На следующий год объединённое литовское войско атаковало Бежецкий верх на востоке современной нам Тверской области и подошло к Торжку. Ярослав Владимирович с гарнизоном и гражданами Торжка бросился на врага, но потерпел поражение. Часть его воинов погибла, часть попала в плен, остальные лишились коней. Тем не менее князь с остатками дружины преследовал литовцев. Вместе с ним тверской воевода Явид и дмитровский Кербет (не тот ли, что участвовал в походе на крестоносцев в 1242 г.?) сразились с литовским войском под Торопцом. Русские вновь были разбиты и вынуждены укрыться в Торопец.

"На утро, — рассказывает летописец, — подоспел Александр с новгородцами, и отбил пленных всех, а княжичей (литовских. — Авт.) изрубил более восьми". После стремительного и победоносного рейда Невский увёл своё войско назад. Житие Александра так описывает этот эпизод:

"В то же время набрал силу народ литовский и начал грабить владения Александровы. Он же выезжал и избивал их. Однажды случилось ему выехать на врагов, и победил он семь полков за один выезд и многих князей их перебил, а иных взял в плен; слуги же его, насмехаясь, привязывали их к хвостам коней своих. И начали они с того времени бояться имени его".

Но князь Ярослав, мечтавший заслужить прощение единоплеменников и замолить свои грехи перед Богом, не успокоился и после разгрома литовского войска под Торопцом. С одним лишь "своим двором" он нагнал и разбил отступавших литовцев на берегу озера Жижец к югу от Торопца: "не упустил их ни одного мужа, и тут перебил остаток княжичей". Не успокоившись и на этом, Ярослав вызволил из Витебска своего сына и с "малой дружиной" настиг ещё одну рать литовцев неподалёку от р. Западной Двины, у её притока Усвята. "И тут, — торжествует летописец прощение грехов князя, — Бог ему помог, и тех (литовцев. — Авт.) перебил, а сам пришёл здрав и дружина его".

Правда во владениях Александра Невского торжествовала, мир с соседями был добыт его мечом, милосердие князя окупалось. Но на следующий год новгородский летописец сделал лишь одну запись:

"Поехал князь Александр в татары"[135].

Часть IV. ИСКУШЕНИЯ

Глава I. ОРДА И РИМ

Весной 1242 г., победоносно возвращаясь в Степь из Западной Европы, Орда двигалась отнюдь не на пустое место. Её ждали уже освоенные татарами кочевья в низовьях Волги, где хан Батый и основал свою ставку — Сарай-Бату. Многонациональное степное войско, двинувшееся в 1235 г. в завоевательный поход с ханом Батыем, насчитывало примерно 139 тыс. воинов (столько же, сколько участвовало в завоевательных походах Чингисхана). Это означало, что при отношении воинов к общему числу населения 1:5 (среднем для кочевников Центральной Азии), в завоёванных степях и вокруг Сарай-Бату кочевало около 700 тыс. человек[136], которых на Руси обобщённо называли татарами, не считая огромной массы рабов и "союзников" завоевателей из покорённых народов.

Оставленные в Степи с основной массой ордынцев чиновники хана Батыя вели работу с разорёнными его походом народами независимо от того, где находился хан. Так что великий князь Ярослав Всеволодович, занимаясь восстановлением Владимиро-Суздальской Руси, одновременно собирал для татар "дары", примерно представляя себе, какой путь ему предстоит пройти, чтобы сохранить мир.

И великий князь, и его сын Александр хорошо понимали, что война с Ордой невозможна. Всё блистательное войско Александра Невского, разгромившее рыцарей на Чудском льду, было ничтожно малым перед силами даже одного ордынского тумена. Разумеется, татары отнеслись бы к такому войску со всей серьёзностью, заботясь о том, чтобы прыткие русские не поранили кого-нибудь. И постарались бы разгромить его эффективно, но возможности без своих потерь.

Результат был бы только один: потеря профессиональных воинов, которые пока могли защищать страну с севера и запада, и ещё более страшное разорение Руси татарами. Но как и, главное, у кого следовало искать мира? Ответ на этот вопрос был весьма непрост.

С одной стороны, Великое государство монголов (ст. — монг. — Yeke Mongyol ulus) было огромной, хорошо организованной империей, простиравшейся от Тихого океана до Дуная и управлявшейся великим ханом из его столицы в Каракоруме. Но сын и преемник Чингисхана великий хан Угэдэй (или Октай) 11 декабря 1241 г. умер, успев, если верить написанной как раз в это время "Тайной истории монголов"[137], жестоко отчитать своего сына Гуюк-хана за то, что тот поссорился с Батыем, покинул его войско во время похода на Запад и скоропалительно вернулся в Каракорум[138].

Такое поведение было хорошо знакомо русским князьям, нередко ссорившимся между собой в походах, и ободряло их как признак если не слабости империи, то человечности её правителей. В начале 1240-х гг. великий князь Ярослав и его сын Александр знали, что наделе Великий Монгольский улус состоит из четырёх улусов, ханы которых не в ладах между собой.

Улус великого хана в Каракоруме охватывал Китай, Дальний Восток, Центральную Азию и Юго-Восточную Сибирь.

Улус сына Чингисхана Чагатая находился в Средней Азии.

Улус хана Хулагу стремительно расширялся под руководством этого внука Чингисхана на Туркменистан, Закавказье, Персию и владения Арабского халифата до р. Евфрат.

Улус Бату-хана, получивший впоследствии имя Золотой орды, простирался от р. Иртыш в Сибири через южное Приуралье и Поволжье, Северный Кавказ, Южнорусскою степь и Крым до Дуная, включая Болгарию. То есть в него входила вся обозримая при русских знаниях того времени степная полоса: та Великая степь, с которой русским князьям испокон веков приходилось считаться.

Ясно, что искать мира следовало, прежде всего, у хана Бату, тем более что великого хана в Каракоруме не было. После смерти Угэдэя, вернувшись из похода на Запад вроде бы для поездки на курултай и выборов великого хана, 40-летний Батый под предлогом нездоровья остался на Волге. Нетрудно было догадаться, что разгромивший Русь хан не желает избрания Гуюка, сына и преемника Угэдэя, а без него — старшего по роду — выборы не могут состояться.

Однако Русь посещали не только люди Батыя, но и чиновники из Каракорума. Недаром умирающий Угэдэй, помимо завоевания остатков Китая, гордился тем, что построил по всей империи почтовые станции для быстрого передвижения чиновников и послов, произвел перепись населения и усовершенствовал единую систему сбора налогов[139]. После его смерти государственная машина работала с эффективностью, невиданной европейцами со времён расцвета Римской империи. Хотя престол великого хана пустовал целых четыре года и восемь месяцев, дела в Каракоруме и всём Великом монгольском улусе вершила старшая вдова Угэдэя, Торогэнэ-хатун, известная на Руси как ханша Туракина. Не считаться с её волей было бы неосторожно.

Батый. Рисунок из китайской хроники

В 1243 г., оставив Александра править во Владимире, Ярослав Всеволодович со свитой и богатыми дарами отправился в ставку хана Батыя, а другого своего сына — юного Константина — послал с дарами в далёкий Каракорум. Вопреки понятным опасениям, оба были приняты хорошо и вернулись домой живыми, даже "с честью".

"Батый же, — сообщает Лаврентьевская летопись, — почтил Ярослава великой честью, и мужей его, и отпустил, и сказал ему: "Ярославе, будь ты старшим всем князьям в Русской земле!" Ярослав же возвратился в свою землю с великой честью. <…> В 1245 г. князь Константин Ярославич приехал из татар от ханович (от ханши Туракины. — Авт.) к отцу своему с честью"[140].