- Вот как, вы думали! - сказала она еще более тоном. И она сложила и разняла руки, как это делала летом.

- Нет, уверяю вас, я ничего не думал, мне только казалось, что вы интересуетесь хозяйством, ведь вы учитесь готовить…

- Значит, вы занимаете меня разговорами, применяетесь к моему уровню?

Пауза.

- Впрочем, вы правы, я должна была узнать, чем там угощали, но забыла об этом.

Она была очень нервна в этот вечер. Любопытно, неужели Флатен не интересует ее больше? Я спросил несколько неуверенно.

Она была очень нервна в этот вечер.

- Вы не сказали мне еще, на ком Флатен женится.

- В ней нет ни капли красоты,- ответила она вдруг.- Но зачем вы хотите это знать? Вы с ней незнакомы.

- Значит, Флатен будет заниматься делом отца?- продолжал я.

- О, этот вечный Флатен! Мне кажется, он интересует вас гораздо больше, чем меня. Займется ли Флатен делами отца, я не знаю.

- Я думал, что раз он женится…

- Но ведь она тоже очень богата.. Нет, он, конечно, не будет заниматься делами отца. Он как-то говорил мне, что хочет издавать газету. Что же тут смешного?

- Я не смеялся.

- Нет, вы засмеялись. Итак, Флатен хочет издавать газету. А так как Линд издает собачью газету, то Флатен будет издавать человеческую, - сказала она.

- Человеческую газету?

- Да. И вы должны подписаться на нее,- сказала она посмотрев мне прямо в глаза.

Конечно, она говорила все это в величайшем возбуждении, которого я ничем не мог объяснить, и я ничего не ответил. Я пробормотал только:

- Да? Что же, пожалуй. А она вдруг заплакала.

- Дорогое дитя, не плачьте, я не буду вас больше мучить.

- Вы не мучаете меня.

- Нет, я говорю не то, что надо, я не умею найти надлежащего тона.

- Нет, говорите… Это не оттого… я сама не знаю…

О чем же мне было говорить? Но, так как больше всего интересует каждого человека он сам, то я и сказал:

- У вас, вероятно, просто нервы расстроены и на то есть какая-нибудь причина, но это пройдет. Все-таки… хотя и не сразу, но на вас все же подействовало то… что он ушел от вас. Но имейте в виду…

- Вы ошибаетесь,- сказала она и покачала головой,- в сущности, это ничуть не затронуло меня, но я просто была когда-то чуточку влюблена в него.

- Но вы как-то говорили мне, что он был единственный.

- О, вы понимаете, это может иногда только так казаться. Но, разумеется, я была влюблена и в других, этого я не отрицаю. Нет, Флатен был просто очень мил со мной, иногда катал меня и приглашал на вечеринку и тому подобное. И потом, я гордилась тем, что он продолжал свое знакомство со мною, несмотря на то, что мне отказали от места. Я могла бы даже получить место в конторе его отца, но я не хотела. Я теперь ищу себе какое-нибудь место.

- В самом деле? Лишь бы вы нашли хорошее место!

- Вот именно. До сих пор, однако, я ничего не нашла. Но, конечно, чтонибудь да найдется. А к лавке старого Флатена я как-то не подхожу.

- Да и жалованье, верно, плохое?

- Да, конечно. Кроме того… это странно, но я как будто слишком много знаю для этого. Мой несчастный экзамен при университете только вредит мне…

Но не будем больше говорить обо мне. Уже поздно, мне пора домой.

Я проводил ее до самых дверей, попрощался с ней и отправился домой. Я все думал. Погода была зимняя, на улицах было сыро. Да, пожалуй она не выйдет замуж, ни один мужчина не рискнет взять себе жену, которая только студентка и ничего больше. Отчего это никто не обратит внимания на то, чего не хватает молодым девушкам! То обстоятельство, что фрекен Торсен передала так хорошо рассказ о кутеже, еще раз доказывало, как она привыкла зубрить и затем передавать длинные рассказы. Она сделала это очень хорошо и почти ничего не забыла, но больше всего она останавливалась на забавных выходках. Взрослая вечная школьница занимала меня разговором,- школьница, которая заучилась до того, что отошла от жизни.

Когда я подошел к моему дому то одновременно со мной подошла и фрекен Торсен. По-видимому, она все время шла за мной по пятам, потому что я не заметил чтобы она задыхалась, когда она заговорила со мной:

- Я забыла попросить у вас извинения,- сказала она.

- Дорогая?..

- Да, в том, что я сказала… Вам не надо подписываться на газету. Я так раскаиваюсь в этом… Пожалуйста, простите.

Она взяла мою руку и пожала ее.

В своем смущении я пробормотал:- Но это было очень остроумно сказано, человеческая газета, ха-ха! Однако вам холодно, наденьте перчатки. Вы уже уходите?

- Да. Спокойной ночи! Простите меня за весь этот вечер.

- Дайте, я провожу вас, подождите немного…

- Нет, спасибо.

Она еще раз крепко пожала мою руку и ушла.

По всей вероятности, она хотела поберечь мои старые ноги, чтобы их черт побрал! Но я все-таки незаметно пошел вслед за ней и убедился, что она благополучно дошла до дому.

Но вот случилось, что в город приехала Жозефина, та самая, которая была воплощением труда в Торетинде. Я виделся с нею, она пришла ко мне, она узнала мой адрес, и я снова шутил с нею и называл ее Жозефиндой.

Как все поживают в Торетинде? Спасибо, хорошо. Но когда я спросил о Поле, она только покачала головой. Пьет он уже не так много, но он вообще ничего не делает, у него нет больше никакого желания работать. Он решил все распродать. Он хочет быть возчиком в Стурдалене. Я спросил, есть ли у него покупатель? Да, Эйнар, один из его бывших арендаторов, подумывает о том, чтобы купить все его имение. Все теперь зависит от купца Бреде.

Я вспомнил ее отца, старца из другого мира, который носит рукавицы и которого надо кормить кашей, потому что ему уже девяносто лет - того самого, который так дурно пах, этот живой труп, и я спросил о нем у Жозефины:

- А твой старый отец, который живет в избе, он уже умер, вероятно?

- Нет, слава Богу,- ответила она,- отцу гораздо лучше, чем это можно было ожидать. Мы рады, что он на ногах.

Я показал Жозефине кинематограф и цирк, все было великолепно. Ей не понравилось только, что дамы разъезжают на лошади совсем раздетые. После всего этого она решила пойти в одну из больших церквей, и тут уж она нашла дорогу одна. Она пробыла в городе несколько дней и кое-что закупила; я никогда не видал ее задумчивой или удрученной. Через несколько дней она пришла попрощаться со мной и сказала, что на следующий день отправляется домой.

Вот как, она уже покидает город?

Да, она закончила все свои дела. Она побывала даже у фрекен Торсен и получила деньги за комедианта, ведь он так ничего и не прислал. Фрекен Торсен ужасно смутилась, она даже вся покраснела. Кажется, и у нее дела не очень-то хорошо идут, потому что она попросила меня подождать до следующего дня, но на другой день она уплатила мне все.- Да, Жозефине нечего было делать в городе. Ко мне она пришла прямо от фрекен Пальм, ее она также навестила. Но ее брата, Николая, который ходил учиться к столяру, она не застала. Да это все равно, сказала Жозефина, потому что в последний раз, когда она разговаривала с ним, они так ни до чего и не договорились. Так что тут уж ничего больше не поделаешь. Ведь она не нищая, у нее и денег прикоплено, да и скот есть. Есть немного и земли, и две постели, да и сама она не голая, у нее есть много перемен белья и несколько платьев. И, несмотря на это, она еще будет ткать…

Я с удивлением спросил, неужто они обручены? Я ничего не слыхал об этом.

Нет, но… Нет, они вовсе не были обручены, если говорить о кольце и оглашении. Но, конечно, это имелось в виду. А то с чего бы эта учительница, эта София Пальм, его сестра, жила у них даром в Торетинде два лета подряд, словно барышня какая-нибудь? Но теперь, покорно благодарю, этому больше не бывать. Правда, она, Жозефина, подумывала об этом немного, но уж это перст Божий, потому что из этого всего не вышло бы никогда ничего хорошего.

Вдруг Жозефина вспомнила что-то:

- Господи, как бы мне не забыть купить индиговой краски. Это для тканья. Хорошо, что я вспомнила. Ну, спасибо за все!