Де Кок замолчал, увидев, что его бокал пуст, и снова наполнил его.
– Именно в эти дни, – продолжал он, – возникла угроза эпидемии пейдса – ужасной болезни, завезенной из Африки. Розалинда ван Эвертсоорд, обратившаяся в больницу Южного Креста, умерла через несколько часов. Этот случай навел Лестерхейза на интересную мысль. Он позвонил Аннетье и сказал, что готов заплатить ей миллион за молчание, он приготовит всю сумму в крупных купюрах и передаст ей их в больнице Южного Креста. А чтобы ни у кого не вызвать подозрения, Аннетье должна попасть к нему на прием в качестве пациентки. Лестерхейз описал ей симптомы болезни, по поводу которой она должна обратиться к своему домашнему врачу Ван Акену, чтобы тот выписал ей направление в больницу Южного Креста в Амстердаме.
Фледдер прервал его:
– И она точно описала все симптомы пейдса?
Де Кок как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ:
– Аннетье выполнила все, что велел доктор Лестерхейз, но из осторожности попросила Бертуса сопровождать ее в больницу. Он сразу согласился, и по дороге Аннетье объявила ему, что доктор Лестерхейз согласен заплатить ей миллион гульденов. Странно, что Бертус из Утрехта поверил ей. Когда Аннетье спустя несколько часов не вернулась, Бертус заподозрил неладное. Доктор Лестерхейз на допросе признал свою вину, не захотел только рассказать мне, каким образом он избавился от Аннетье. Возможно, он заразил ее пейдсом, а потом сообщил об этом в отчете доктору Ван Беммелену, подобно тому, как он сообщил о смерти Розалинды ван Эвертсоорд. Криминалисты потребовали произвести эксгумацию, тело Аннетье будет выкопано.
Фледдер искоса посмотрел на него.
– А Пауль ван Флодроп… Кто его убил?
– Тоже доктор Лестерхейз, – твердо сказал Де Кок. – Хотя задумал план преступления и выполнил его доктор, инициатива всего этого принадлежит Бертусу из Утрехта. Сложность заключалась в том, что Бертус не знал точно, что Аннетье рассказала Паулю, и ему казалось странным, что Пауль потребовал миллион у доктора Лестерхейза, а не у него, Бертуса. Это заставило его предположить, что Паулю ничего не известно о докторе. Решив, что ему представляется отличный случай устранить Пауля, Бертус позвонил Лестерхейзу и сообщил, что идея этого шантажа принадлежит не Аннетье, а Паулю ван Флодропу.
Фледдер даже присвистнул.
– И тогда доктор Лестерхейз совершил второе убийство…
– Да…
Молодой следователь обхватил руками голову.
– Ну и дела! – простонал он. – Теперь я понимаю, почему вы поторопились арестовать доктора Лестерхейза – вы уже поняли, что он был убийцей…
Старый сыщик улыбнулся.
– Да, к тому времени я уже догадался, что Аннетье не была больна пейдсом, и знал, что она зачем-то посещала больницу Южного Креста. Я исправил твое первоначальное упущение.
– Упущение? – удивился Фледдер.
Де Кок кивнул.
– Я разыскал водителя такси, который в то злополучное утро вез пассажиров от Центрального вокзала до больницы Южного Креста, и оказалось, что водитель знаком с Бертусом из Утрехта, он его уже не раз подвозил. Вспомнил таксист и женщину, что ехала в то утро вместе с Бертусом в больницу Южного Креста.
– А причем тут телефонный звонок Петера Карстенса? – Фледдер нахмурился. – Кто-нибудь спрашивал у него книгу о явлении чуда?
Де Кок покачал головой.
– Петер Карстенс на всех своих работах ставил собственный знак. Вчера вечером к нему заявился доктор Лестерхейз и предложил ему сделать копию книги, которую он получил.
Фледдер вздрогнул.
– И это была книга о явлении чуда?
– Да. С его именным знаком!
– Копия, которую художник сделал по заказу Аннетье Схеепстра…
Де Кок кивнул.
– Книгу эту Аннетье вручила своей медицинской сестре, которая приняла ее в больнице, та положила ее в сумочку и, ничего не подозревая, отдала сумку Лестерхейзу.
Де Кок откашлялся. Длинный рассказ немного утомил его. Он поднял бокал и выпил коньяк.
Госпожа Де Кок настороженно следила за ним.
– Бертус из Утрехта по-прежнему на свободе? – спросил Фледдер.
Де Кок замотал головой.
– Наши люди из бригады по борьбе с наркотиками арестовали его в аэропорту Схипхол, когда он уже приготовился сесть в самолет и лететь в Нью-Йорк.
В разговор вступил Фледдер.
– Сегодня днем мне позвонил следователь из Пюрмеренда, спросил, интересует ли нас еще галстук, которым был задушен Пауль ван Флодроп.
Де Кок покачал головой.
– О галстуке мы поговорим позднее.
– Когда? – выпалил Фледдер.
Старый сыщик пощипал кончик своего носа.
– Когда снова столкнемся, дорогой Дик, с таким ужасным проявлением человеческой низости, как убийство.
…Был прекрасный летний вечер с теплым бризом и яркими зарницами в небе. Уступая настоятельным просьбам жены, Де Кок надел под пиджак свитер и теперь с наслаждением прогуливался по палубе «Нептуна», ощущая себя старым морским волком. Ровно в восемь часов вечера яхта снялась с якоря и вошла в устье реки Ей.
Стремительно подкативший к причалу старенький «фольксваген» так резко затормозил, что взвизгнули шины. Из кабины выскочил молодой человек и отчаянно замахал руками. Де Кок сразу узнал Фледдера.
– Снова исчезла молодая женщина! – прокричал помощник инспектора, сложив руки рупором.
Де Кок застыл в нерешительности и тоскливым взглядом окинул скопление легких корабликов, покачивающихся на воде. Потом тоже сложил ладони рупором и поднес их ко рту.
– Я ничего не понимаю! – крикнул он.
– Исчезла еще одна молодая женщина! – снова прокричал с берега Фледдер.
Де Кок пожал плечами и развел руки, со злорадным удовольствием наблюдая, как увеличивается полоса воды между бортом яхты и берегом. Старый моряк в шкиперской кепочке подошел к нему.
– Молодой человек что-то кричал? Де Кок кивнул.
– Мне тоже так показалось… Но иногда меня одолевает тот же недуг, каким страдала моя старая мать…
Мужчина встревоженно посмотрел на инспектора.
– Что такое?
Де Кок широко улыбнулся.
– В иные минуты она становилась глуха и безмолвна, словно Будда…
Астер Беркхоф
Девушка из Бурже
1
Началось время летних отпусков. Площадь и бульвары казались вымершими. У старого высохшего источника, оставшегося еще с тех времен, когда Нейи был маленькой деревушкой, играли только дети – больше на улице не было ни души. В этот жаркий пыльный полдень сады, еще совсем недавно такие зеленые, словно разом выгорели и пожухли.
Комиссар Клерон знал, что все, кто только смог, отправились в Девилль или Канн, в Неаполь, Малагу или Венецию. Он посмотрел на площадь через запыленное окно своего бюро и прошептал: «Пора и мне в отпуск». Но эта перспектива ничуть не радовала комиссара, он знал, что означает для него отпуск: они с женой поедут в Канн, остановятся в гостинице, которая им не по средствам, придется жить под строгим надзором супруги и в течение десяти дней изображать вполне состоятельного и уверенного в себе господина.
Зазвонил телефон, и Клерон с раздражением подумал: опять где-нибудь произошло дорожное происшествие. Однако в трубке послышался взволнованный голос:
– Господин комиссар, убит Поль Рено! Вы его знаете. Помните то нашумевшее дело десять лет назад?
– Ох! Кто это говорит? – быстро спросил комиссар, чувствуя, как его забила нервная дрожь.
– Это Шалье, господин комиссар. Я, как всегда, совершал обход и когда вышел на улицу Бержерак, услышал выстрелы… четыре… пять… шесть… Мне показалось, что они донеслись из дома номер восемнадцать. Я позвонил в дверь. Никто не открыл. Обежав дом, я вошел со двора и увидел в кухне служанку, которая до смерти перепугалась и спряталась в шкафу. Она сказала, что стреляли наверху и что хозяин, кажется, принимал ванну. Я поднялся и обнаружил, что господин Рено убит. Шесть пуль в грудь и живот.
– Я сейчас выезжаю, – сказал комиссар. – Скоро буду. Оставайтесь там и ничего не трогайте до моего прихода.