Изменить стиль страницы

— Да, я понимаю… — сказал Эрл.

— Рудольф стремится к независимой жизни. Я знаю, что вы близкие друзья, иначе бы не обратилась к тебе, — продолжила она и снова повторила. — Но я не способна дать то, что ему нужно. Ты можешь… Будь с ним искренен. Пожалуйста, не обижай его…

— Но я действительно отношусь к нему как к другу и не хочу обижать. Он очень умный… Мне есть чему научиться у него…

— Поверь, ему есть чему научиться у тебя, — улыбаясь, сказала мать Рудольфа. — Хочешь чаю? Можешь позвать своего друга.

— Спасибо… Знаете… Мне бы очень хотелось с ним прогуляться, если, конечно же, вы не против.

— Чудесный день! Отличная идея! Надеюсь, она ему тоже понравится.

— Он знает… Сказал, чтобы я попросил у вас разрешения. Думает, что вы… — Эрл замолчал. Хотел сказать «не разрешите ему», но место этого запнулся. Все и так было ясно.

Мать улыбнулась, потом остановившись, посмотрела через окно. Ей больше ни о чем не хотелось говорить. Эрл попросил извинения, постарался побыстрее выйти из комнаты.

— Только обещай, что с ним все будет в порядке, и вы вернетесь домой до того, как стемнеет.

— Обещаю, — ответил Эрл.

Тем вечером Эрл впервые прогулялся с Рудольфом. Было жарко. В начале они поели мороженого, после выпили газированной воды. Рудольф часто останавливался и просил Эрла подойти поближе:

— Знаешь Эрл, теперь я так счастлив!

Эрл искренне радовался словам друга. Ему нравилась сама идея, что рядом с ним кому-то может быть приятно. Эрл любил гулять с Рудольфом. Сам катал его кресло. Время от времени садился в парке на траву, прислонялся к дереву, придумывал на ходу песню и начинал ее петь. Потом, чтобы отвлечь и развеселить друга, Эрл начинал шагать по обочине, шагая по тонкой линии бордюра, как это делают канатоходцы.

— Я образ Микрокосмоса, отражение огромной Вселенной, — говорил он.

Мимо, вдоль дороги, проезжали машины, не обращая на них ни малейшего внимания. Солнце уже закатывалось за горизонт, они ждали полнолуния. День был пятница, тринадцатое число. В те времена они верили, что ведьмы существуют, и они им нравились.

— Какими ты представляешь ведьм? — спросил Рудольф у Эрла.

— Они худые, с растрепанными серыми волосами, лишь в одном старом балахоне, из-под которого виднеются груди, а когда танцуют, то открываются также ноги чуть выше колен.

— Придумал их под воздействием прочитанных книг?! Мне до сих пор трудно однозначно ответить. Они из другого измерения, непохожие на обычных людей. Может быть, ведьмы похожи на инопланетян. Возможно, они похожи на гомункулов. Как бы там не было, их жизнь намного интересней, чем моя.

Рудольф мог часами говорить о ведьмах. Больше всего он любил придумывать историю о шабашах на Лысых горах. Сам олицетворял себя с демоном Инкубом, ищущим сексуальных связей с женщинами. Но дело было не в половых отношениях. Рудольфу особенно нравилось изображение Инкуба в виде ворона как мудрой птицы. Он представлял размах своих крыльев. Стоило ему взлететь, как все вокруг становилось темно. Закрывал своим полетом солнечный свет. Его воображение всегда приводило к трехголовому князю Асмодею. Представлял, как приобретает необходимый облик, влетая во дворец. Становится на колени и слушает приказы. Взгляд Асмодея мстителен. Именно он проецировал план грехопадения вместе с Люцифером. И от его настроения зависел конец света на Земле.

Во время прогулки, Рудольф увидел брошенную на дороге книгу и попросил поднять.

— Не закрывай страницу, — сказал он Эрлу. — Мне интересно, что написано именно там.

— Странная книга, — заметил Эрл. — У нее страницы пожелтевшие от времени и почерневшие от грязи. И написано на устаревшем языке.

В другое время Эрл не обратил бы на нее внимания и прошел мимо, но в тот вечер все было иначе. Сам ожидал чуда, готовясь встретиться с ним в каждый миг. Он взял эту книгу и начал читать. С первого же предложения показалось, что посредством этой книги говорят с ними. Эрл пробегал глазами по строкам, впитывая и поглощая буквы:

«Есть ли реснота? Зазрети на гудеца, еликий исполняти токмо своея мусикию. В благовременне, внегда он пискати — блажен, надлежит возлежати, елико-елико тужится. Исполняти не по законам Боэция, еликий сведети мусикию токмо в математических законах, а изобнажати секраты законы гармонии, пискати глаголати на своея ящыцы, на оньже удобь было дея своея восперяти, чуяти и воды. Егда он испоняти, углебати в ов мир. Люд не волили его внимати, а темже он стал, служите Богу и тот волил. Уведити речь и понял слова. Аще Бог вняти сея мусикию, вняти на него и люди. Было позде, гудец не жаждати возвращаться наопак».

Дочитав, он отложил книгу. Показалось, что речь идет о смерти. Потом спросил.

— Есть ли реальность, кроме той, в которой мы живем?

— Есть. Я не знаю, какая она. По мере взросления больше времени стал уделять поискам того, чего не знаю. Незнание открыло для меня больше, чем я мог бы сделать со знанием дела, — сказал Рудольф и продолжил. — Эрл, я видел сон! Я катился по улице. Все было как всегда. Это был переулок, где ты живешь. Хотя не знаю, где ты живешь, но уверен, что именно в этом месте. Рядом никого не было, ваших зданий тоже. Пустота и безлюдность. Ездил на этих колесах взад и вперед, искал вас безрезультатно. Но после я встал на ноги. У меня пропал страх, потому что возникло чувство, что на белом свете остался совсем один… С каждым сделанным шагом я становился все больше в своих размерах, а пространство все меньше. Прямая улица округлялась. Вначале я шел быстро, потом медленнее. Наконец понял, что под моими ногами находится вся планета Земля. Видел, как она вертится вокруг Солнца, а Луна вокруг Земли… Потом и Земля начала уменьшаться. Тогда я лег прямо на планету и обхватил ее своим телом. Хорошо, что она эллипсоидна. Если бы она была полностью круглая, то я бы сполз и начал падать. Нет, вернее летать. Но руки мои ухватились за впадины. Через несколько секунд я был весь мокрый. А после начал вращаться вместе с ней, набирая скорость. Когда стал вращаться очень быстро, проснулся. Это был странный сон.

— А это как? — спросил Эрл. — Как ты понял, что под ногами планета Земля? И каким образом плоскость уменьшалась? Этот сон больше похож на фантастику!

— Ты еще скажи, что мною сказанное — бред шизофреника.

— А что, разве не так? — неуместно подшутил Эрл.

— Зачем я это рассказал?! Не должен был…

— Ладно, извини. Я не думал обижать тебя. Ты же знаешь…

Темнело. Нужно было проводить Рудольфа домой. Завтра утром опять идти в гимназию, а уроки еще не были готовы. Следовало поторопиться.

Юность

Эрлу не хотелось идти на школьный выпускной вечер. За день до этого позвонил ему Рудольф. У него был измученный и грустный голос. Звонил, чтобы попрощаться. Он уезжал в Америку на лечение, но почему-то не верил, что там его спасут. «Болезнь быстро прогрессирует, — замолвил он. — Не знаю, какое чудо способно остановить процесс. Мне было трудно поднять трубку и позвонить. До четырех лет, я был обыкновенным. А после…». Говорил, тяжело дыша. С каким-то внутренним грузом. Разговор длился минуты. В конце, до того как попрощаться, Рудольф рассказал анекдот о дружбе. Эрл попытался посмеяться, но получилось фальшиво. Повесив трубку, взглянул на себя в зеркало. Затем обратил внимание на брата, который сидел за письменным столом и готовился к экзамену. Подошел к нему, поцеловал в затылок. Сказал, что хочет немного вздремнуть. Открыв дверь спальни, медленно подошел к кровати. Сбросил тапки и залез на постель. Уткнулся головой в подушку…

Проснулся вечером. Голова болела, в ушах звенело. Вышел, прошел в комнату. За весь вечер не промолвил ни слова. Лишь во время семейного чаепития, заявил, что не собирается идти на вечер. Родителям пришлось уговаривать. Не долго, лень было сопротивляться. На выпускном вечере, как и ожидал, было скучно. Весь вечер просидел вдали. Был не прочь расслабиться и отдохнуть, укрыться и забыться, оказаться невидимым. Ресторан, где отмечали праздник, был сооружен по подобию корабля. Можно было подойти к палубе. Посмотреть на воду и почувствовать тихий бриз. Закрыв глаза, окунуться в мысли. Эрл так и поступил. Стоял и наблюдал, как бьются волны. Они уносили его в мир иллюзий. Нечто несравнимое почувствовал внутри себя. Будто где-то в глубине парила душа. Старался в шуме уловить тишину. Был по ту сторону наслаждения, в многомерной неопределенности.