У другого младшего наблюдателя также было немало интересных встреч.
— Я видел на реке Дамхурц, — говорит он, — старую выдру с двумя маленькими. Выдра ныряла, как рыба, в большом затоне. За ней нырял один выдренок, а другой сидел на карче. Они меня заметили и ушли в карчи. Это было, зимой, в декабре.
В мае мне попалась выдра на Малой Лабе. Выдра плавала в заросшем ольхой заливе. Она держала в зубах выдренка и вместе с ним плавала и ныряла. Она играла с маленьким, переворачиваясь с боку на бок и колесом, через голову. Детеныш был величиной с котенка…
Раз мне пришлось видеть бой оленей во время ревки. Смотрю — олень ревет и рогами сбивает ветки, а около него стоят три лани. В то же время за хребтом заревел другой олень. Через несколько минут гляжу — он идет по направлению к первому оленю. Этот заметил соперника и бросился наперерез. Олени сошлись метров на десять. Второй рвется к ланкам, а первый все не пускает. Второй олень ходил, ходил, не выдержал (он был больше) и бросился прямо на первого. Тут они и сцепились. Раздался частый треск и стук рогов. Ланки испугались и отскочили. Бой продолжался около часа. Меньший, который был с ланями, сбил противника, тот с ревом уходит, а победитель гонится за ним и тоже ревет. Гнался он метров тридцать и потом вернулся к ланкам.
Выехал вдвоем с Пономаренко из Карапыря на Псебай. Дорога идет берегом Большой Лабы вниз по течению. Справа нас провожает хребет Загедана, величественный и скалистый. Он покрыт мощными лесами.
По пути минуем прииск Рошкоа. Это целый золотопромышленный городок. С гор к галечным террасам опускаются сооружения для промывки золотоносной породы сильным напором водяной струи. Вдоль берега, здесь и там, работают старатели-«золотничники». Поселок освещается электричеством. Дома рабочих окружены огородами.
В нескольких километрах от прииска, в поселке Теплом, живет бывший егерь Кубанской охоты Алексей Власович Телеусов, знаток мест, где раньше охотились великие князья, а теперь создан Кавказский государственный заповедник.
Я давно уже хотел увидеться с Телеусовым, и вот мы сидим у него в доме. Алексей Власович угощает нас парным молоком и рассказывает о делах минувших дней, о привычках и хитростях разного лесного зверя.
Маленький старичок, с седоватой острой бородкой и закрученными усами, сохранил до сих пор особую охотничью сноровку. Глаза его смотрят внимательно, и зорко. Алексей Власович говорит:
— Не люблю пустых разговоров. Что знаю, то знаю. Я в здешних лесах тридцать лет проработал и выдумывать или понаслышке болтать всякую всячину не хочу. Есть у нас такие: здесь, говорят, было до тысячи зубров, а мы, егеря, сами считали их не больше трех сотен.
В своем справочнике «Рекорды крупной дичи», изданном в Лондоне в 1910 году, Хора сообщает об очень крупных размерах кавказского зубра самца, убитого охотником-«джентльменом» мистером Литтлделем в лесах великокняжеской охоты. Длина этого быка от носа до корня хвоста была свыше десяти футов, высота в плечах-почти пять с половиной футов.
Телеусов вместе с другим егерем был прикомандирован к мистеру Литтлделу и подводил его к этому зубру: бык оказался действительно гигантом. С тем же Литтлделем Алексей Власович и его товарищи разыграли такую шутку. Им не понравилось высокомерие англичанина. И однажды во время охоты на туров в снежниках, когда Литтлдел ночевал в спальном мешке у костра, они, сговорившись, столкнули его в лежащие пониже сугробы. Пролетев изрядное количество метров по крутому обледеневшему скату, англичанин еле выбрался из мешка. Подоспевшие егери объяснили ему, что это пришлось сделать для его же опасения: спальный мешок будто бы готов был вспыхнуть.
Мы провели в Теплом весь день и уже под вечер, распрощавшись с Телеусовым, тронулись дальше.
Наш путь идет все время вниз по берегу Большой Лабы широким шоссе. Постройка шоссе еще не закончилась: ведутся взрывные работы, подвозится и ссыпается щебень. Тяжело проплывают выравнивающие ленту дороги катки.
Ночь застигает нас в пути. Встает луна. Сначала она низкая, огромная, белая. Луна поднимается все выше и вот превращается в далекий яркозолотой кружок во тьме ночного неба. В засыпающих молчаливых дубняках и диких садах слышатся заглушённые шорохи зверей.
Останавливаемся на колхозной пасеке.
Утром тысячи диких голубей взлетают над деревьями и снова садятся. В воздухе шелестят бесчисленные крылья. Словно в нерешительности поднявшись и спустившись несколько раз, голуби вдруг взмывают в небо сизой тучей, и свистящий шум полета проносится над нашими головами. Сверху дождем сыплется голубиный помет, и, кружась, падают пепельные перья.
Горы становятся ниже и мягче. Справа от нас идет невысокий известняковый хребет Герпегем. Округлые увалы его поросли лиственными лесами и фруктовыми деревьями.
Уже смеркалось, когда мы подъезжали к Псебаю. В дубняке разноголосо затянули вечернюю песню волки. Они выли, пронзительно скулили и тявкали. По голосам Пономаренко определил, что их не меньше дюжины.
…Зашли к заведующему Восточным отделом заповедника Саулиетсу. Хозяин сидел на полу и, наклонив ковш с расплавленным свинцом над каким-то придуманным им приспособлением, лил дробь. Он готовится к охоте на перепелов, которых очень много в окрестностях Псебая, за пределами заповедника. Водился здесь во множестве и кавказский фазан — прекрасная, окрашенная в цвета радуги птица, с длинным серпообразным хвостом. Но в прошлую зиму, холодную и снежную, фазанов передушили лисицы.
По словам Саулиетса, за последние годы в Восточном отделе заметно увеличилось количество оленей, туров, серн. Наблюдатели встречали туров даже на Ачешбоке, где никогда прежде их не видели.
Горы все ниже. Только местами выветренные склоны круто обрываются, и высоко в небе встают колонны и башни красного песчаника и известняка. Леса перемежаются с пастбищами и сенокосами. По временам мы едем сквозь колючие заросли терновника. Покрытые сизой пыльцой, крупные ягоды терна уже прихвачены утренниками, и терпкая сладость ягод приятна.
Всюду полно, птиц — соек, ворон, сорок, черных и серых дроздов. С гор налетают новые тысячи диких голубей. Их гонят наступающие холода. Горы, откуда мы недавно выехали, сверкают в серебре. Над ними нависли снеговые тучи.
На поляне, у самой опушки леса, под стожком сена мышкует старый здоровенный лис. Он уже надел зимнюю шубу и сделался рыжевато-серым и толстым, как подушка. Увидев людей, лис под прямым углом откинул хвост и покатился через поляну к кустам. Там он остановился и, присев на задние лапы и навострив уши, смело глядел, провожая беспокойных пришельцев, затем вернулся к стожку и продолжал охоту.
Моросит мелким дождь. Снова поворачиваем в горы. Снова нас окружают влажные и мшистые высокоствольные леса. Дождь усиливается. Вокруг поднялся густой туман. Мы с трудом добрались до караулки лесников на Гурмае. Придется здесь заночевать.
Когда мы заводили лошадей во двор караулки, навстречу нам высыпал десяток собак, разномастных и небольших, но достаточно злобных.
Отворившая ворота жена лесника крикнула:
— Катай! Разбой! На место! Но собаки все ближе крались к нам бочком, вихляясь и припадая к земле. Мы поторопились расседлать лошадей и войти в дом.
Жена лесника сытно накормила нас, и мы с Пономаренко уже собирались ложиться спать. В это время вернулся лесник.
Евсею Афанасьевичу за пятьдесят, однако, он держится прямо и без усилия несет за плечами объемистый тяжелый рюкзак и ружье.
Наша беседа несколько раз прерывалась тревожным лаем собак. Лесник говорит, что на караулке невозможно держать домашнюю птицу: каждую ночь в курятник забираются дикие коты и лисы. Недавно удалось затравить кота. Евеей Афанасьевич показывает рыжевато-бурую шкуру, испещренную темными полосами и кольцами. Зверь солидных размеров. Лисицы действуют хитрее котов. Они обычно приходят вдвоем. На днях собаки помчались всей стаей за одной лисицей, а другая в это время спокойно задушила несколько кур и унесла старого гуся. Еще больше донимают волки. Недавно они отбили от табуна и зарезали двух взрослых лошадей. Этой весной, как только сошел снег, на поляну выгнали колхозный скот. Среди бела дня, на глазах у пастухов, три матерых волка ворвались в середину стада и в одно мгновение зарезали восемь больших бычков. Тогда же волки напали на кабана и двух свиней с подсвинком, принадлежавших лесникам. Они загнали свиней в узкое ущелье, откуда не было выхода. Кабан повернулся грудью к волкам и храбро защищал гурт. На визг свиней прибежали люди, но кабан был уже мертв.