же выехать домой.

Пришел папа Карло со своей труппой, пришел владелец сети постоялых дворов "Бешеный вепорь" мастер Варас, пришел первопечатник Иоганн Гугенберг, конечно же, явились Санчес с Гарри, демонстративно игнорирующим князя Ярославского, и, когда все уже потеряли надежду и уселись за стол, в трактир ввалился Мур. Друзья не видели его с того самого вечера, когда тот попросил их о помощи в таком необычном деле. Он и оставался единственным, кому они так и не придумали, как помочь.

Иванушка сконфуженно шагнул навстречу стражнику, мучительно придумывая, что бы такого сказать в свое оправдание, и не находил ничего подходящего. "Повинную голову и меч не сечет," – решил он отбросить все уловки.

– Юджин, я очень рад вас видеть, – вздохнул он, – но, видите ли, дело в том, что я...

– Ваше высочество, – кулак Мура глухо громыхнул о бронированную грудь. – от своего покорного слуги примите глубочайшую благодарность. Я потрясен. Я поражен. Я польщен. Я не ожидал такого. Никто не ожидал. Я ваш должник. Хозяин, всем пива за мой счет!

– Пива не держим, – гордо отозвался Ерминок.

– А что есть? – озадаченно нахмурился Мур.

– Водочка-с!

– Это что – вроде пива?

– Лучше.

– Тогда всем по кружке этой... водочки!

– А, может, рюмки хватит? – осторожно поинтересовался трактирщик.

– Ты что думаешь, у меня заплатить нечем? По две кружки! Каждому! По три!

– Как прикажете, ваше майорство, – ухмыляясь, как ненормальный, Ерминок кинулся выполнять заказ. За ним устремился Волк.

– Но, Юджин, я хотел сказать... – снова начал Иван, но начальник стражи снова не дал ему договорить.

– Ваше высочество...

– Пожалуйста, не называйте меня этим дурацким высочеством, мне начинает казаться, что вы разговариваете с кем-то другим.

– Хорошо, ваше высочество.

– Юджин! Мы же друзья!

– Да, Иван, конечно. Ты знаешь, Иван, что ты – великий человек?

Царевич на всякий случай оглянулся – но других Иванов в трактире не было.

– Я?

– Да. Ты сделал то, что никому за триста лет существования городской стражи Мюхенвальда не удавалось – теперь преступники требуют, чтобы их арестовывала только городская стража, а не дворцовая, не военные патрули и даже не королевская гвардия! А знаешь ли ты, что только мне лично пришлось разнимать семнадцать драк среди стражников, споривших, кто из них больше похож на Козонова? А что слесари на своей улице теперь действительно побитые – токари, пекари и лекари решили, что тем слава досталась незаслуженно?

– А при чем тут пекари? – только и смог спросить ошарашенный Иван.

– Достопочтенный сеньор стражник прав, – присоединился к ним директор театра. – Мы с моими ребятками играли "Рамона и Кольетту", "Хотелло", "Король Йен", десятки других шедевров мировой драматургии – и никогда не приходило к нам столько народу – каждый вечер, я подчеркиваю! – как сейчас, чтоб посмотреть очередной акт "Улицы"!

Иван зарделся так, что если бы свет выключили, он светился бы и в темноте.

– А ведь большей ерунды я в жизни своей не читал! – продолжал воодушевившийся мэтр Гарджуло, обращаясь к майору.

Со стороны царевича донесся такой звук, как будто бы наступили на лягушку.

Атмосферу разрядил Ерминок.

– Прошу к столу, гости дорогие! Господин майор, ваш заказ выполнен, извольте откушать!

– А, этой вашей... как ее... водички?

– В кружках, как заказывали.

– Предлагаю выпить за нашего отзывчивого, искреннего, неутомимого Ивана-царевича! – вскочил Волк со своей кружкой наперевес, – И за лукоморско-вондерландскую дружбу! – и одним махом вылил в себя содержимое всей посудины.

– За Ивана! – дружно взревели гости, перекрывая слабый возглас царевича "Постойте!", и все, как один, последовали примеру князя Ярославского.

После этого произошло много чего. Некоторое этого можно было даже, в принципе, написать. Но с твердостью можно было сказать только одно – разницу между водой и водкой они усвоили на всю оставшуюся жизнь.

Их уважение к Серому не знало бы пределов, если бы Буратино случайно не обнаружил, что в кружке князя во время тоста была простая вода. И кабы не Иванушка, быть бы в тот вечер князю Ярославскому битым.

Прощальный пир продолжался далеко за полночь, и когда громовое "Ой, мороз-мороз" возвращавшихся лукоморцев огласило опустевшие улицы Мюхенвальда, гулко отражаясь от булыжных мостовых и каменных стен, город, в большинстве своем (не считая стражи, воров и гостей Ивана), уже спал.

Иванушка, Серый, Санчес, Гарри, мастер Варас и вызвавшийся их провожать Мур направлялись к "Веселой Радуге", отражаясь вслед за песней от стен и, иногда, от мостовых.

– Какой замечательный у вас город! – признавался в любви царевич между куплетами. – Какие гостеприимные люди! Какие все добрые, благожелательные, отзывчивые! Мне будет не хватать вас всех, Санчес, Юджин, Гарри! Гарри! Это талант! Я приглашаю тебя к нам в Лукоморье – ты сможешь жить у нас сколько захочешь! Василий с Дмитрием умрут от зависти, когда узнают, что я познакомился с настоящим мини-сингером! Гарри, обещай, что приедешь! У тебя там будет ан-шланг!

– Обещаю! Иван! Мне не нужен шланг! Но ты – мой друг. И я за тебя... все, что хочешь, отдам. Если не очень много. Серый. Я тебя прощаю. Но я тебе это еще припомню.

– Гарри. Ты не поверишь. Но мне глубоко по... все равно твое прощение. Ты сам виноват. Хоть и песни твои хорошие. Иван вон тебе скажет – чужое брать нехорошо. Скажи, Ваня!..

– Друзья мои! Не ссорьтесь в такой день! Вечер. Ночь...

– Напила-а-ся я пья-я-а-на!..

– Не напилася, а напился.

– Напи-и-лся я... Нет, нехорошо. На-пи-пи-лся я пья-а-а-ным!..

– А все-таки, чего мне жаль больше всего, что я уезжаю, так это что я не останусь на свадьбу.

– Какую свадьбу?

– У кого свадьба?

– Санчес, ты что от нас скрываешь?

– А при чем тут я?

– Да, при чем тут Санчес? Я говорю о свадьбе в королевской семье – вот, наверное, торжества-то будут – парады, шествия, турниры... кхм. Балы там, наверное, всякие, всенародное, так сказать, ликование...

– В королевской?!

– В королевской?

– А я и не знал, что принц Сержио женится!

– Юджин!

– Да, Юджин, почему все придворные новости мы стали узнавать последними?

– Да причем тут принц Сержио!!! Да что у вас всех, склероз, что ли?! Я говорю про принцессу Валькирию и Чер... принца Кевина Франка! Он же победил на турнире, и теперь король Шарлемань должен будет отдать за него замуж свою дочь, вот про что я говорю! А вы чего!..