— Верно, Билл, — поддержал Пайнс. — Может, они вообще были под кайфом. Украденный кокаин стоит дьявольски дорого, так что им сейчас бессмысленно продолжать свой дикий бизнес с вооруженными ограблениями. А уж если они пошли туда специально за бумагами Донахью, то вполне могли сфотографировать или отксерить их.

Этот ход рассуждений привел заместителя в состояние приятной удовлетворенности. Он быстро вертел головой, заглядывая в глаза то Кирнсу, то Портерфилду, при этом на его голове развевался жидкий хохолок, делая финансовую акулу Пайнса, сделавшего себе имя на жестокой игре в рекламу, вклады и акции, похожим на юного вундеркинда. Кирнс спокойно отозвался:

— Совершенно верно. И в то же время из сотни офисов они вскрыли всего два, возможно, единственные два, где содержалось что–то ценное. Помимо этого, насколько я помню интервью со сторожем стоянки, телефонную будку взорвали уже после того, как миновали ворота. Полагаю, они сообразили, что сторож побежит к телефону, а, Бен?

Портерфилд пожал плечами:

— Эта штука, из которой они палили, напоминает по описанию авиационную пушку. Известно, что у русских есть эта штучка, они ее продавали, да и наша, американская ракетная установка, использовавшаяся во Вьетнаме, вполне могла вернуться на родину… Бог знает, сколько их прибыло сюда после семьдесят третьего. Как они там называются?

— Цель–360, — устало подсказал Голдшмидт. — Но отечественного оружия, способного разрушить строение с расстояния в пятьдесят — шестьдесят ярдов, не существует. Это точно. Через пару часов мы узнаем марку оружия. Полиция Лос–Анджелеса обратилась за содействием в ФБР, а они там знают больше, чем нужно…

— Ладно, значит, бандиты совершили ограбление и скрылись, — подытожил Кирнс, — а произошло это по меньшей мере восемь часов назад. Боюсь, нам стоит приготовиться к худшему, то есть считать, что их направляет, финансирует и снабжает оружием некая серьезная организация, в которой знают, как воспользоваться бумагами Донахью.

— Против этой организации — полиций Лос–Анджелеса, — возразил Хедли. — Возможно, через час или два они схватят преступников. Днем иностранцы всегда выделяются из общей массы.

Но Кирнс недоверчиво, покачал головой:

— Если бы их могли схватить, дело было бы сделано. Но может, и к лучшему, что грабители на свободе. Представьте себе автомашину, в которой пара копов с пистолетами, — и против них то ли противотанковая пушка, то ли ракетная установка. Не приведи Господь. — Он обратился к Пайнсу: — Мне хотелось бы именно сегодня встретиться с директором. Я намерен доложить, что отзываю примерно половину своих людей из Мексики, Никарагуа, Гватемалы и Сальвадора — всех, чье прикрытие подвергается хотя бы незначительной опасности.

— Но это означает, что огромные усилия пойдут прахом! — запротестовал Пайнс. — Пока нет причин подозревать, что кому–либо грозит опасность. Мы вообще не знаем, что именно взяли преступники…

— И тем не менее до точного выяснения, кто эти люди и что им нужно, я не вижу выхода, кроме как отменить ряд деловых поездок и организовать отпуска и длительные болезни, возможно, ускорить некоторые перемещения, — настаивал Кирнс.

— Благоразумно, — кивнул Голдшмидт. — Это — единственное, что следует предпринять, имея в виду самое худшее. Все было организовано слишком замысловато, чтобы простая истина не всплыла. Они знали, где находится офис Донахью, значит, владеют разведывательной информацией. К тому же истинную цель визита замаскировали кражей кокаина, а это связывает полицию по рукам и ногам. Да еще — взрыв телефонной будки военной пушкой. Уж слишком все сходится.

Пайнс затряс головой, разбрызгивая слюну:

— Вы думаете, таким образом они объявили нам войну? Но это безумие!

— Они понимали, что полицию вполне устроит версия о банальной краже наркотиков, а мы не сможем подключиться, если не объявим во всеуслышание, что именно было украдено. Для полного эффекта применена традиционная террористическая тактика в самом центре столицы штата. Возможно, таким образом нам передано сообщение.

Хедли тяжко вздохнул, но Голдшмидт не обратил на него внимания.

— Сам факт, что мы здесь заседаем в такой час, свидетельствует о том, что сообщение принято. Теперь они знают, что у нас нет отчетов Донахью, раз мы не противопоставляем их украденному наркотику. Они знают, что теперь мы сделаем все, что им нужно.

Портерфилд обвел стол глазами и убедился, что все кроме Голдшмидта погружены в глубокое раздумье. Хедли медленно шевелил губами, как бы подсчитывая в уме длинную колонку цифр. Потом его глаза снова обрели осмысленное выражение:

— Ладно, допустим, эти люди — из основной Лиги. Тогда Кирнс прав, и нам нужно срочно уменьшить наше присутствие в регионах, упоминавшихся в этих проклятых бумагах. Похоже, пока это все, что мы можем сделать.

— Хорошо, хорошо, думаю, директор согласится, но сначала попробуем установить, что все–таки они взяли, — засуетился Пайнс и спросил Портерфилда: — Ведь вы — наша единственная связь с Донахью, да?

— Прямого контакта у меня с ним не было, — нахмурился Портерфилд. — Моррисон только должен был привести его ко мне.

— Но здесь так записано! — Пайнс встревоженно помахал перед собой какими–то листами. — Бен, ради Бога, не отговаривайтесь! Не на придурка же Моррисона мне рассчитывать.

— По–моему, последние двадцать лет он вполне справлялся.

— Только вы. Вы единственный, кто сможет что–то сделать. Директор назначил вас.

— Почему именно меня? Зачем?

— Вы будете руководить всей операцией, цель которой — сделать наименьшими наши потери в этой игре, — пояснил Пайнс.

Все закивали. Портерфилд посмотрел на свои часы, затем на Пайнса, прямо в его холодные чужие глаза.

— Тогда будьте любезны вызвать мой офис и сообщить, что к полудню для меня должны быть готовы копии полицейских отчетов и ленты лос–анджелесских новостей.

Пайнс моментально покинул помещение, сверкая покрасневшими ушами и украдкой массируя одеревеневшую шею. Его ботинки громко стучали по кафелю пустого коридора. Нет, они не будут смеяться над ним, не смогут. Он не боялся Портерфилда, нет–нет, это абсурд. По отношению к такому типу можно испытывать лишь гнев и неприятие. Пайнс многое слышал об этом человеке и имел о нем свое мнение: это головорез, почти сумасшедший, питекантроп, пережиток тех времен, когда отношения между людьми были гораздо грубее и проще. В конце концов, он, Пайнс, — заместитель директора, он выполнил свою обязанность — дал движение операции. Он отдает приказы Портерфилду, а не наоборот. Пайнс почувствовал себя еще лучше, когда вошел в отделение связи. Его успокаивали электронные шорохи компьютеров, дешифраторов и спутниковых мониторов. Это был родной реальный мир. Его даже развеселило, что сейчас придется что–то разрабатывать для человека, известного в спецназе Гватемалы как Ангел Смерти в те времена, когда самому Пайнсу было не больше девяти лет… 

Глава 10

Шествуя по узким балконным перильцам, Доктор Генри Мецгер без всякого интереса воззрился на суматоху в мастерской. Его немигающие желтые глазищи без интереса фиксировали происходящее. Китайчик Гордон и остальные ходили, шумели, то и дело возвращаясь к фургону, который теперь был немножко другого цвета. Конечно, всякое бывало после поездок компаньонов, но на этот раз позади фургона было что–то новое, тоже большое и гладкое. Изучая прицеп, Доктор Генри Мецгер недовольно хлестал хвостом, а зрачки сузились до щелочек.

Китайчик Гордон уселся на цементную подставку для сверлильного станка.

— Я понимаю, с вами меня уже ничем не удивишь.

Кеплер встал справа вплотную к нему, памятуя, что Китайчик — правша.

— У нас не было выбора. Ты сам поступил бы так же. Он не хотел уезжать без собаки.

Иммельман, радостно улыбаясь, поглаживал фургон.

— Когда ты подумаешь, Китайчик, ты оценишь мой поступок. Это чудный зверь!

— Не сомневаюсь, что замечательный, — медленно процедил Гордон. — Удивительно, как он до сих пор не вырвался отсюда, ведь для такой зверюги день без кровопролития — потерянный, да еще с такими волнениями и перемещениями. Что вы намерены делать, когда он выберется?