Но дочка уже снова мирно спала. Паско уложил ее в кроватку и укрыл маленькое тельце одеялом. Спустившись вниз, он сначала пошел в кухню и налил два больших стакана неразбавленного виски. Потом вернулся в гостиную.
За время его краткого отсутствия жена избавилась от одежды, но обзавелась газетой.
— Ты видел это? — поинтересовалась Элли.
— Часто, — ответил он серьёзно. — Но я не прочь поглядеть еще разок.
— Я говорю об этом! — швыряя «Ивнинг пост», воскликнула его жена.
— Без сомнения, одну такую газету я видел — она была в кармане моей куртки. Но ведь она не может быть той самой газетой, не так ли? Я хочу сказать, что твои хорошо известные взгляды на нарушения прав человека едва ли позволят тебе рыться в карманах мужа. Я не прав?
— Она просто высовывалась из кармана.
— А, ну тогда все в порядке! Как известно, ты поддерживаешь право жен хвататься за все, что высовывается! И что я должен там прочитать? О случае в театре «Кембл»? Ну, с парнем, которого избили, все будет нормально, правда, пока он ничего не помнит. А Уилд занимается граффити [5].
А теперь почему бы тебе не засунуть газету обратно в карман?
— Нет! Я имела в виду не случай в «Кембле», прочти вот это. — Она ткнула пальцем в заметку, озаглавленную «Необычное завещание».
«Оглашенное сегодня завещание покойной миссис Г. Хьюби из Трой-Хауса, Гриндейл, представляет собой любопытный документ.
Большая часть ее состояния, оцененного более чем в миллион фунтов, завещана ее единственному сыну Александру Ломасу Хьюби, объявленному пропавшим без вести во время боевых действий в Италии в 1944 году. Смерть лейтенанта Хьюби считается фактом общепризнанным, хотя тело его найдено не было. В случае, если он не объявится до своего 90-летнего дня рождения в 2015 году, чтобы предъявить права на наследство, состояние будет разделено поровну между Обществом защиты животных, Фондом помощи родственникам военнослужащих, являющимися зарегистрированными благотворительными организациями, к которым миссис Хьюби проявляла большой интерес, и организацией „Женщины за Империю“ — социально-политической группой, которую она поддерживала многие годы».
— Очень интересно, — проговорил Паско. — И печально в то же время. Бедная старая женщина.
— Глупая старуха! — воскликнула Элли.
— Ну, это звучит грубовато! Согласен, она могла быть чуть-чуть не в своем уме, но…
— Что «но»? Ты разве не видишь? Треть ее состояния отходит «Женщинам за Империю»! Это — более трети миллиона фунтов!
— А кто эти «Женщины за Империю»? — Паско отхлебнул виски.
— О Боже! Ну, теперь понятно, почему они тянут с твоим назначением на пост старшего инспектора! Это же фашисты! Красные, белые и голубые. И дешевая черная рабочая сила!
— Понятно, — ответил Паско, подумав, что слова о его повышении — удар ниже пояса. — Вряд ли я когда-либо слышал о них.
— Ну и что! Ты, пока на мне не женился, и о бангкокском массаже ничего не слыхал.
— Это верно. Хотелось бы, правда, знать, какой из моих обширных источников информации благодарить за мое невежество. А ты откуда о них знаешь?
Элли слегка покраснела. Лишь немногим удавалось увидеть, что румянец покрывал в основном не ее лицо, а впадинку на шее, переходящую в глубокую ложбинку между грудями. Паско считал, что это — квинтэссенция женского стыда, точнее, стыда, маскирующегося под скромность.
— Откуда? — повторил он настойчиво. — Откуда тебе о них известно?
— Из списка, — пробормотала Элли.
— Из списка?
— Да! — ответила она с вызовом. — Есть такой список ультраправых групп, за которыми мы должны наблюдать. У нас в «Группе борьбы за женские права» есть копия этого списка.
— Ага! Список! — Паско принялся за второй стакан. — Это нечто вроде «Указателя правых центров»? Запрещенное чтиво для законопослушных граждан! Или это больше похоже на знаменитый «черный список» шахтного управления? Что, эти организации считаются исчадием ада? И их надо немедленно запретить?
— Питер, если ты не прекратишь свои насмешки, я снова оденусь. А кстати, почему ты пьешь из двух стаканов?
— Извини, — смутился Паско, протягивая ей более полный стакан. — У меня к тебе встречный вопрос: как вышло, что в половине десятого вечера на тебе нет ничего, кроме «Ивнинг пост»?
— Каждый вечер вот уже несколько недель ты являешься домой, еле держась на ногах. Рози немедленно издает этот ужасный вой, и ты плетешься наверх поговорить с ней. Мне страшно подумать, как в будущем отразятся на девочке твои монологи.
— Она не жалуется.
— Да, Не жалуется. Потому что для нее это единственный способ хоть на время завладеть твоим вниманием, вот и все. Потом ты, пошатываясь, плетешься вниз, выпиваешь пару стаканов, ешь свой ужин, заваливаешься спать и спишь так крепко, что тебя уже ничто не в силах разбудить, разве только голос Толстого Энди. Так вот, сегодня вечером начну выть я!
Паско посмотрел на нее задумчиво, допил стакан и прилег на диван.
— Давай начинай, — предложил он.
Заметка под названием «Необычное завещание» попалась в тот день на глаза многим.
«Ивнинг пост» — одна из местных северных газет в группе «Челленджер». Сам «Челленджер» был воскресным бульварным изданием, выходившем в Лидсе и распространяемом в основном на Севере, хотя в последние годы под энергичным руководством Айка Огильби оно проникло и в центральную часть Йоркшира. Амбиции Огильби не ограничились Бирмингемом. В следующие пять лет он планировал либо превратить «Челленджер» в полноценную национальную газету, либо использовать его как личный трамплин для получения солидного редакторского кресла на Флит-стрит, ему было безразлично — какого именно.
Другие редакторы в этой группе должны были снабжать Огильби всеми местными сообщениями, которые могли заинтересовать «Челленджер». Кроме того, Огильби, свято веривший в то, что его собратья-журналисты поделятся с ним информацией, как шимпанзе уверенный, что сородичи непременно поделятся с ним бананом, просил сотрудников просматривать колонки в вечерних газетах.
Генри Волланс, молодой человек, недавно перешедший в его газету из еженедельника «Вест Кантри», обнаружил заметку «Завещание Хьюби» в полшестого вечера. Он храбро принес ее прямо к Огильби, собиравшемуся домой. Редактор, которого восхищали в людях напористость и честолюбие, равные по силе таким же качествам в нем самом, сказал, с сомнением покачав головой:
— Не нахожу ничего особенного. Что можно состряпать из этого? Разве какую-нибудь душещипательную историю типа «Несчастная мать и пропавший ребенок»?
— Там видно будет, — ответил Волланс. Он был худощав, светловолос и не без успеха старался быть похожим на Роберта Редфорда в фильме «Вся королевская рать». — Но уж сюжет о «Женщинах за Империю», безусловно, заслуживает внимания. Пару недель назад, разбирая почту для «Колонки читателя», я наткнулся на письмо от миссис Летиции Фолкингэм. Навел справки и выяснил, что это реальное лицо, живет она в Илкли и называет себя основательницей и пожизненным президентом «Женщин за Империю». Письмо касалось беспорядков в школах Брэдфорда. По ее глубокому убеждению, проблему можно решить, ежели все белые дети будут учиться в Итоне, а черные — под деревьями в общественных парках. Я полистал подшивки: оказалось, уже несколько лет она время от времени пишет в нашу газету. Несколько ее писем опубликовано.
— Ты прав, в этих заметках действительно что-то есть, — удовлетворенно потер руки Огильби. — Сдается мне, эта миссис Фолкингэм здорово чокнутая, как ты думаешь? О'кей, посмотри, нельзя ли из этого выудить что-нибудь интересное и для нас. Кажется, сюжет «Несчастная мамаша — потерянный ребенок» будет иметь успех. Но история с актом вандализма в театре «Кембл» выглядит более занятно.
— Будет еще занятнее, если в день премьеры там разыграется скандальчик, — загадочно улыбнулся Волланс. — Мне сходить туда? В любом случае я мог бы написать рецензию.
5
Граффити — рисунки, надписи, нацарапанные на стенах зданий.