То есть, по-простому говоря, открыл Владимиру Владимировичу Познеру, что совсем уже слетел с тормозов, во всяком случае, лихачествует.

Понтию Пилату как человеку, постоянно сталкивающемуся с вопросами жизни и смерти, рассуждения Иеуша Га-Ноцри были весьма и весьма по душе и откровения – в удовольствие. Однако есть ещё кесарь, а кесарю откровения бродяги могут и не понравиться.

И это как раз в тот момент, когда выяснилось, что Алексей Алексеевич уже прочитал Манифест просвещённого консерватизма и сейчас имеет счастливую возможность, так сказать, принародно о нём высказаться. Высказаться-то высказаться, но вот только что они, мэтры отечественной журналистики, вели беседу, что «Газпром» и другие государственные структуры вполне могут закрыть «Эхо Москвы» или заменить главного редактора не только радиостанции, но и любого телевизионного канала. Конечно, всё это говорилось иносказательно, никто никого и не думал, и не думает закрывать. Но – как бы не накликать беды.

– Ну – и? – сказал Владимир Владимирович многозначительно и, точно Понтий Пилат, послал во взгляде такой силы предостерегающий сигнал, что Алексей Алексеевич, как журналист-ас, то есть профессионал высшей категории, просто не мог его не воспринять. И он воспринял. Дал оценку Манифесту кратко и как бы от имени всего прогрессивного человечества – позапрошлый век!

Мэтры удовлетворённо переглянулись и пошли дальше. Вот вам непридуманная ирония. Отправив документ (и только ли его) в позапрошлый век, они пошли к анкете писателя Марселя Пруста, проведшего «В поисках утраченного времени» практически всю свою жизнь. Они пошли, но суждение-то прозвучало. Суждение пренебрежительно-заносчивое и оттого, быть может, ещё более несправедливое.

Вперёд – к Пушкину?!

Невольно представилось бескрайнее осеннее поле. С одной стороны тарахтят трактора – трактористы-механизаторы пашут свои делянки. С другой – за горизонтом слышится громоподобный гул, земля дрожит. Там, на широкофюзеляжных «боингах» и аэробусах последней модели, пилоты тоже пашут. Тянут чудо-самолёты секции широкоотвальных плугов – поднимают зябь. В этом ли прогресс?!

Не знаю, как в других сферах деятельности, а в художественной литературе мы всё чаще уже не говорим даже, а призываем: вперёд – к Пушкину?! И это ещё один лик времени. Что дальше?

Поживём – увидим?

А может быть, всё-таки проникнемся идеями просвещённого консерватизма и, с Божией помощью, тесно, плечо к плечу сомкнёмся в монолит и станем неколебимой опорой одному и единственному национальному лидеру, и уже этим приблизим благоприятное время. И тогда уж точно оно будет запоминаться не только по календарным датам, но и нашим ликам. А потом, в дальнейшем, как высшая награда, и отождествится с нами.

Великий Конфуций две с половиной тысячи лет назад сказал:

Стыдись быть бедным и незнатным,

Когда в стране есть путь;

Стыдись быть знатным и богатым,

Когда в ней нет пути.

Узнаваемый символ и родная речь

На высших литературных курсах нам преподавали русский язык на несколько ином уровне, чем в школе. Есть слова, в которых сделать ошибку не стыдно (это в словах иностранного происхождения). А есть те, в которых делать ошибки непозволительно и должно быть стыдно человеку, считающему русский язык родным.

Особенно преподавательница возмущалась Михаилом Сергеевичем Горбачёвым. Его «начать» с ударением на первом слоге выводило её из равновесия, она утрачивала чувство политкорректности. В те времена (1983–1985 годы) это грозило ей большими неприятностями. Однако смиряться с вопиющими фактами пренебрежения к родному языку со стороны власть имущих она не желала. Тем более перед нами, молодыми писателями. В конце концов, правители приходят и уходят, а писатели остаются.

Лев Николаевич Толстой, произведениям которого не откажешь в гуманизме, в порыве откровения заявлял, что лично он всякому, кто неправильно употребил слово, давал бы в назидание не менее ста розог. Уж не знаю (выражаясь современным языком), сколько бы их он отгрузил губернатору Волгоградской области, но думаю, не поскупился бы.

В самом деле, давая интервью телеканалу «Россия 24», губернатор Анатолий Григорьевич Бровко, говоря о всемирно известной скульптуре Евгения Вучетича «Родина-мать зовёт», искренне сокрушался (только что не заламывал руки).

– Ни в коем случае нельзя допускать разрушения такого известного бренда . Ведь по этому бренду нас узнают во всём мире. Это – такой бренд! Такой бренд! – сокрушался Анатолий Григорьевич, смело ломясь в открытую дверь.

Напомню, что бренд в дословном переводе с английского – фабричное клеймо . Или, как трактует словарь иностранных слов, – фабричная марка, торговый знак .

Думаю, автор известного памятника-ансамбля «Героям Сталинградской битвы» тоже не отказал бы себе в удовольствии «поблагодарить» губернатора за столь лестную оценку его труда дружеским шлепком по определённому месту. (Говорят, у него была на редкость железная рука.) А может быть, передоверил бы сие удовольствие своей скульптуре «Родина-мать зовёт». Высота монумента – 85 метров, а фигура женщины – 52. Наверное, даже мокрого места не осталось бы от губернатора. Вот уж, действительно, это – такой бренд! Такой бренд!

Впрочем, в согласии с требованиями преподавательницы русского языка Анатолий Бровко имеет право на снисхождение. Слово бренд – чистейшее иностранное слово. Только вряд ли это защитит его перед фронтовиками, да и всеми, кто видит в памятнике «Героям Сталинградской битвы» не торговый знак , а символ Победы.

И тут мы вступаем в другую область. В очерке «Заметки с затонувшей Атлантиды» я уже говорил о лавинообразном нашествии иностранных слов. Нашествии, в чём-то схожем с оккупацией. С которой никто никакой борьбы не ведёт. Более того, укореняется мнение, что использование иностранных слов и словечек в русской речи всегда уместно, так как подчёркивает элитарность оратора, говоря современным языком, его продвинутость.

В самом деле, наши высшие руководители, да и некоторые руководители среднего звена нефтяной и газовой отраслей сегодня в большинстве владеют одним, а то и двумя-тремя иностранными языками. И в этом нет ничего удивительного. В Европе в обязательную школьную программу входит изучение трёх дополнительных языков, из которых лишь один определяется по выбору учащегося. Впрочем, в каждом колледже свои возможности. Но не об этом речь.

Речь о том, что в странах Западной Европы (таких как Франция, Германия, Италия, да, наверное, и других) принято говорить на своём языке. Просто не представляю, какому всеобщему осуждению был бы подвергнут учёный, выступающий, допустим, по телевидению Германии или Франции и решивший объяснить суть чего-либо с помощью английского слова. Думаю, что больше на ТВ его вряд ли бы пригласили.

А у нас ничего – выходит Эдуард Боос (доктор физико-математических наук, заведующий отделом НИИ ядерной физики МГУ. – Прим. ред. ) на канале «Россия 24» и говорит, что вот есть в английском языке слово (не буду повторять за ним), которое хорошо объясняет физическую суть процесса (разговор идёт о столкновениях частиц в Большом адронном коллайдере). Оратор на глазах у многомиллионной аудитории расписался в своём неумении говорить свободно, не спотыкаясь. То есть в своём косноязычии расписался. И никого из корреспондентов это не шокировало, напротив, его косноязычие лишний раз подчеркнуло его продвинутость – знает английский.

В статье корреспондента bid.ru Александра Пересвета «Made in Russia» (не знаю, почему бы не сказать просто «Сделано в России») академик Геннадий Месяц, говоря о нашем сотрудничестве с другими учёными в ЦЕРНе (Европейском центре ядерных исследований) подчёркивает: «Это обычная международная научная коллаборация , для участия в которой ты вносишь свой взнос. Мы его внесли, так сказать, «натурой», поскольку у нас было налажено производство многого оборудования, которое, к сожалению, не удалось использовать на недостроенном аналогичном коллайдере в Серпухове».