«Эй, ты не написал правильно ни одной буквы на целой странице», – услышала я, как она говорит копу. В ответ полицейский обиделся: «Ну да, а как тут сосредоточишься? – он указал на меня. – Взгляни на эту деваху, которая лежит на столе, уставив свой голый зад прямо мне в лицо».
Около 5 часов утра нас опять запихнули в полицейские авто, и на этот раз мы поехали в даунтаун в Томбе – мой первый визит туда, где прошли через всю эту канитель снова, заполняя бумаги и рассказывая о себе. Только это было еще более отвратительное место, чем полицейский участок, набитое грабителями, хулиганами, пьяницами, наркоманами, просто дерущимися и уличными проститутками.
Нас сфотографировали и подвергли ужасно унизительному медицинскому осмотру, который бесцеремонно выполнила громадная гороподобная матрона.
Мы должны были наклоняться вперед, назад, раздвигать ноги так, что если бы мы прятали что-либо в наших вагинах, все просто выпало бы из них. Затем нам было приказано принять душ, хотим мы этого или нет, и всех рассадили по разным камерам. Люди в них болтали, кашляли, кого-то рвало – и все это на фоне самой ужасной обстановки.
В камере рядом со мной черная девочка лет пятнадцати все время умоляла меня дать ей сигарету, хныкая и говоря с южным акцентом, что она употребляет наркотики с двенадцати лет. Она твердила, что не оставит меня в покое, пока я не выполню ее просьбу. У одной из наших девушек нашлось несколько сигарет, и мы передали их ей из рук в руки, чтобы только не слышать ее дрожащего голоса.
Было жутко холодно сидеть на скамейках, ночь тянулась бесконечно медленно, и не было никакой возможности уснуть. Около восьми утра нас перевели в еще более жуткую камеру, полную устрашающего вида уличных проституток-негритянок в длинных сапогах, в крашеных париках и кожаных мини-юбках. Жуткий запах их тел вызвал у меня удушье, и я постаралась задержать дыхание.
Они закидали нас вопросами, как будто подобные ночные беседы в этих вонючих камерах были для нас обычным делом. Одна из черных девушек с лицом, покрытым синяками, проявила интерес ко мне и пытала меня своими вопросами. Она принадлежала к той категории людей, которые свернут вам шею, если вы не захотите рассказать о том, что их интересует.
«Эй, – сказала она, – ты, со светлыми волосами, – толчок в бок, – ты, наверно, хорошо заколачиваешь, поди по 25 долларов в час?»
«Нет, прошу прощения, – сказала я, – мы – девушки, которые стоят 100 долларов в час». Я преувеличивала, конечно, но мы чувствовали себя высокородными леди по сравнению с этими человеческими отбросами.
Та не хотела показать, что разозлилась, поэтому спросила снова: «Эй, подружка, – снова толчок, – надеюсь, твой старик ждет тебя снаружи, чтобы вытащить отсюда?» – «Что значит «старик»?» – спросила я, так как не была еще знакома с жаргоном уличных проституток в те дни. «Альфонс, что, у тебя нет альфонса?» – снова тычок, а затем толчок.
Девка действительно была потрясена, что я не знаю, кто такой «жирный кот», гораздо больше, чем то, что меня никто не поджидает на свободе. Я надеялась изо всех сил, что она заткнется, потому что этот разговор нервировал меня, и я действительно переживала, как сложится моя дальнейшая жизнь. Всего год назад я собиралась выйти замуж и создать крепкую семью, а сегодня сидела в грязной камере с двадцатью отвратительными уличными шлюхами.
«Отстань от нее, – сказала Жоржетта, – она новичок в таких делах». И примерно в это время нас вызвали в зал суда.
Среди публики в зале я увидела Картера, моего вчерашнего банкира, в этот раз уже трезвого, у которого хватило сообразительности прийти сюда и выяснить, что произошло.
Затем адвокат, нанятый для нас Жоржеттой, встал и произнес свою защитительную речь. Я не поняла всей процедуры хорошо, но он, должно быть, был очень компетентным, потому что услышала, как судья в конце заседания объявил: «Дело закрывается».
Вместе мы поднялись наверх, на свободу, чтобы выпить молочный коктейль и съесть сандвич, и там встретили юриста и Картера. Я поблагодарила их обоих и договорилась, что отныне Картер будет моим банкиром, кем он и является до настоящего времени.
Затем съездила на квартиру к Жоржетте, чтобы выудить из ее белья выдранные мной страницы с телефонами. Сразу после этого я поехала домой, задернула занавески и проспала четырнадцать часов, чтобы забыть то, что стало одной из самых неприятных ночей в моей жизни.
Пуэрто-Рико
Стоял февраль, было промозгло и холодно, а улицы Нью-Йорка были погребены под талым грязным снегом. У меня не было настроения заниматься своим делом. Арест все еще стоял у меня перед глазами, и воспоминания об этом случае постоянно создавали мне плохое настроение.
Я была сыта по уши этим бизнесом с его клиентами, бандершами, полицейскими и всем тем, что составляет фон этого занятия.
Кроме того, я была очень одинока, сказать по правде, потому что разругалась в пух со своим дружком Паулем, а еще один мой большой приятель уехал в Пуэрто-Рико, чтобы провести там праздник – день рождения президента Вашингтона. Мне необходимо было расслабиться, вздохнуть полной грудью, забыться, уехать куда-нибудь. Черт со всем этим, я еду в Пуэрто-Рико тоже.
Я никогда не была в этой стране, поэтому сразу позвонила в «Пан Американ», и они предложили билет на ближайший рейс. Самолет вылетал из аэропорта имени Джона Кеннеди всего через два часа. Я так хотела улететь побыстрее, что даже не стала паковать чемоданы. Просто надела летнее платье под зимнее пальто и кинула в сумочку самые необходимые туалетные принадлежности – зубную щетку, крем для лица, диафрагму и вибратор. Все остальное я могла легко купить на месте, если понадобится.
У меня было достаточно денег, чтобы купить билет туда и обратно, и еще оставалось 300 долларов на три дня – срок, на который я собиралась остаться там.
В аэропорту я уплатила за билет, и в ту минуту, когда самолет оторвался от земли, почувствовала себя лучше. Я ожидала новых впечатлений, потому что я хорошо схожусь с людьми, и у меня нет проблем в общении с ними. Думаю, что это одна из главных причин, почему я не нуждаюсь в выпивке, куреве или наркотиках – в хороших компаниях я чувствую себя, как рыба в воде.
Итак, я была полна радостных ожиданий от предстоящего уик-энда. Работу, слава богу, я выбросила из головы вовсе.
Было очень жарко, когда мы сели в Сан-Хуане, вокруг гуляли загоревшие люди, и все казалось необычным. Из аэропорта на такси я поехала в теннисный клуб, где остановились несколько моих друзей, и постаралась снять номер.
«Забудьте об этом, мисс, – сказал портье. – Мы не можем предложить вам даже телефонной будки». Для них это был один из самых напряженных уик-эндов, так как каждый нью-йоркский еврей со своей тетей Соней приехал тогда в этот город. Поэтому мне пришлось позвонить своим друзьям, которым повезло с жильем, и те предложили свою софу. Она была узковата и несколько жестковата, но какого черта, это всего на несколько дней.
На следующий день я купила платье, несколько пар сандалий и бикини в дорогом магазине и с удобством расположилась около бассейна. Место было переполнено красивыми людьми, большей частью симпатичными парами, но там было также много еврейских американских принцесс в париках и с фальшивыми ресницами, которые делали безуспешными попытки обратить на себя внимание одиноких мужчин.
В общем, я получала удовольствие от общения с приятными людьми, от купания, загорания и совместного послеполуденного распития в Зеленом баре Фиддлера вкусных напитков, болтовни и ужинов в интересной компании.
Все три дня такой образ жизни был очень приятен, но за это время я никого не встретила, кто бы мне по-настоящему понравился, а жаркое солнце разбудило во мне желание более сильное, чем обычно. Я понимаю, что географически мы находимся около островов Девственницы (Virgin Islands), но такое «безбрачие» с моей стороны было бы смешным!