Весну ньюйоркцы ждут едва ли не с рождественских праздников. В январе по всему северо-восточному побережью проносится холодный влажный воздух, заставляя тех, кто может себе это позволить, надевать длинные шубы и пуховые куртки. Среднестатистические граждане, то и дело посматривая на небо в ожидании тепла, обычно выбегают из офиса, чтобы схватить такси и поскорее доехать до дома. В марте они уже дрожат от нетерпения, а в апреле их души заполнены ожиданием тех нескольких дней, когда на улицах уже двадцать градусов тепла и которые можно считать границей между погодой необычайно холодной и по-настоящему жаркой. Обычно такие деньки редко наступают раньше конца апреля, но все равно глаза уже устремлены в небо, в надежде на лучшее. Правда, не узрев в небесах ничего обнадеживающего, горожане впрыгивают в такси, автобусы и метро, по-прежнему жалуясь: «Боже, какой холод».

Однако Стенли Мудроу и Рита Меленжик умудрялись не замечать погоды, хотя дорога из Атлантик-Сити до дома Риты занимала почти десять часов. Дороги заливало, видимость приближалась к нулю. Они немного пошутили по этому поводу, а потом Рита уснула, обхватив руками свою сумочку, набитую стодолларовыми купюрами. Когда Рита сползала к двери, Мудроу осторожно подтягивал ее к себе, пока ее голова не оказывалась у него на плече. Машина двигалась вперед хотя и медленно, но упрямо.

Рита проснулась в шесть утра, когда они подъезжали к Стейтен-Айленду. Решено было остановиться позавтракать. Сначала они молча смотрели друг на друга припухшими от усталости глазами, но потом кофе вернул их к жизни. В машине Рита даже умудрилась причесаться без зеркала. Она толкнула его локтем в бок:

— Скажи что-нибудь, извращенец.

— Я извращенец? Рита, я двадцать лет скрывал это. — Он ждал от нее ответной репризы, но понял, что она устала, и вдруг спросил: — Сколько тебе лет, Рита?

— Ты знаешь, сколько мне лет.

— Скажи.

Она пожала плечами.

— Сорок один.

— Интересно, — сказал Мудроу, не отрываясь от дороги. — Давай жить вместе.

Рита посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он усмехнулся, но головы не повернул.

— Мне тоже кажется, что это глупая затея, — сказал он наконец.

Наступила тишина. Так и должно быть, но Риту это испугало, и она нарушила молчание.

— Ну, а тебе сколько лет? — спросила она, погладив его по руке.

— Ты знаешь, сколько мне лет. — Стенли уже пожалел, что начал этот разговор. Он понимал, что должен был просить ее выйти за него замуж, признаваясь в чувствах, а не просто предлагать жить вместе.

— Тебе пятьдесят, — сказала она:

— Мы оба не годимся для свадьбы. Это глупо. Мы были бы похожи на старых клоунов.

Опять наступила тишина — слышен был только шорох шин по асфальту.

— А что, если я скажу, что люблю тебя, — произнес Мудроу.

Рита, лаская, прикусила его ухо.

— Мы с тобой слишком стары.

— Да, немолоды. Давай сделаем так, я привезу свои вещи, и мы попробуем пожить вместе пару недель.

— А что потом?

— Кто его знает. — Мудроу приглушил голос. — Может, махнем в Голландию. За тюльпанами.

— Скорее уж на Нептун, — сказала Рита. — За атмосферой.

Утром во вторник Мудроу поехал на работу, а Рита отправилась в банк — положить выигрыш на свой счет. В полдень, как опытная официантка, знающая, что это время — самое горячее, она заглянула в бар «Килларни Харп» на Хьюстон-стрит и встретила Рамона Иглесиа, уволившего ее накануне. Завидев ее, он расплылся в улыбке, от прежнего его недовольства не осталось и тени, и они провели за чашкой кофе целый час, обсуждая последние сплетни. Рамон завел новую подружку, но она до сих пор встречалась со своим прежним любовником, хотя Ирма клялась, что они больше не спят вместе.

— Но я же знаю, что она к нему ходила. — Раздражение распирало Рамона. — Мой друг сказал мне, что она пробыла там два часа. Что может делать женщина в квартире мужчины два часа? Если она не отдается ему, зачем мужчине такая женщина? Два часа!

Рита смотрела на него, пытаясь угадать, каких слов он от нее ждет. Она решила, что Рамон влюблен в Ирму, и она попыталась приободрить его.

— Разве ты ложишься в постель с каждой женщиной, которая появляется в твоем доме?

— Ну, хотя бы пытаюсь. — Он с вызовом посмотрел на нее, подобрав второй подбородок. — Кроме того, — он победно поднял палец, — они были любовниками три года. Он бы не запирался с ней на два часа, если бы знал, что ничего не получит.

— Может быть, там был еще кто-нибудь. Ты спрашивал ее?

Рамон просто негодовал:

— Мой друг сказал, что они были одни.

— А что, твой друг был там? Не спеши с выводами. Ты даже не поговорил с бедной девушкой. Дай ей шанс. Впрочем, я сама собираюсь разрешить Стенли переехать ко мне.

Рамон повеселел сразу и заметно. Он протянул руку и сжал ее пальцы.

— Рад слышать. Ты слишком красива, чтобы жить одной. — Он оглянулся по сторонам — официантки, как обычно в это время, были по горло заняты работой. — Эй, девочки. — Он пытался перекричать шум в зале. — Эй, Луиза, Роза, Кэти. Идите сюда.

Когда они подошли, Рамон ошеломил новостью, рассказал о том, как повезло Рите. Да она и сама это понимала. Подруги обнимали ее. Все они принадлежали к ветеранам той войны, что шла постоянно между мужчинами и женщинами. Кэти и Роза побывали замужем, обе неудачно, а Луиза развелась пять лет назад, и последующие ее романы тоже не принесли ей счастья. Все они считали, что любая перемена — к лучшему. Но, в общем-то, их мнение не особенно волновало Риту — она и так знала, что ее здесь любят. Потом она рассказала о том, как ей повезло в казино в Атлантик-Сити, и они рты раскрыли от изумления и зависти. Мужчины в их жизни были величиной переменной, но долларов не хватало всегда.

— Что ты будешь делать с такими деньгами? — спросила Луиза.

— Я положила их сегодня в банк и думаю устроить по такому поводу вечеринку в субботу после закрытия. Конечно, если меня снова возьмут на работу. — Она взглянула на Рамона.

— Her вопросов, — сказал он. — Я уже посылал за тобой. Но теперь мне придется осторожничать. На тебя уже голос не повысишь. Признаться, я даже думал, что ты пришлешь ко мне своего разбираться. А ведь он самый здоровый малый из всех полицейских, которых мне приходилось знать.

На следующий день после взрыва в квартале Вагнера Мудроу вернулся на работу. В детали события он вникать не стал, надо было заняться операцией внедрения, над которой они с коллегами работали уже три месяца. Он сидел за своим столом в кабинете следователей, хотя обычно этого избегал, и не потому что ему были неприятны сослуживцы, а из-за шума: полицейские что-то кричали друг другу через комнату, возмущались задержанные, а заявители, многие явно не в себе, громко доказывали свою правоту всем вокруг, но больше всего его раздражали бесконечные звонки.

Все утро он провел в участке, разговаривая по телефону. Другие детективы, занимавшиеся тем же делом, время от времени подходили к нему. Они пытались найти информатора, который мог бы свести их с итальянским мафиози Анджело Джирарди, но после тщательного анализа и длительных согласований отказались от варианта, который предусматривал внедрение в банду полицейского из другого участка, понимая, что новичку потребуются месяцы на то, чтобы войти в доверие.

В полдень Мудроу поднялся с места.

— Хватит, — объявил он. — Я пошел обедать, заодно выясню, взяли Риту на работу или… Вернусь через час. — Он собрал бумаги со стола, вышел в коридор, натянул пальто и уже был на полпути к выходу, когда дежурный заметил его сквозь свои бифокальные очки.

— Эй, Стенли! — Он с трудом одолевал шум, доносившийся из кабинета следователей. — Тебя хотел видеть капитан.

— Какого черта, Гарри. Ты что, не мог сказать это, когда я одевался?

Обиженный Гарри чихнул и снова погрузился в свои бумаги.

Мудроу снял пальто и пошел к шефу. Он открыл дверь, как делал это тысячи раз, но сейчас голос капитана остановил его на пороге.