Уничтожались лучшие сыны донского казачества... Уничтожались дома... Станицы... Стирались с лица донской земли. «У-у, цари-благодетели!..» – Миронов даже зубами скрипнул... Закабаленным, бесправным народом легче управлять, потому – расправа. Значит, казаки должны стать собственностью государства? И жить по его указке? Но ведь такое противоречило всему укладу жизни казаков!.. А кому какое дело до всяких там «укладов жизни» – есть власть царского правительства, и никаких вольностей! Но ведь вольность, традиции, веками созданные, выше всяких государственных претензий, которыми опутывается гражданское право человека быть самим собой! Пеленает его и сначала не дает свободно дышать, а потом надетые оковы превращают народ в рабов, бесправных, послушных и безвольных. Так какой толк от такого племени?
Монаршие милости для казаков хуже нашествия Тамерлана... Эх, не было в то время его, Миронова, на Дону, он бы им показал!.. Кому это им? Ты уже показал... Успокойся, приляг на жесткий тюремный топчанчик да повспоминай, как ты завоевывал свободу. Как рвал свою душу и тело, отстаивая ее, и горло тоже – на каждом перекрестке орал за свободу... Вот и получил награду – Бутырский каземат... И ведь не враги его засунули сюда – тогда бы и жаловаться не на кого. А то ведь свои братья по классу, братья по борьбе, по завоеванию этой самой свободы, будь она трижды... Что? Проклята или священна?.. Да не надо сюда впутывать гражданскую войну! Не надо торопиться. Он еще до нее не дошел. И уж если дал себе самому слово все вспомнить, причем по порядку, то и будет этого придерживаться, и никто его не собьет с этой мысли! Никто! Слышите?..
На чем он остановился? Ага, на разжалованной станице Старочеркасской. Гуманизм... Милосердие?.. Это же слово выкинуто из лексикона. Победа. Революция. Враги. Расстрел. Контрреволюция. Контра. Репрессии. Террор. Голод. Разруха. Сровняем с землей тюрьмы и церкви. Бога нет. Жестокость. Равнодушие. Тюрьма... Все раскалено до мрака... Страшно жить... Но жить надо, хотя уж для того, чтобы додумать все до конца в эти унылые, позорные дни, может быть, кому-то пригодится?.. Он еще и тут рассчитывает пользу какую-то кому-то принести?..
Но ведь Миронов звал казаков в светлое будущее. Не щадил себя. Но теперь и его не пощадили. И каземат Бутырской тюрьмы яркое тому подтверждение... Еще ни одно доброе дело не осталось безнаказанным... Главное, не отвлекаться. Не сентиментальничать. Не злобиться. И не взвинчиваться!.. Запрещает это себе. И не убегать в область случайных воспоминаний. Достоинство и выдержка. Иначе сил не останется. Конечно, легче умереть, чем выдержать такое напряжение!.. Терпение. Он чист. Открыт. Правдив. Если он честно и искренне вспомнит все и, может быть, даже повинится, то это что-нибудь да значит... Память пережитого непрерывна. Хотя и больно! Потому что память, прошлое – всегда больно. И неприятно, все равно как есть сырую рыбу...
При всем своем катастрофическом положении Миронов ясно представляет себя отличным если не ото всех людей, то от очень многих. Индивидуальность. Личность. Физические страдания не должны заглушать его внутренний духовный мир. Потому что он считает себя, как бы это точнее выразить, выше всего обыденного, кроме живой природы. Поэтому обязан выразить свою человеческую суть. Не имеет права умерщвлять рожденную мысль. Да, откровенно сказать, не собирается. Это его духовная энергия. Его душа. Самоистребление ее считает недостойным. Свободу он потерял, но душа осталась. И, может быть, удастся и коснуться самых тонких и глубоких ее струн, убегая от всего материального. Привести в действие только сердце и интеллект. Может, это будут мгновения, когда он может подумать о себе прежде, чем о других, ведь какие-то задатки в него вложила природа. И вот их реализация...
Но какое отношение имеет все это к разжалованию столицы Войска Донского? По сути дела, никакого. Просто память об этом событии навеяла мысли. Или напомнила его собственное разжалование? Или по-прежнему он продолжает вести спор с самим собой? Какое искупление может спасти отчаянное положение? Ведь он завоевывал и утверждал власть, которая теперь не только его опозорила, по и пытается физически... убить. Как это – убить Миронова, командарма Второй Конной армии? Он водил в бой тысячи бойцов!.. Тысячи жизней были в его руках, и он волен был послать их на смерть или оставить в живых. А зачем ему это нужно было? Зачем?.. Может, он просто убийца?.. А теперь не может спасти свою собственную неповторимую жизнь?.. Чушь какая-то... Бред... Или его смерть поможет сблизиться с миром?.. Сколько же в нем накопилось?..
Он разжалованный?.. Так это когда было... А может быть, это как ушиб в юности, а болеть он начинает только к старости? Разжалованный... Как удар большого колокола с колокольни монастырского храма Воскресения. Подростком еще был. Босой. Бежал легко по тропинке по-над самым берегом Дона. Когда все так было просто и только мечты будоражили голову. Ударили в большой колокол. Вода, как известно, почти не пропускает в свою глубину низкие звуки – отражает их. Бывало, одни ребята громко бьют по воде, а другие ради интереса ныряют и остаются под водою, прислушиваясь к еле уловимым шумам. Но вот что случилось в тот раз с Филькой. Он никак не ожидал, что его может подстерегать опасность, потому что вообще не признавал страха. За что и поплатился. Старые казаки предупреждали, что надо в это время раскрывать рот и тогда не оглохнешь. Только не сказали, когда тот случай подоспеет... Так вот, когда ударили в большой церковный колокол, Филька, беззаботно насвистывая, бежал по-над самой водой. Она колокольный звон не приняла, а сразу же оттолкнула от себя. Филька мгновенно оглох, покачнулся и, как куль с овсом, упал в воду. На какое-то мгновение потерял сознание. Но то ли испуг помог ему всплыть наверх, то ли вода отрезвила, а вернее всего, время не пришло уйти в мир иной, но, однако, глухота сразу же прошла. Ожидая очередного удара колокола, Филька нырял под воду и оттуда прислушивался к глухим ударам, одновременно подгребая руками за нависшую над Доном скалу... Стало быть, верно говорят: бог не без милости, казак не без счастья.
Сейчас Миронов находился точно в таком же состоянии, когда ударил большой колокол и он шматом полетел в воду. Оглушенный, потерянный и беспомощный. Только добавилось ощущение нереальности происходящего, будто все происходит не с ним, с кем-то другим, а он со стороны наблюдает... Вообще-то не так уж и плохо понаблюдать самого себя со стороны. А зачем? Имеет ли смысл его жизнь теперь?! Нет, не теперь, но тогда?.. Вся жизнь? Тогда в чем он был, ее смысл? Если есть смысл, то почему – каменный мешок, который давит, сжимает и не дает даже глубоко вздохнуть. Во всем теле какая-то чугунность. Может быть, в этой железной решетке, которая запеленала окно, истина?..
Миронов подошел ближе к окну, может, удастся увидеть кусочек голубого неба или лучик солнца... В Усть-Медведицкой, наверное, солнце уже растопило снег и звенящие ручьи весело и звонко бегут к Дону. Стеша вышла из дому и, прижмурив глаза, подставила свое лицо к солнцу. Чему-то улыбается? Или лицо каменное, ни под каким солнцем уж не оттает?
Но ведь слезы восторга и счастья текли по ее щекам! Текли... Когда во время венчания в церкви священник произносил: «Боже вечный, расстоящияся собравый в соединение и союз любви положивый им неразрушимый». Да и у него самого дрожали руки, когда он надевал кольцо на палец Стеши и никак не мог примерить, на который из них... Ее горячие слезы падали, и слышно было, как они разбивались о его руки... Но в чем он виноват? Как это случилось?.. Стеша... Но он же насовсем не расстался с ней. Приезжал всегда домой. Деньги присылал... Вот-вот, Стеше, молодой, красивой, гордой до отчаяния казачке, только это и нужно было, чтобы он наспех заскакивал в курень и тут же начинал торопиться, потому что его ждала за бугром Надя-Надюша... То-то радости Стеше...
А детей он не потеряет? Дочери... Старший сын Никодим... Младший Артимон... Есть ли его вина?.. Человек так устроен, что даже за свое счастье он предпочитает, чтобы кто-то другой отвечал... Голос Стеши будто донесся из глубины камеры... «Ты любишь меня?.. Я очень тебе нравлюсь? Всегда мой, до самой березки?.. Ха-ха-ха...» – «Ты моя хохотушка. Колокольчик, что ли, у тебя во рту?..» – «Ха-ха-ха... Все завидуют мне, что я такого казака-молодца окрутила. Ха-ха-ха...» – «Ты сначала хохочешь, потом слова выговариваешь. Надо же такую особенность иметь». – «Ха-ха-ха... Я же счастливая...» – «Чудо мое... Колдунья...» – «А мне и слова не нужны – я их смехом тебе расскажу: ха-ха-ха... А хочешь, спляшу». – «Чудо мое... Гибкая, как донская лоза...» Но ведь невозможно все это вернуть! Как невозможно войти в одну и ту же воду Дона. Глупо даже думать об этом. Как и о том, допустим, чтобы сейчас ему ординарец подал любимого коня. Он без стремян вскинет свое молодое, упругое тело в седло. Шпор своему любимцу давать не будет, потому что умный конь сам понимает, в каком состоянии находится его хозяин, которого сейчас может успокоить или привести в себя только бешеная скачка по степному раздолью, где вольный ветер разгуливает в роскошных ковылях...