— У наших пеленгаторов — подвижные рамочные антенны, — просвещал своих не очень смысливших в радиотехнике шефов. — Мы введем в действие три прибора, которые будут установлены в углах треугольника, построенного вокруг улицы полковника Молля. «Кошка» начнет передачу, мои люди настроятся на нее и будут вращать свои антенны до тех пор, пока слышимость во всех трех наушниках не станет максимально ясной. В этот момент надо провести прямую линию перпендикулярно к рамке антенны. Она, эта линия, точно пройдет через пункт, где находится рация. Три таких прямых пересекутся в одной точке. Точно там и будет находиться квартира «Кошки».

Начальство быстро утвердило план лейтенанта. Однако, когда дело дошло до практической реализации его замысла, взбунтовался прусский солдафонский дух шефов. Ведь юный реформатор осмелился одеть своих подчиненных, да и себя самого в синие спецовки французских монтеров. В отношении этой «военной хитрости» возникли большие сомнения. Майор Бонштег взволнованно потряс своей коротко остриженной седоватой головой.

— Я категорически возражаю против того, чтобы личный состав роты радиопеленгации был переодет в гражданскую одежду и замаскировался под французов. Солдат в гражданском — это издевательство над дисциплинарным уставом нашей армии!

Лейтенант Хальбе, получивший приказ изловить опаснейшего шпиона, попытался настоять на своем.

— Если мои люди в форме и с пеленгаторными приборами в руках, — спокойно пояснил он, — будут бегать по улицам города, то я имею основания опасаться, что прохожие сейчас же обратят на них внимание со всеми вытекающими отсюда нежелательными последствиями.

— Тогда надо разработать другой план,—отрезал майор, — чтобы солдаты могли выполнить поставленную задачу в военной форме!

Выполнить такое задание лейтенант был не в состоянии. Возникли ожесточенные споры. В результате потеряли драгоценное время, в течение которого «Кошка» продолжала беспрепятственно передавать «Военному министерству в Лондоне комната 55-а» сверхсекретную информацию.

Это заставило шефов упрямого лейтенанта пойти на компромисс. Было принято следующее соломоново решение:

«Солдатам разрешается носить гражданскую одежду, но при этом должны строго выполняться два условия. Во-первых, они обязаны соблюдать уставные отношения со своими командирами, когда, в обозримом пространстве нет французов. И, во-вторых, им надлежит при обращении к своим начальникам называть их воинское звание, если опять же в зоне слышимости нет французских граждан».

При таких, мягко выражаясь, странных обстоятельствах началась операция. И этим объясняется, почему ефрейторы Винклер и Штаден тянулись в стойке «смирно», цепляясь головой за брезент тесной палатки, и присовокупляли к каждой своей фразе обращение «господин лейтенант». И Хальбе был не единственным офицером, который бесился от того, что его подчиненные издевательски точно выполняли приказ высшего начальства...

—Докладываю, господин лейтенант, осталась еще одна минута до девяти, — чеканил ефрейтор Штаден, отдавая честь и пытаясь щелкнуть каблуками.

— Если вы еще раз скажете «господин лейтенант», получите от меня пинок в зад, — рычит Хальбе.

Он уставился на циферблат своих наручных часов, по которому мучительно медленно, как ему кажется, ползет секундная стрелка.

15.. . 20... 25... 30...

Еще полминуты!

Лейтенант хватается за наушники. Точный план района города, где он ищет «Кошку», лежит у него на коленях. На плане красным карандашом отмечены места, где установлены пеленгаторы.

35.. . 40... 45...

Лейтенант Хальбе со своими людьми коротает уже седьмую ночь на улицах Парижа. Семь ночей и вечеров пытаются специалисты установить точное расположение радиопередатчика. Пока это им не удалось. Хотя все же за это время мучительно медленно — район за районом, улица за улицей — они вплотную приблизились к «Кошке».

50.. . 55... 60...

Секундная стрелка добирается до цифры «12»! И точно в этот момент в наушниках у Хальбе раздается первый писк. «Кошка» начала передачу с точностью до секунды, как и каждый вечер: «Военному министерству в Лондоне комната 55-а точка Кошка сообщает...»

В трех палатках закипела лихорадочная работа. Антенны едва заметно движутся налево, направо... Карандаши торопливо бегут по бумаге... Маленькими линейками и треугольниками измеряются расстояния... Затем прокладываются тонкие прямые...

ущ

А «Кошка» продолжает передачу.

На этот раз она использует так называемый «полу-код» — текст частично открытый, частично закодированный. Фамилии, названия населенных пунктов и некоторые сообщения скрыты за рядом цифр

— Чепуха какая-то, — бормочет Штаден, склонившийся над своим аппаратом. Ефрейтору жарко, струйки пота бегут за воротник его рубашки.

— Что случилось? — спрашивает лейтенант.

— Да все то же, что и всегда! — стонет Штаден, забывая на этот раз прибавить ироническое «честь имею доложить, господин лейтенант». — Мы не можем точно определить нужное место.

— Пеленг не дает результат, который нам нужен. — добавляет Винклер, который поддерживает связь с другими палатками. — Как всегда, прямые линии, пересекаясь, образуют маленький треугольник, а не точку.

— Где этот треугольник? — спрашивает лейтенант.

' Винклер показывает пальцем на плане. В треугольник входят дома от номера 9 до номера 17 по улице полковника Молля.

— Проклятье! — рычит лейтенант в безудержном гневе.

Точка, точка, тире... Тире, точка, тире, точка... продолжает выстукивать дерзкий радист. Неужели его не удастся поймать?

Лейтенант Хальбе не мог этого понять. Что случилось? Может быть, у его людей мало опыта? В первые два военных года активность противника в эфире была небольшой, и она резко усилилась лишь после начала войны с Россией. Или же причина в неэффективности пеленгаторов?

Лейтенант чувствовал, что его нервы напряжены до предела и он вот-вот сорвется. Было бы, конечно, спокойнее, если бы он сейчас знал то, что выяснилось гораздо позже. А именно, что он и его люди не несли никакой вины за срыв операции.

Во время следствия по делу провалившейся советской шпионской организации «Красная капелла» — это было уже в 1942 году — выяснилось: агенты этой гигантской резидентуры, инженеры и техники, работавшие на радиозаводах, занимались вредительством, производя бракованные пеленгаторные установки. Вот почему немецким контрразведчикам часто не удавалось обезвредить вражеские передатчики.

Обо всем этом лейтенант Хальбе 31 июля 1941 года не знал. Единственно, что ему было тогда известно, так это то, что на следующий день, 1 августа, вся его команда будет отправлена в составе маршевой роты на Восточный фронт, если он не доложит об успешном выполнении поставленной задачи.

Точка, точка, тире... Тире, тире, точка, тире... Все еще передает «Кошка». Но Хальбе уже принял решение. Таким образом, как он действовал раньше, шансов обезвредить неуловимый передатчик нет.

— Все, — приказывает он. — Кончаем!

— Прекрасно, — откликается ефрейтор Штаден и снимает наушники. — А что будет дальше?

— С меня достаточно! — Лейтенант швыряет план Парижа. — Мы сейчас обыщем все эти девять домов по улице полковника Молля от подвала до чердака.

— Чудесная работка — и это все за одну ночь? — ворчит ефрейтор Винклер.

— Не мы одни, — обрывает его Хальбе. — В наше распоряжение поступят люди из ТПП². Они сейчас сюда прибудут.

— Тогда другое дело, — меняет тон Винклер.

Штаден передает по рации указание в другие палатки:

— Операция окончена!

Время: 21 час 23 минуты...

Часы на колокольне ближайшей церкви пробили десять. В этот момент лейтенант Хальбе покидает дом номер 9 по улице полковника Молля. Первое строение в своем списке он тщательно обыскал от подвала до чердака. Но ничего не нашел. И быстро направляется в следующий дом.

Улица полковника Молля появилась еще во времена Наполеона. Дома с узкими окнами, доходившими почти до самого пола, напоминают о блеске и богатстве давно прошедших дней. Они являются подходящим фоном для возвышающейся неподалеку Триумфальной арки.