Изменить стиль страницы

Сильнее давали себя знать финансовые затруднения. Король начал свое царствование с попыток уменьшить тяжесть косвенного обложения, ложившегося на все население. Но с характерной для него непоследовательностью он скоро вернулся к прежней системе; при этом налоги на предметы первой необходимости — хлеб, соль, пиво и сахар — скоро достигли очень значительных размеров. Народ разорялся, но вместе с тем беднела и государственная казна, потому что с истощенного народа почти нечего было взять, и косвенные налоги вызывали не повышение казенных доходов, а сокращение народного потребления. Даже и чиновничество, которое при Фридрихе II никогда не выходило из повиновения, было теперь недовольно неустойчивой, полной постоянных колебаний финансовой политикой короля, и когда он в конце своего царствования опять восстановил казенную монополию на продажу табака, — оно ответило на это почти открытым неповиновением, а в стране началась едва не анархия. Вообще, прусская хваленая администрация находилась при Фридрихе Вильгельме II в довольно шатком состоянии. Мы уже видели, что в начале XVIII в. в Пруссии образовалось центральное учреждение, сосредоточившее в своих руках все главнейшие дела («главное управление финансов, военных дел и доменов»), но у него не было подчиненных органов на местах. Фридрих II еще умел объединять деятельность всех своих чиновников и направлять ее на общие цели. Но при его преемнике пагубные следствия отсутствия связей между центральными и местными органами обнаружились в полной мере. На местах продолжала действовать патримониальная власть помещиков, и даже ландраты при Фридрихе Вильгельме II опять стали орудием помещичьих вожделений. К этому присоединялась еще путаница среди самих центральных учреждений, которые не умели точно разграничить между собой свои функции, и одно и то же дело часто решалось в разных местах. Один важный прусский чиновник того времени, датчанин по происхождению (Карл Август Струэнзе), так характеризовал тогдашнюю прусскую администрацию: «Если вы желаете убедить кого-либо в существующих злоупотреблениях, вы увидите скоро, что это зависит от двадцати коллегий, пятидесяти местных учреждений, ста привилегий и необозримого множества личных соображений...» Помочь в таких случаях, пишет он дальше, может разве только сильный толчок извне или путаница в ведении дел достигнет таких пределов, что люди перестанут понимать друг друга и сознают, что необходимо обратиться к более простым началам. Как бы то ни было, в конце XVIII в. пруссаки своей администрацией похвалиться не могли.

Два детища политики Гогенцоллернов — финансы и администрация — находились в разложении уже через каких-нибудь 10 лет после смерти Фридриха II. Не лучше обстояло дело и с третьим, и притом самым любимым детищем этой политики — войском. Фридрих Вильгельм II не уделял войску того внимания, что его предшественники; численный рост его войска, несмотря на то, что при Фридрихе Вильгельме II население получило новый колоссальный прирост от разделов Польши, почти прекратился, — и оно за все царствование увеличилось только на 35 тысяч человек; для большего увеличения у казны не хватало денег. Нужно припомнить, что царствование Фридриха Вильгельма II совпало с французской революцией, когда в Европе вооружалось все, что могло, когда военные бюджеты всех европейских держав росли со сказочной быстротой, новые колоссальные армии французской республики уже стучались в двери прусского государства. Оставаться беспечным в такое время значило не только отказываться от воинственных традиций всей гоген-цоллернской политики, но и обрекать Пруссию на полный разгром. Последствия этого дали себя знать уже при самом Фридрихе Вильгельме II. На первый взгляд может показаться, что внешняя политика Фридриха Вильгельма II была не менее удачна, чем политика его предшественников: те земли, которые Пруссия захватила по второму и третьему разделам Польши, не только сами по себе были очень значительны, но и сократили линию прусской границы, включив в состав Пруссии тот острый клин польских владений, который отрезал Силезию от Западной и Восточной Пруссии. Но за этим действительно крупным территориальным приобретением скрывается очень неблагоприятная дипломатическая ситуация, в которой Пруссия оказалась к концу царствования Фридриха Вильгельма II. Во-первых, Пруссией в течение этого царствования было совершенно утрачено значение руководящей державы внутри Германии. Одним из главнейших успехов Фридриха II в области внешней политики было то, что он своими войнами с Австрией доказал, на каком шатком основании были построены притязания Австрии на первенство в Германии. Семилетняя война была, в сущности, первым шагом к объединению Германии под; главенством Пруссии, первым толчком к исключению Австрии из германского союза. Мало этого, Фридриху II удалось не только доказать, что Австрия слаба, но и выставить себя в качестве защитника мелких немецких государств от покушений на их самостоятельность со стороны Австрии. В конце его царствования Австрия дважды (в 1778—1779 гг. и в 1784—1785 гг.) пытались присоединить к себе баварские владения и каждый раз должна была отступать от этого намерения под влиянием решительного противодействия со стороны Фридриха И. В последний раз (в 1785 г.) он даже организовал «союз князей» Германской империи для защиты «немецкой свободы» в том специфическом смысле этого слова, какое оно имело в то время, т.е. для защиты княжеской самостоятельности и независимости. Правда, в то же время он сам под шумок захватил южнонемецкие маркграфства — Байрейтское и Ансбахское, — но сделано это было с согласия их последнего владельца и не помешало Фридриху по-прежнему выставлять себя защитником мелких государств от Австрии. Как бы то ни было, при Фридрихе II популярность Пруссии среди второстепенных немецких княжеств была очень велика, и на нее, а не на Австрию обращались взоры всех немцев в тех случаях, когда затрагивались общие германские интересы. При Фридрихе Вильгельме II значение первенствующего в Германии государства снова отходит к Австрии. Австрия, а не Пруссия выступила в роли застрельщика в борьбе против революционной Франции; Пруссия вела борьбу против Франции очень неохотно, так как ее внимание в то время было всецело поглощено польскими делами, и при первом удобном случае заключила с Францией мир (Базельский, 1795 г.), предавая, в сущности, этим всю Германию на произвол французских победителей. Значение этого мира заключалось не столько в том, что Пруссия была вынуждена отдать Франции свои левобережные владения, сколько в том, что заключение его знаменовало собой фактический отказ Пруссии от великодержавной политики, от руководящей роли в Германии; мало этого, немцы могли видеть в этом мире даже и измену общенемецкому делу, так как Пруссия соглашалась на уступку Франции всей левобережной Германии и за это в тайных статьях договора выторговывала для себя компенсации за счет других германских княжеств. Благодаря этому миру Пруссия сама изолировала себя внутри Германии, лишала себя того выгодного положения защитницы мелких княжеств, в которое ее поставила политика Фридриха II.

Изолировав себя в Германии, Пруссия изолировала себя вообще в Европе. С Австрией ее отношения были крайне натянуты, и даже во время совместной борьбы против Франции обе державы не переставали весьма подозрительно следить друг за другом. Не лучше было отношение Пруссии к России, так как она держалась в высшей степени враждебно по отношению к России во время шведской войны (1788— 1790 гг.); кроме того, обе державы готовы были каждую минуту поссориться во время польских разделов. Только с Англией и Швецией у Пруссии сохранились хорошие отношения, но эти державы могли бы помочь Пруссии в случае новой войны только на море, а не на суше, между тем как судьба всех войн, которые когда-либо вела Пруссия, решалась именно на суше.

Таким образом, несмотря на новые территориальные приобретения, благодаря польским разделам положение Пруссии при Фридрихе Вильгельме II и в силу обострившихся социальных конфликтов внутри страны, и в силу бедственного состояния финансов и недостаточного роста военных сил государства, и в силу плохой дипломатической подготовки не предвещало ничего утешительного на случай войны с серьезным соперником. И грозный час военного испытания пробил для Пруссии при преемнике Фридриха Вильгельма II, Фридрихе Вильгельме III (1797— 1840 гг.).