— Я думал, тебе уже не нужно, — пробормотал Вик.

— Это была такая фаза. Связанная с изменениями в жизни. Так сказано в книжке. — Она включила ночник и взяла «Наслаждайся менопаузой».

— Ради Бога, Марджори! — взмолился Вик. — Что ты делаешь?

— Где мои очки?.. А, вот они. Слушай. «В какой-то момент вы можете почувствовать отвращение к интимной жизни. Это совершенно нормально, и пусть вас это не беспокоит. Со временем, при наличии терпеливого и понимающего партнера, ваше ли… либи…»

— Либидо, — подсказал Вик. — Фрейд изобрел его еще до того, как открыл инстинкт смерти.

— «…ваше либидо вернется, и оно будет сильнее, чем прежде». — Марджори водрузила книгу на тумбочку, сняла очки, погасила свет и снова улеглась под одеяло рядом с мужем.

— Ты хочешь сказать, что оно вернулось? — вяло поинтересовался Вик.

— Ну, я не знаю, — ответила Марджори. — Мне показалось, что можно попробовать. Почему бы нам не попытаться?

— А зачем?

— Ну, все супружеские пары это делают. Ты ведь тоже привык… — Голос Марджори предостерегающе задрожал.

— Все когда-нибудь кончается, — ляпнул Вик. — Вот и мы не молодеем.

— Но ты ведь еще не старый, Вик. Не настолько старый. В книге сказано…

— К черту книгу!

Марджори заплакала. Вик вздохнул и включил свет.

— Прости меня, любимая, — сказал он. — Но я не могу вот так сразу… заинтересоваться, забыв о неприятностях. Я думал, это уже в прошлом. Если я ошибся — хорошо. Но дай мне время заново настроиться. Договорились?

Марджори кивнула и изящно высморкалась в бумажный платочек.

— У меня куча проблем, ты же знаешь, — продолжил Вик.

— Знаю, дорогой, — откликнулась Марджори. — У тебя полным-полно волнений на работе.

— Эта глупая ведьма из Университета все время создает мне проблемы… А тут еще Брайан Эверторп со своей идиотской мыслью насчет календаря. К тому же он уверяет, что Стюарт Бакстер ее одобрил. Хотел бы я знать, с какой такой радости Эверторп советуется с Бакстером?

— Конечно, я тебя не интересую, — грустно сказала Марджори и шмыгнула носом.

Вик повернулся и запечатлел на ее щеке братский поцелуй, после чего снова погасил свет.

— Интересуешь, — успокоил он.

Но она его не интересовала. Вот уже несколько лет как жена перестала его волновать, и возродить в себе этот интерес усилием воли он не мог. Когда Марджори перестала заниматься с ним сексом, потому что настал такой период, Вик в глубине души испытал облегчение. Пышногрудая девушка с ямочками на щеках, которую он взял в жены, превратилась в немолодую толстуху с крашеными волосами и переизбытком косметики. Если Вику доводилось видеть жену голой, ее раздавшееся тело смущало его. Ровно настолько же его смущали ее умственные способности, когда Марджори вдруг решала их продемонстрировать. Но жаловаться было глупо, ведь она не могла измениться, стать умной, находчивой и утонченной. Точно так же, как не могла стать высокой, стройной и спортивной. Вик женился на Марджори, потому что она была открытой, преданной и покорной, с миловидным личиком и пухленькой фигуркой, которая очень быстро расплылась, и он считал, что будет нечестно развестись с женой. Вик придерживался старомодных взглядов на брак. Жена — не машина. Ее нельзя сменить, когда она устареет или в ней что-то разладится. И если ты понял, что ошибся, — очень жаль, но придется жить с ней и дальше. Единственное, чего ты уже не можешь делать, с грустью подумал Вик, это заниматься с ней любовью.

Даже наглая, назойливая феминистка из Университета, и та возбуждает сильнее, чем бедняжка Марджори. Да, у нее идиотские мысли, но это все-таки мысли. Марджори же думает только об обоях и чехлах. Конечно, та девица молода, а это всегда большой плюс, да к тому же по-своему миловидна, если вам нравится такая прическа — с бритой шеей, как у мальчишки (Вику она не нравилась), и если не обращать внимания на дурацкий казачий прикид. Она куда лучше смотрелась в халате, когда Вик, кипя от ярости, примчался к ней в тот вечер, чудом не разбив по дороге свой «ягуар», и чуть не высадил ей входную дверь.

У него была тогда одна цель — как следует ее напугать, а самому выпустить пар. Он собирался сказать ей, что ее исключили из Теневого Резерва, и он еще успеет объяснить в Университете, за что. И только оказавшись с ней лицом к лицу, Вик решил заставить Робин исправить то, что она натворила. Какая удача, что она принимала ванну! Полураздетая, в одном халате, она оказалась в менее выигрышном положении.

И тут память на удивление живо нарисовала Вику образ Робин Пенроуз: мокрые рыжие кудряшки, босые ноги путаются в складках белого махрового халата, который слегка распахивается, когда Робин наклоняется, чтобы включить электрокамин в захламленной гостиной. Вик видит профиль груди и розового соска и понимает, что под халатом ничего нет… Вспомнив об этом, Вик с удивлением и даже смятением почувствовал, как напрягся его половой член. И тут Марджори, видимо, искавшая под одеялом его руку для дружеского пожатия, нашла вместо нее другой орган, хихикнула и прошептала:

— О, так ты все-таки мной интересуешься?

Теперь Вику оставалось только идти до конца. Марджори сопела и стонала под ним, а он держался только потому, что представлял себе, будто проделывает все это с Робин Пенроуз, распростертой на ковре перед камином. Ее банный халат распахнулся, и под ним действительно ничего не было. Вик в упоении мстил этой упертой корове за то, что она сделала его мишенью для насмешек Брайана Эверторпа; за то, что своими дурацкими вопросами чуть не сорвал совещание; за то, что из-за нее могли пойти насмарку шесть месяцев борьбы за возрождение литейного цеха. Да, хорошо вот так отыметь ее на полу, среди бесчисленных стопок книг, грязных кофейных чашек и бокалов из-под вина, конвертов от пластинок, экземпляров «Марксизма сегодня». Голую, с рыжим пучком волос на лобке, мечущуюся и бьющуюся под ним, как актрисы в телефильмах, непроизвольно стонущую от удовольствия, когда он вонзается в нее, вонзается, вонзается…

Когда он скатился с Марджори, та глубоко вздохнула — Вик не понял, от удовлетворения или от облегчения, — поправила ночную рубашку и заковыляла в ванную. Вика охватило чувство вины и подавленности. Как в юности, когда он занимался онанизмом. Он оказался в состоянии заняться любовью с женой только под влиянием грубых фантазий с участием женщины, ненавидеть которую у него были все основания. Это очень плохо. Но гораздо хуже то, что если бы Робин Пенроуз узнала об этом, она бы самодовольно ухмыльнулась такому весомому подтверждению своих феминистских предрассудков. Отмщения не получилось. Напротив, Вик чувствовал, что потерпел моральное поражение. Неудачная выдалась неделька, мрачно подумал он, слушая, как Марджори плещется над биде, а потом наливает в стакан воду из-под крана, чтобы запить валиум. Вик чуть было не попросил захватить таблеточку и для него.

Когда Марджори вернулась в спальню, звук хлопнувшей входной двери заставил Вика подскочить в постели.

— Это Сандра? — спросил он.

— Думаю, да. А что?

— Я совершенно про нее забыл.

По субботам он всегда ждал появления Сандры: отчасти чтобы убедиться в ее благополучном возвращении, но еще и для того, чтобы увидеть, как уходит этот прыщавый Клифф. Но на сей раз Гэри нарушил весь ритуал ранним отходом ко сну, и Вик напрочь позабыл о дочери.

— С ней все в порядке. Клифф всегда провожает ее до самого дома.

— Именно это меня и беспокоит. Может, он сейчас с ней внизу. — Вик сбросил с себя одеяло и принялся шарить ногой под кроватью в поисках шлепанцев.

— Ты куда? — удивилась Марджори.

— Вниз.

— Ради Бога, Вик, оставь их в покое, — попросила несколько изумленная Марджори. — Ты будешь выглядеть смешно. Они просто пьют кофе или болтают. Неужели ты не доверяешь собственной дочери?

— Я не доверяю этому Клиффу, — огрызнулся Вик. Но, посидев несколько минут на краю кровати, все-таки улегся обратно под одеяло и погасил свет, кажется, уже в сотый раз за вечер. — У молодежи вроде него только одно на уме, — добавил он.