Солдаты плакали. Нет. их не страшила собственная смерть. Их страшила потеря Шипки. Сердца защитников словно бы приросли к этим голым скалам и серым откосам — ведь они были так обильно политы их кровью и кровью товарищей!
«Алла? Алла!» — опять — уже в который раз! — зазвенело по всей линии обороны. Запели рожки, зарокотали барабаны.
Турки пошли в новое — не последнее ли для нас? — наступление. Они идут твердо, смело. Их не смущает, что приходится постоянно перешагивать через трупы своих убитых соратников. А на крутых склонах они и вовсе
шагают по телам своих соотечественников, как по сту-ненькам лестницы. Вперед, вперед! Во что бы то ни стало вперед! «Алла! Алла!..»
Не хватает сил, чтобы остановить плотные ряды противника. Кое-где торжествующие турки уже врываются в наши ложементы. И хотя солдаты и ополченцы не отдают своих позиций, хотя везде идет отчаянная борьба не на жизнь, а на смерть, враг начинает одолевать. Все. Конец...
Но что это за странный гул покатился по ущельям? И что это засверкало под лучами заходящего солнца на взвивах Габровской дороги? Неужели идет долгожданная подмога?
А гул все растет, все приближается, и в нем хоть и смутно, но начинает прослушиваться что-то знакомое, что-то близкое и родное — в эти минуты тысячекрат близкое и дорогое — в нем все явственнее слышится наше русское «ура!». А вот оно уже подхвачено ранеными на перевязочном пункте. И уже видно, что там, чуть дальше полевого лазарета, сверкают на солнце стальные штыки...
Ратный боевой клич перекинулся на гору Николай, повторился на одном, на другом фланге, и вот из тысячи грудей почти отчаявшихся, погибающих, но несдающих-ся защитников перевала несется такое могучее и такое вдохновенное «ура!», что оно заглушает не только торжествующее «алла!», но и весь гул и гром сражения.
Рано, рано враг торжествовал победу!
Еще когда дойдут до позиций утомленные сорокаверстным переходом солдаты. Да п подойдут пока всего лишь передовые две роты Житомирского полка (их Ра-децкий догадался посадить на стоявших в тылу, за лазаретом, лошадей, седоки которых, донцы, дрались в ложементах). Никакой реальной помощи от них — помощи огнем и штыком пока еще нет. Но защитники теперь уже твердо знали, что они не забыты, что Россия помнила о них, герои твердо верили, что кровь, пролитая здесь, на этих скалах, пролита не зря — Шипка не достанется ликующему врагу.
Вслед за первыми двумя ротами Радецкий привел на Шипку Житомирский и Подольский полки и как старший по званию вступил в командование обороной перевала.
Вечером, уже в сумерках, обходя позицию, Радоцкий оказался на участке обороны, который днем выдержал более десяти атак протшшика. Рядом с бруствером лежали вповалку семнадцать солдат, а около них одиноко стоял офицер с окровавленным лицом и ногою. Завидев генерала, офицер взял под козырек.
— Что это они у вас? Спят? — спросил Радецкий, указывая на солдат.
— Да, ваше превосходительство, спят, — ответил офицер. — Спят... — и не проснутся: они все убиты.
— А вы что же здесь делаете?
— Дожидаю своей очереди, — все так же тихо и спокойно отвечал офицер. — Это была моя команда...
Через два дня в газетах будет напечатано:
...Отдавая должное железной энергии Сулеймана-па-ши и храбрости его войска, все иностранные офицеры (а такие были при штабах воюющих армий) и корреспонденты, побывавшие на Шипке, изумляются стойкости наших солдат.
...Защитникам Шипки суждено было держать в своих руках участь всей армии и судьбы России, обнажившей меч в защиту братьев-славяп. Стальными оказались эти руки, стальною же оказалась и закаленная твердость мо-лодцев-братушек, изумивших и весь мир, и самого не менее твердого врага.
...Болгарский легион доказал, что болгары могут драться как львы. Ополчепие создало себе в эти дпи навсегда громкую славу.
...На Шипке героев не было, потому что все были героями.
А один корреспондент назовет Шипку Фермопилами новейшей воеппой истории, которая — кто бы пи писал ее, друзья или недруги — обязана воздать должное героизму защитников этого прохода через Балканы.
По условиям местности Шипкипский перевал вовсе непохож на Фермопильское ущелье, которое две с половиной тысячи лет назад при нашествии персов на Элладу защищали триста спартанцев во главе со своим царем Леонидом. Просто когда мы пытаемся объяснить пли описать из ряда вон выдающееся событие, то ищем в истории какие-то широко известные аналогии ему. И тут неважно, что Фермопилы — ущелье, а Шнпка — гора, важпо, что
Памятник «Братьям-освободителям». Фрагмент. София
Памятник Победы у реки Вит в окрестностях Плевны.
гиИ 1
Ш
ЩшЯшШ
В.. V
ЩшьШ
ij
У
жК,;,
1S
ж ШЩъвЖУш
®Й||
.
^J§L
;
? И
{ж JK
Прощание русских воинов при отъезде на театр войны. Гравюра 1878 года.
Начальник болгарского ополчения генерал Н. Г. Столетов.
Командир 14-й стрелковой дивизии генерал М. И. Драгомиров. Портрет работы И. Е. Репина,
Зимница, 15 июня. Понтоны, на которых был форсирован Дунай. Снимок военного фотокорреспондента Н. Дурново.
Форсирование Дуная. Гравюра 1877 года.
Передача Самарского знамени болгарскому ополчению. Гравюра '877 года.
Самарское знамя. Картина болгарских художников Георгия Попова и Ярослава Вашека.
Генерал Н. Н. Обручев, автор первого плана русско-турецкой войны.
Воевода Цеко Петков, один из самых легендарных болгарских героев.
Начальник штаба бол- Командир роты 3-й дру-гарского ополчения под- жины болгарского опол-
полковник Ринкевич. чения капитан Попов.
Прием добровольцев-волонтеров в болгарское ополчение. Набросок 1877 года М. П. Федорова, рис. С. Шамоти.
Болгарка Райна, участвовавшая в боях за Шипку. Рисунок 1877 года.
Доктор Мирков, врач болгарского ополчения.
Подполковник Калитин, спасающий Самарское знамя. Рисунок 1878 года.
Спасенная девочка. Снимок военного фотокорреспондента А. Иванова. В гостях. Снимок военного фотокорреспондента А. Иванова.
Встреча русских войск в Тырново. Рисунок 1878 года. Трепак. Рисунок из походного альбома Дика де Ленгле
Скульптурная композиция «Признательная Болгария» в парке «Освобождение Плевны».
