Изменить стиль страницы

— Вот-вот, — проворчала она. — Травитесь, травитесь… Стоит отвернуться… Я там поливаю цветы, а вы… Губите свое сердце. Это ведь у тебя сегодня шестая сигарета, Хоакин.

— Четвертая, — поправил ее Хоакин, следя, чтобы процесс в кофеварке шел нужным образом.

— Врешь ведь! А сам обещал, что больше половины пачки в день выкуривать не станешь. Я ведь о тебе забочусь, животное неразумное. Да еще девочку затягиваешь в омут своих вредных привычек.

— Бедняжка. — Хоакин и Алисия обменялись терпеливыми взглядами; при этом Алисия выглядела уже явно лучше.

— Так что с тобой происходит? — спросила Мариса, доставая из пластикового пакета какие-то бутылочки. — Ну и видок у тебя был, когда ты открыла дверь!

Дурная ночь, вот и все. Разумеется, об убитом мужчине, ангелах, ловушке и нитях, которые с трудом просматривались за грудой жутких сложностей, просто так не расскажешь. Вот уже две или три ночи она опять спала плохо и просыпалась задолго до рассвета с пересохшим ртом, а когда снова засыпала, ей чудилось, будто она ныряет в аквариум, наполненный какими-то руками и лицами. И кроме того, навязчивый сон преследовал ее, сбивал с толку, придавливал к подушке и безжалостно заставлял спать. После пробуждения, уже открыв глаза, она долго не могла сообразить, в каком именно пункте круговерти дня и ночи находится.

Казалось, Мариса только и ждала, чтобы Алисия хоть намеком пожаловалась на проблемы со здоровьем, — тогда она триумфальным жестом укажет ей на свои пузырьки и флакончики. Хоакин, наливавший кофе в две чашки, прорычал что-то, всем видом изображая покорность и смирение.

— Ты ни за что не догадаешься, что я тебе принесла. — Браслеты из черного дерева погремушками брякнули на запястьях Марисы. — После нашей последней встречи, в тот же день, я пошла в лавку лекарственных трав и, вспомнив о твоих проблемах со сном, купила то, что должно тебе непременно помочь. Держи пузырек. Надо довести воду до кипения, налить туда настойку липпии и немного розмарина. И кинуть вот эти зернышки.

— А что это за зернышки? — Алисия взяла стеклянный пузырек с черными дробинками.

— Слабительное святого Бенито, — предположил Хоакин, целиком сосредоточившись на кофе.

— Болван! — Мариса бросила на него взгляд разъяренной тигрицы. — Это называется пальма-дель-принсипе и отлично помогает при нервных срывах. Гораздо полезнее и натуральнее, чем вся та гадость, которую тебе навыписывала Мамен. Тут уж можешь мне поверить. Ты ведь именно ее таблетки принимаешь, да?

— Да, — ответила Алисия, как послушная ученица. — И немного сока, который мне принесла соседка.

— Я вчера говорила с Мамен. — Мариса постаралась смягчить тон, — Она в Барселоне, правда? Она сказала, что ты взяла отпуск, и попросила зайти посмотреть, как ты тут и что с тобой происходит. Надо, мол, заботиться о нашей девочке, хватит ей болеть. Да погоди ты, допей сначала кофе, а потом говори. Ну, что ты хочешь сказать?

— А ты была здесь позавчера? — выдохнула Алисия, успевшая обжечь себе язык.

— Позавчера? Нет.

— И разумеется, ты не надевала рыжий парик?..

— Разумеется. — Мариса вытаращила глаза, пытаясь угадать, в чем состоит соль шутки. — Карнавал у нас в феврале, разве не так? И сама можешь убедиться, что волосы у меня, как и прежде, черные. Ну есть несколько седых, если честно признаться.

— Моя соседка, старушка, наверное, спутала тебя с кем-то. Что-то не так поняла. Она говорит, что позавчера здесь была женщина, назвавшаяся Марисой, — с рыжими волосами.

— Господи, до чего ужасна старость, — жалостливо пропел Хоакин, который комплексовал из-за своей упрямо увеличивающейся лысины. — Может, женщина и вовсе была блондинкой.

— Может, потому что соседка еще и видит плоховато. — Алисия скривила рот в неприятную улыбку. — Но история с рыжими волосами какая-то странная.

— Эта старушка и принесла тебе сок? — Глаза Марисы застыли в задумчивости. — Я ее не знаю. С мужем ее я действительно как-то разговаривала — об антиквариате. Дон Блас — так его зовут?

Но с таинственной рыжеволосой женщины разговор переметнулся на несравненную Азию Феррер, специалистку по гаданию на картах, толкованию снов и так далее и тому подобное, помощью которой Алисия по необъяснимым причинам до сих пор не воспользовалась. Алисия уже успела выкурить пару сигарет, и Мариса, спасаясь от дыма, стояла в дверях кухни. Надо было срочно найти какой-нибудь хитрый довод, чтобы отвертеться от похода к гадалке, но в голову ничего не приходило, и Алисия дала обещание непременно посетить ясновидящую, потом допила кофе и сквозь завесу дыма заявила, что сделать это немедленно ей мешают погода, дела и некоторые сомнения. Мариса ничего не хотела слушать: ясновидящая — Хоакин тотчас отпустил по ее адресу весьма ехидный комментарий — заслуживает большего доверия, чем многие титулованные врачи, которые прикрываются дипломами и ставят при этом совершенно нелепые диагнозы. Мариса опять повторила, что сны — кладовые энергии, она может служить топливом для многих функций души, и если возникают засоры или сбои, то надо отыскать объяснения, способные пролить свет, например, на душевные расстройства, мучающие Алисию. Должным образом подготовленные люди способны проникнуть в кладовую и навести там порядок — скажем, изменить содержание сновидений, поэтому визит к Азии Феррер просто необходим и наверняка даст отличные результаты. Произнеся свою речь в наставительном тоне, Мариса по срочной надобности удалилась в туалет.

— У нее сейчас тяжелая полоса, — сказал Хоакин, когда они остались с Алисией вдвоем. — Опять из-за ребенка… Просыпается по ночам и плачет, ее гложут всякие мысли… Она ведь и себе купила пузырек этого самого принцева бальзама. Не думаю, что ей это поможет, но пока хоть немного успокаивает.

У Марисы был свой способ отвечать на наплывы тоски — ее контратака сводилась к неистовому служению культу растений и гороскопов, словно этот музей корешков, жилковатых листьев и соположений звезд, сопоставляемых с мифологическими животными, помогал ей вырваться из неудач и бытовых проблем, на которые так щедр наш грубый и неласковый мир, мир вязкой рутины, где всякое разочарование непереносимо и мерзко, как муха в супе. Алисия позавидовала Марисе: ведь та, как только на земле ей становится особенно неуютно, пускается в полет, а в вышине жизнь порой оказывается более пригодной для существования, более насыщенной кислородом. Алисия задумалась было обо всем этом, но тут Хоакин спросил что-то о микроволновой печи, Мариса вернулась и решительно запретила им курить, и Алисия снова ощутила тяжкий груз свинца и тумана, тянущий ее вниз, в мутный бассейн, и чтобы побороть это состояние, она поднялась со стула, предложила всем выпить еще по чашке кофе — к полному изумлению Марисы, которая тотчас предрекла, что подруга ее лопнет и что сердце у нее будет похоже на гнилое яблоко, ведь нельзя же пить столько кофе, столько кофе…

Инспектор Гальвес распечатал конверт, и по столу рассыпались бумаги и фотографии, похоронив под собой скрепки и ручки. Ему было неловко в слишком узкой рубашке, которая стесняла движения. Наверное, из-за этого в жестах и во всей повадке инспектора было что-то от робота. Он закончил читать пару бумаг, украшенных печатями, и равнодушно предложил Алисии и Эстебану пачку «Винстона», но те жестом отказались. Справа сидел секретарь, он строчил на своей машинке, выстреливая длинные бешеные очереди.

— Этого человека, — инспектор показал фотографию мужчины с усами, — звали Педро Луис Бенльюре Гутьеррес, сорок восемь лет, проживал в Барселоне. Женат, трое детей. Семья все никак не может поверить в случившееся. Согласно показаниям жены, он поехал в Севилью для заключения какой-то сделки и не более того. А вы как думаете, были у него другие поводы для поездки?

— Возможно, любовница, — предположил Эстебан.

— Возможно, — подхватил инспектор с суровой улыбкой. — Хотя далековато от дома, вам не кажется? А если он приехал сюда, чтобы встретиться с вами? Но ему помешало непредвиденное стечение обстоятельств — его убили у дверей вашего дома, сеньорита.