К 100-летию войны 1812 г, издавалась разная литература, в том числе ряд книг о Бородинской битве таких квалифицированных военных историков, как профессор Академии Генштаба генерал-лейтенант Б.М. Колюбакин, генерал от ин-

'Толстой Л.Н. Война и мир // Собр. соч.: В 14 т. М., 1951. Т. 6. С. 252; Т. 7. С. 79, 207; Мордовцев Д.Л. Двенадцатый год // Гроза двенадцатого года. М., 1991. С. 433, 434; Данилевский Г.П. Сожженная Москва. М., 1968. С. 73, 210.

² Отечественная война и русское общество: Юбилейн. изд. М., 1912. Т. 4. С. 3, 4-5.

фантерии А.П. Скугаревский, член редколлегии «Военной энциклопедии» полковник А.В. Геруа. Все они, высоко оценивая Кутузова как военачальника, старались отмечать, не вдаваясь в подробности, и достоинства его и недостатки (Геруа, например, заметил, что фельдмаршал отличался «способностями недюжинными, но и феноменальной леностью»¹). Так же судили о Кутузове известные военные историки — генерал от инфантерии Н.П. Михневич в 3-м томе 14-томной «Истории русской армии и флота» (М., 1911) и полковник П.А. Ниве в его 5-томном компилятивном труде «Отечественная война» (М., 1911).

Умеренно хвалебная оценка Кутузова сохранялась и в советское время до середины 1940-х годов, хотя и не без крайностей в ту или другую сторону. Так, признанный лидер первого поколения советских историков академик Михаил Николаевич Покровский (1868—1932) проявлял чрезмерную строгость в критике фельдмаршала, полагая, что тот «оказался слишком стар для каких бы то ни было решительных действий» и что «с назначением Кутузова — и до конца кампании, в сущности, — армия лишилась всякого центрального руководства: события развивались совершенно стихийным путем»². Над стратегией Кутузова перед Бородинской битвой Покровский откровенно иронизировал: «Став во главе армии, Кутузов сообразил, что и ему придется отступать. Но в то же время ему хотелось удовлетворить и тех, которые требовали сражения. В этом желании убить двух зайцев, бегущих притом в разные стороны, сказалась натура истинно русского генерала»³. Покровский не без оснований считал русскую позицию при Бородине «крайне неудачно выбранной и еще хуже укрепленной», подметив, что Наполеон «брал наши батареи кавалерийскими атаками», но его вывод о том, что

’Геруа А.В. Бородино (по новым данным). СПб., 1912. С. 9.

² П о к р о в с к и й М.Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии: Сб. статей. М., 1923. С. 54.

³ Н.Н. Война 1812 г. // Правда (№ 1—204). 1912. Вып. 4. (№ 80— 105). М., 1934. С. 285. По содержанию и даже по литературному стилю этой статьи видно, что написал ее М.Н. Покровский.

Кутузов в Бородинском сражении «достиг только того, что не был разбит наголову»¹, конечно же несправедлив.

Точка зрения Покровского на Кутузова и вообще на войну 1812 г. превалировала, хотя и в смягченной форме, почти до конца 1930-х годов в общих курсах русской истории², сводных военно-исторических трудах³ и в первой за советское время специальной монографии о «Двенадцатом годе», автором которой был начальник кафедры истории военного искусства Военной академии им. М.В. Фрунзе комбриг М.С. Свечников⁴. Остаточное воздействие концепции Покровского сказалась и на второй советской книге о войне 1812 г. (автор — профессор Академии Генштаба РККА комбриг Н.А. Левицкий⁵), и на первой из советских биографий Кутузова⁶, хотя здесь уже начата полемика с Покровским.

По-сталински разгромная критика «школы» Покровского, которая развернулась к концу 1930-х годов, затронула, естественно, и взгляды историка на 1812 г., на Кутузова. Специально подготовленная для сборника «Против исторической концепции М.Н. Покровского» (М., 1939. 4.1) статья В.И. Пичеты называлась еще спокойно: «М.Н. Покровский о войне 1812 г.», а статья А.Л. Попова во 2-й части того же сборника имела название: «Внешняя политика самодержавия в XIX веке в кривом зеркале М.Н. Покровского». Да и сам сборник был переозаглавлен: «Против антимарксистской концепции М.Н. Покровского» (М.; Л., 1940. Ч. 2).

'Покровский М.Н. Указ. соч. С. 54, 55.

² См.: Рожков Н.А. Русская история в сравнительно-историческом освещении (основы социальной динамики). Л.; М., 1924. Т. 10; Пион т-к о в с к и й С.А. Очерки истории России в XIX и XX вв. Курс лекций. Харьков, 1930; В а н а г Н.Н. Краткий очерк истории народов СССР. М.; Л., 1932. Ч. 1.

³ См.: Верховский А. И. Очерк по истории военного искусства в России XVIII и XIX вв. М., 1921, 1922; С в е ч и н А.А. История военного искусства. М., 1922—1923. Ч. 1—3; Сухов В.Г. Краткий очерк истории военного искусства. М.; А., 1929.

'Свечников М.С. Война 1812 г. Бородино, М., 1937.

'Левицкий Н.А. Война 1812 г. М., 1938.

‘Еорисов С.Б. Кутузов. М., 1938.

__ Н.А. ТРОИЦКИЙ

_________₅__{_}_tssb...

Белорусский академик (с 1946 г. — действительный член АН СССР) В.И. Пичета замалчивал то, что многие считали сильными сторонами концепции Покровского, а критикуя его ошибки, впадал в противоположную крайность: упрекая Покровского в стремлении «обелить Наполеона», сам приравнял взгляд Покровского на 1812 г. и на Кутузова к взглядам «троцкистско-бухаринских контрреволюционеров и врагов народа»³³. При этом статья Пичеты изобиловала, наряду с Хулой по адресу Покровского, преувеличениями (арьергардные бои под Красным 4—6 ноября 1812 г. — «действительное генеральное сражение», «самое большое после Бородина»³⁴), передержками («Багратион ничуть не был «ура-патриотом» и не собирался закидывать «великую армию» шапками, как характеризует его Покровский»³⁵) и фактическими ошибками (Кутузов-де «потерял левый глаз» при штурме Измаила в 1790 г.³⁶). Поразительно, что такую статью советские историки даже полвека спустя ценили как «обстоятельную и тщательно аргументированную»³⁷.

Что касается А.Л. Попова, то он изложил на двух страницах всю концепцию Покровского «по поводу войны 1812 г.», крайне утрируя ее. Так, второй этап войны у Покровского — это, мол, «своеобразный кросс», в котором «Наполеон вышел победителем: он первый прибежал к границе. Деморализованный Кутузов, растеряв по дороге армию, прибежал последним»³⁸ (то и другое типично советское опрощение и событий, и действующих лиц. — Ред.).

Критика взглядов М.Н. Покровского существенно не повлияла на то, как оценивали Кутузова советские историки.

В замечательной книге академика Евгения Викторовича Тарле (1874—1955) «Нашествие Наполеона на Россию», впервые опубликованной в 1938 г., а затем многократно переизданной (в 1939-м, 1940-м, 1941 гг. и т. д.)³⁹, Кутузов представлен выдающимся полководцем. Тарле отметил его «большой ум, очень крупные военные дарования», «громадные стратегические способности», но не идеализировал, не возводил его до мифологемы «Спаситель Отечества», как это делали в XIX в. российские, а после 1947 г. — советские официозы. Более того, Тарле не умалчивал о склонности Кутузова к придворным, военным «и всяким иным интригам», об его «лукавстве и умении играть людьми», «подъедать так, как подъедает червь деревцо» (по выражению генерала С.И. Маевского), «тех, которых он подозревал в разделении славы его»⁴⁰. Со всей определенностью историк высказал свое представление о Кутузове в письме к литератору С.Т. Григорьеву от 20 июля 1940 г.: «...замечательный полководец, <...> умный, осторожный генерал, сумевший сыграть громадную моральную роль народного вождя в труднейший момент русской истории», который, однако, «по своим стратегическим и тактическим дарованиям, просто по размерам этих дарований не равен Суворову и подавно не равен Наполеону»⁴¹.

Даже в годы Великой Отечественной войны при всем благоговении к «мужественным образам наших великих предков», в числе которых И.В. Сталин 7 ноября 1941 г. с трибуны ленинского мавзолея назвал и Кутузова⁴², — даже тогда наши