Добравшись до шара, путешественники приступили к ремонту. Когда пробоины были заклеены и можно было отправляться, из тьмы вдруг вынырнул Тараканыч.

— Сил моих больше нет! — запричитал он. — Заберите меня с собой, плиз, не могу я больше оставаться в этом террариуме. Я вам пригожусь, аргонавты, разрази меня гром, если вру.

Зашелестели кусты, и появился Клавдий Элизабетович.

— Вот он, — засуетился Тараканыч, ища, чем кинуть в неприятеля. — Подлый интриган Клавка. Сейчас учинит набег. В небо надо уходить, в небо!

Клавдий Элизабетович сложил руки рупором и прокричал:

— Николай, гони прочь мерзкого Тараканыча. Это страшный человек. Безграмотный фокусник и шарлатан он хочет захватить шар и…

— Бей Клавку! — взвизгнул Тараканыч и, не выдержав разоблачения, пошел в атаку на ненавистного противника.

Клавдий Элизабетович тут же принял боксерскую стойку. Они долго, не решались начать схватку, ограничиваясь взаимными оскорблениями. Но после того, как Tapaканыч назвал Клавдия паршивым стилягой, нестриженным жирафом и дурным индюком, бой грянул.

Кудесники, сопя и рыча, обменивались тумаками, затем вцепились друг в Друга, упали на землю и начали кататься по траве. На шум начали сбегаться другие обитатели общежития. Они тут же вступали в схватку. Со всех сторон доносились топот, треск сучьев и вопли:

— Где мой палец?

— Отпусти ланиты, негодяй!

— Крапивой его, Бронька, крапивой!

— Очки, где мои очки?!

— Скачи, Мишель! Я оседлал тебя!

Перемирие кончилось на полчаса раньше срока. С каждой минутой военные действия расширялись.

Редькин и Сид стояли под шаром, готовым к отлету;

Сид нетерпеливо хватался за трап, шепча: «Пора, Коля, пора…» Но Коля не торопился, обдумывая, как помочь добрым волшебникам.

Неожиданно из темноты выскочил разъяренный кудесник с огромным синяком под глазом.

— Попались, добряки-поганки! — заорал он, размахивая батареей парового отопления. — Я — Рибоза Второй! Трепещите!

Сид побледнел, затрясся и тут же взлетел по веревочной лестнице в кабину.

Коля остался один. Рибоза Второй в разодранной рубашке, с диким взглядом надвигался на него. Его серебряные зубы зловеще поблескивали в темноте, как будто рот был набит маленькими утюгами.

Над Редькиным нависла чугунная батарея.

— Дядя, — неожиданно тихо сказал Коля, — у вас брюки расстегнуты.

Рибоза замер и быстро опустил глаза к пуговицам. Коля, что было сил, саданул головой в живот злого волшебника и отскочил в сторону. Рибоза Второй «ыкнул», выпустил батарею, которая со звоном рухнула на его голову, и начал медленно валиться на траву.

— Рибозу кокнули! — заорал кто-то в темноте.

Послышался топот, точно приближалось стадо бизонов.

Коля моментально забрался в кабину, и «Искатель» оторвался от земли. Ровно в полночь шар повис над общежитием.

Раздался страшный взрыв. «Искатель» тряхнуло. Коля бросился к иллюминатору.

На том месте, где только что стоял дом из розового камня, взметнулось зарево. В воздухе летали камни, доски, кровати, мясорубки, гири и прочее содержимое подземелья.

Редькин увидел внизу пляшущую фигурку в дымящемся берете. Это был комендант Фанданго.

Вокруг толпились волшебники. Добрые пытались залить огонь водой.

Злые подбрасывали в пламя дрова. И те, и другие старались изо всех сил.

Письмо третье

Дорогой Шеф! С большой радостью читал и перечитывал Ваш ответ. Как важно нам, агентам, услышать в нужный момент Ваше отеческое напутствие. Теперь о деле. Могу вас обрадовать: операция близка к завершению. Затея с орлом, как я и ожидал, провалилась.

Я пришел к выводу, что Редькин выполняет диверсионное задание, о чем свидетельствует взрыв o6шежития имени Лампы Аладдина. (Кстати, необходимо навести справки об Аладдине и его лампе).

Контакты Редькина с мапуятами, этими несовершеннолетними дикарями, вызывают тревогу и желание помешать. Думаю, в скором времени на острове начнутся большие неприятности. Интересы Зебубии в этом районе могут быть попраны.

С риском для жизни мне удалось установить, что шар направляется к Мармеладовому архипелагу. Стратегическое значение архипелага пока не ясно, но не мешает подослать туда эскадру.

Питаюсь по-прежнему желудями, но стул нормальный. Вчера в реликтовом лесу встретил агента Две Десятых, который исчез десять лет назад при исполнении служебных обязанностей. Он совершенно одичал, на все мои вопросы отвечал безумным хохотом и кричал: «Согласно инструкции от тридцатого февраля!» Я вычеркнул его из списка живущих.

Дорогой Шеф, моя одежда пришла в негодность, и я в отчаянии. Вынужден прикрываться папоротником, а это неудобно. Ибо заняты руки, так нужные мне для выполнения нашего общего Дела. Прошу выслать мне двадцать флуидоров для приобретения брюк.

Несмотря на перечисленные трудности, готов приступить к захвату шара. Если не возражаете, сообщите.

С наилучшими пожеланиями

Преданный Вам

Агент Ноль Целых Пять Десятый

Письмо четвертое

Не возражаю. Р. S. Денег нет.

Шеф

Будем смотреть правде в глаза — Николай Редькин относился к деньгам без всякого уважения. Те мелкие суммы, которые время от времени капали на него приятным дождиком из родительской лейки, не задерживались в его карманах, тут же уходили на культурно-спортивные мероприятия.

У Коли не было жестяной коробочки из-под леденцов, набитой монетами и звенящей, как бубен, если ее потрясти. Не было у него и кошки-копилки, которую продают на рынках краснолицые люди, выкрикивающие: «Граждане, вещь практически вечная». Такие кошки равнодушно и величественно возвышаются на комодах, владельцы гладят их лакированные бока и, прильнув к таинственной щели, словно астрономы к телескопу, любуются холодным мерцанием металла.

Коля мог отдать товарищу полтинник, полученный на мороженое и кино, не задумываясь о том, что два полтинника — это рубль, а четыре полтинника — это уже два рубля. Возможно, он унаследовал такую черту характера от мамы, которая демонстрировала полное пренебрежение к деньгам. Во всяком случае, не от папы, который в день получки делил зарплату на три кучки: «на жизнь», «на разное» и «на черный день».

Если первые две кучки Коле были понятны, то смысл третьей оставался для него загадкой. Когда он пытался выяснить, что такое «черный день», Герман Павлович вздыхал и отвечал:

— Как тебе сказать, сынок… Допустим, пожар, землетрясение или другое стихийное бедствие. Все это черный день.

— А если не будет стихийного бедствия? — продолжал допытываться Коля.

— Можно попасть под трамвай, под машину, в конце концов может упасть на голову огромная сосулька, — глубокомысленно изрекал папа, — что-то все равно будет.

И Редькина такой ответ не удовлетворял, и он ждал прихода черного дня, когда можно будет своими глазами увидеть, что это за день, к которому готовятся всю Жизнь.

Деньги, как уже было сказано, Колю не волновали. По молодости лет он считал, что заводы, электростанции, корабли, самолеты и все остальное, не продающееся в магазинах, никак с деньгами не связано. Не будем осуждать нашего героя за этот поверхностный и наивный взгляд. Тем более, что сейчас, после неудачного визита к волшебникам, ему пришлось глубже задуматься над вопросом о товарно-денежных отношениях. В тринадцать лет Коля наконец понял, что все в мире, начиная от гвоздя и кончая гигантским танкером, имеет свою стоимость.

«Что нужно, чтобы построить на острове школу? — спрашивал себя Редькин и тут же отвечал: — Бульдозеры, экскаваторы, машины, краны и прочая техника».

«Что нужно, чтобы раздобыть эту технику? — продолжал размышлять он, и ответ возникал сам собой. — Нужны деньги».