Видимо, они сработали непрофессионально, раз тебе удалось уйти. Хотя не исключено, что так и было задумано: не покушение на убийство, а скорее психологический аргумент, информация к размышлению.
Попугай, наверное, сгорел заживо, запертый в клетке. Нам и птичек жалко, говорил отодвинутый без труда с дороги Соломенный папа Тимофей Трачук. Этим не жалко никого. Как, впрочем, и тебе самому. Ее мальчик, кстати, ровесник Сережки; вот только не надо, родной сын — и тот абстракция в твоей жизни. А Лика… Хотелось бы знать, кому она тогда звонила. И зачем открыла окно.
Трагедии не вышло, максимум небольшой боевичок, переходящий в фарс на грани фола. Звонок в произвольную дверь на последнем этаже — кто там? — конь в пальто, вернее, голый мужик на пороге. Конечно, ты предельно рисковал, ты мог нарваться на кого угодно. Однако попал на оптимальнейший вариант: маленькая девушка в очках, учительница, такая одинокая, такая романтичная, отродясь не смотревшая парламентских новостей. Кажется, до нее не дошел даже убойно-лошадиный комизм ситуации, не говоря уже о прочих не слишком приятных аспектах. В общем, она тебя впустила.
И все воскресенье ты отсиделся там, на шестнадцатом этаже, с балкона которого город казался игрушечным, вроде той железной дороги. Да, ты выходил на балкон. Ты даже стоял там на закате в обнимку с ней, заклеившей пластырем твое обожженное плечо, раздобывшей где-то мужскую одежду почти твоего размера и уже сочинившей себе невероятную сказку. А утром понедельника аккуратно вытянул руку из-под сонного тела учительницы — не такого уж легкого, кстати, — и, разрабатывая онемевшие пальцы, опять вышел под самое небо и вполне вероятные пули. Полюбовался на гроздья желтых шариков в голубой вышине.
Потом вызвал водителя, набрал Женьку и отправился на работу.
Вертолет летел неровно, болтаясь, как рыбачья лодчонка в штормовом море, то и дело проваливаясь в воздушные ямы. Женька сидел совершенно зеленый. Пилот глянул на него через плечо и, порывшись где-то внизу, под ногами, протянул скомканный пакет; мальчик, разумеется, помотал головой. Взял Виктор. Спросил, перекрикивая скрежет и гул:
— Какой двигатель?
— Термоядер, — отозвался пилот. Окончание фразы, содержавшее его эмоциональное отношение к данному факту, потонуло в шуме, пронзительном и скачущем, как сейсмограмма.
Виктор усмехнулся. Концептуально, что и говорить.
А может, оно и к лучшему. Только переформулировать, провести экстренный ребрендинг, поменять акценты. Аш-два-о — уже не мировой взрыв, подрывающий какой-никакой баланс, вымученную, а потому дорогую каждому стабильность, а совсем наоборот: разумная, сильная и единственная альтернатива термоядерному хаосу и безумию. Плохо они поработали над имиджем, и проплаченные новости вряд ли помогут, никто не забыл о катастрофах начала двадцатых, от желтеньких смайликов по-прежнему веет жутью. Все, что разыгрывают сейчас термоядеры на мировой арене — по чужому, между прочим, сценарию, бессильные придумать собственный, — не более чем подтанцовка для разогрева, антреприза, предваряющая твой выход. «Вспышка звезды», тьфу. И двигатели у них, откровенно говоря, полный отстой.
Вертолет летел над плотным слоем облаков, похожих на ненастоящий снег под пластиковой елкой в супермаркете. Ни отверстия, ни просвета — ровные пушистые холмы на километры вперед. Любопытно, где мы сейчас. И многим ли об этом известно.
…Он избрал одну из самых опасных, но и беспроигрышных тактик — имитацию нормального течения публичной жизни, в которой ты все время на виду, все твои движения предугадываемы, а намерения легко просчитываемы наперед. Все это удерживает противника от радикальных действий, одновременно расслабляя его иллюзией контроля над ситуацией, контроля над тобой. Давая тебе возможность выбрать момент для резкой смены направления и ритма, обескураживающей, застающей врасплох. Но до этого надо было еще дожить. В самом прямом смысле глагола.
И было, разумеется, было мгновение, когда Виктор заколебался, задумался, имеется ли право, основания, смысл — вовлекать в это Женьку. Первый раз, если вести отчет с того мгновения, ты позвонил ему еще в воскресенье, из квартиры училки с шестнадцатого этажа. Выслушал три непростительных гудка — куда он, черт возьми, засунул мобилку?! — а затем дерзкий и слегка заплетающийся голос: вы дозвонились… Споткнулся на отчестве, но в целом воспроизвел реплику близко к тексту. Виктор дослушал, усмехнулся и повесил трубку. Мальчишка пустился в загул, это было очевидно — как и то, с кого именно он брал пример. Он был уже весь твой: твой штык, твой след, твое зеркало. Отказаться от его безудержного доверия ты больше не мог. Только оправдать.
Но утром, первым утром рабочей, решающей недели, набирая его — свой — номер, Виктор еще сомневался. В конце концов, игра шла по-взрослому, как минимум на жизнь. Если спит, если опять пропустит три гудка, свободен, решил он, сам дивясь подобному подходу: практически гимназистка, гадающая на сирени. Хватит. Конечно, сейчас не лучшее время остаться без секретаря, но…
— Вы дозвонились Виктору Алексеевичу Винниченко!
Утренний, звонкий и свежий мальчишеский голос.
— Одевайся. За тобой заедут через десять минут.
— Ой, — сказал Женька. И после короткой паузы признался: — Я не дома.
— Я тоже, — усмехнулся Виктор. — Набери водителя, дай адрес. Вперед.
И началась гонка на выживание, замаскированная под чинную прогулочную поездку. Офис, парламент, ланч на презентации VIP-бутика, фотосессия для глянца, обед у консула, брифинг по культуре, выездное совещание в сауне, открытие фестиваля сюр-арта, пресс-конференция, банкет. Над городом реяли желтые гроздья воздушных шаров, одна за другой закрывались альтернативные заправки, накалялся ажиотаж на вокзалах и в аэропортах, сметались с прилавков спички и сувенирные свечи. Термоядеры жертвовали этот день на рекламную кампанию, на расход остатков альтернативы у потребителя, на социальную амортизацию, на концентрацию и направление собственных ресурсов — и тем самым играли на руку тебе, пробуксовывая в то время, когда ты на полной скорости гнал вперед.
По крайней мере, надеялся на это, из этого исходил. Теперь ты не мог позволить себе ни единого звонка Химику, да и вообще в северном направлении — но активная фаза процесса была запущена еще в субботу и не предусматривала ни секундного промедления, простоя, потери темпо-ритма. Если бы за то время, что ты пробыл в ауте, вне зоны, там произошло нечто непредвиденное, экстраординарное, выбивающее из колеи — это означало бы абсолютное и сокрушительное поражение. Но такого не могло случиться. Ты рассчитал. Ты знал точно.
Ту ночь Виктор провел дома — все равно что в центре мишени, однако именно ее центр и был сейчас единственно безопасным местом, оком тайфуна. Разумеется, Валевский удвоил охрану и сам тоже был здесь, за дверью кабинета, а затем спальни. Он доложил о слежке за твоими перемещениями, установленной службистами с нынешнего утра; ты принял информацию спокойно и без комментариев. Они, видимо, не представляли, во что ввязываются, родные провинциальные спецслужбы. Пусть их.
На мониторе компьютера в рабочем кабинете шло строительство вдоль побережья далекого моря: блок за блоком, кирпич за кирпичом, словно в стратегической игре. Реконструкция в реальном времени. Восхищенно присвистнул Женька, неизвестно как оказавшийся за твоей спиной. Виктор обернулся — отправить спать немедля и грубо, плюс выговор Валевскому, что за шастанья по дому среди ночи?! — улыбнулся и тоже присвистнул в ответ.
Завтра начинаем отгрузку оборудования. Потом генеральный дубль и запуск. Так скоро и так просто. Аш-два-о.
…Вертолет пошел на снижение, и Виктор до рези под веками всматривался в редеющие облака. Там, внизу, могло оказаться все что угодно: разгром, пепелище, груды битого стекла. Нескольких взрывов на побережье было бы достаточно, чтобы уничтожить тебя так же безжалостно, как убили здесь же, на севере, беднягу Пийлса. Но они тебя недооценили. Они всю дорогу тебя недооценивали, слепые в осознании собственного превосходства. Отслеживали издали, когда надо было не спускать глаз. Запугивали, когда следовало стрелять на поражение. И вот теперь, когда стоило бы взорвать, выжечь, разрушить до основания — ты на их месте так бы и поступил — решили, что достаточно обогнать.