Иветте до смерти надоело постоянно быть начеку. Она должна была помнить не только о том, что все время нужно закрывать черный ход на замок, чтобы кто-то из соседских детей не перелез через ограду и не стащил что-нибудь в кухне, но и о том, что нельзя говорить Молли ничего такого, что могло бы разозлить ее и настроить против Иветты.

Когда-то давно Иветта по глупости рассказала Молли кое-что из того, что случилось с ней во время войны. Теперь она знала, что стоит ей заявить на Маклов, как Молли использует ее откровенность против нее, и поэтому держала рот на замке.

Вот почему Иветта не отваживалась пойти в социальную службу и рассказать, как Альфи и Молли обращаются со своими детьми. У нее даже не хватило мужества предупредить Дэна о том, что она случайно услышала: Альфи грозился отомстить ему за тот случай с Анжелой.

Иветта тяжело вздохнула, натягивая лиф платья, над которым она сейчас работала, на манекен. Было слишком жарко, чтобы шить, потные ладони могли оставить на ткани следы. Иветта включила радио чуть громче, чтобы заглушить доносящиеся из соседнего дома звуки. Возможно, немного бренди поможет ей заснуть, прежде чем начнется пьяная драка.

Услышав рев музыки, Фрэнк Убли закрыл окно, взял книгу и пошел в спальню. Ему достаточно было просто посмотреть на Молли, чтобы разозлиться, но когда он видел, как она в стельку пьяная танцует и смеется во дворе, ему хотелось ее убить.

С тех пор как умерла Юна, в спальне ничего не изменилось. У Фрэнка даже не хватило духу избавиться от ее одежды. Когда в пятьдесят втором году, накануне дня коронации, они купили новый диван, то так обрадовались тому, что смогут выбросить свое старое ложе, доставшееся им от матери Юны, что в шутку решили провести на нем целый день.

Юна была прекрасной хозяйкой. Имея банку краски и пару метров ткани, она могла превратить любую комнату, какой бы запущенной она ни была, в небольшой дворец. Она нашла это жилье, пока Фрэнк дожидался демобилизации из армии. Он сразу же приехал сюда на скором поезде и, только взглянув на квартиру, захотел убежать куда глаза глядят, точно так же, как юная Фифи, которая жила на третьем этаже.

Но Юна убедила его, что сможет придать этой квартире вполне пристойный вид, и через три месяца, к тому времени когда его наконец демобилизовали, она добилась своего. Юна все перекрасила и поклеила новые обои, несмотря на то что в то время их было днем с огнем не сыскать. Передняя стала зеленой в белую полоску, гостиная — бледно-розовой, а кухня — желто-белой. Но дело было не только в умении Юны все украсить, — само ее присутствие делало дом уютным и милым. На столике горела настольная лампа, рядом с его стулом был пуфик, чтобы Фрэнку было куда положить ноги, и через десять минут после его прихода обед уже стоял на столе.

Не будь Юна такой образцовой супругой, Фрэнк, возможно, нашел бы в себе силы признаться ей о том случае с Молли. Но он не мог причинить своей жене такую боль и разбить ее сердце.

Если бы только он не солгал тогда, что должен нести вахту в лагере, тогда как на самом деле провел выходные в Сохо. Но товарищи Фрэнка хотели отпраздновать окончание войны, а если бы он пришел домой пьяным и поздно ночью, Юне это вряд ли понравилось бы. Фрэнк старался не вспоминать о том, что прямо в аллее парка занялся сексом с блондинкой, которая ругалась как матрос. Как только Фрэнк протрезвел, он ужаснулся содеянному. Но все его товарищи вели себя точно так же. Их опьянил алкоголь и радость от того, что война закончилась.

Фрэнк вернулся к Юне, а через три дня узнал, что та блондинка тоже жила на Дейл-стрит, в доме напротив.

По пути в магазин он увидел, как она выходила из дому. Странно, но, столкнувшись с Молли нос к носу, Фрэнк узнал ее, хотя тогда, в парке, даже не запомнил ее лица. Но еще хуже было то, что она его тоже узнала.

Почему из всех женщин в Лондоне именно эта была его соседкой? И почему она оказалась самой бесстыдной сучкой, когда-либо сотворенной Господом?

Сначала Фрэнк решил, что все останется в тайне, так как Молли тоже была замужем. Но спустя некоторое время она потребовала деньги за молчание. Фрэнк уже не раз слышал от соседей, что Альфи сам поощрял ее поступать так с другими мужчинами. Он мог избить ее партнера, если заставал их на горячем, но это была всего лишь часть игры.

В 1945 году Фрэнку было сорок девять лет. Сразу после демобилизации он устроился работать механиком на автобусной станции и считал, что им с Юной неплохо живется. Их единственная дочь Вэнди вышла замуж за электрика, у них был свой дом, и Вэнди ждала ребенка. Фрэнк верил, что годы, оставшиеся до пенсии, будут очень счастливыми и спокойными.

Но Молли разрушила все.

Фрэнк жил как на пороховой бочке. Время от времени Молли требовала денег. Иногда проходило несколько месяцев, и Фрэнку начинало казаться, что этот кошмар закончился. Затем Молли подходила к нему на улице и снова угрожала рассказать все Юне. Он хотел уехать отсюда, отчаянно пытался найти другое жилье, но после войны многие люди остались без крыши над головой, и свободных квартир не было. А еще Юна не хотела уезжать. Дейл-стрит устраивала ее, так как Вэнди и ее муж Тед жили совсем рядом, а она, конечно же, хотела видеться со своим маленьким внуком Джоном как можно чаще.

Вслед за Джоном на свет появился Мартин, а затем родилась Сьюзен, и в 1953 году Вэнди и Тед решили иммигрировать в Австралию. Фрэнк и Юна намеревались последовать за ними, но Юна рассказала об их планах кому-то из соседей, и это дошло до Молли. В этот раз Молли потребовала за молчание пятьдесят фунтов.

Каждый раз, вспоминая об этом, Фрэнк вскипал от ярости. Юна и так была расстроена отъездом дочери и внуков из Англии, она нервничала, так как боялась, что им с Фрэнком не разрешат иммигрировать из-за возраста. Если бы Молли в тот момент ошеломила ее своей новостью, то последствия были бы катастрофическими.

У Фрэнка на черный день было отложено около ста фунтов, но эти деньги понадобились бы им в Австралии, пока он не найдет работу и жилье.

Он попробовал быть твердым с Молли и сказал ей, что таких денег у него нет и что он обратится в полицию, если она будет продолжать его шантажировать. Через несколько дней, когда Фрэнк был на работе, а Юна ушла за покупками, их ограбили. У них было не много ценных вещей, разве что несколько серебряных ложек и вилок, принадлежавших еще бабушке Юны, и недорогие украшения, но, вернувшись домой, Юна обнаружила, что все это пропало.

Все подозревали Маклов. Кто еще, кроме них, мог видеть, как Юна выходила из дому, и знать, что в квартире больше никого нет? Фрэнк убедился в этом окончательно, когда Юна показала ему сберкнижку, которую кто-то вытащил из ящика в спальне и оставил на комоде. Фрэнку стало ясно, что таким образом Молли дала ему понять — она знает, сколько у него денег, и приведет угрозу в исполнение, если он не заплатит.

Доказать ничего не удалось. Полиция провела обыск в доме Маклов, но ничего не нашла. Фрэнк был вынужден заплатить Молли, а в скором времени Юна заболела. У нее обнаружили рак и удалили матку.

За эти два года, пока Юна наконец не умерла, Молли постепенно вытянула из Фрэнка все их сбережения в обмен на молчание. Он не мог допустить, чтобы Юна, умирая, узнала о его неверности.

Фрэнку пришлось бросить работу, чтобы ухаживать за Юной до конца ее дней. Слишком старый для того, чтобы подать заявление о переезде на постоянное место жительства в Австралию, и не имея денег на дорогу из-за этого злобного монстра в женском обличье, Фрэнк никогда больше не увидит дочь и внуков. Он так сильно ненавидел Молли Макл, что с радостью убил бы ее и ее выродков, нимало не заботясь о том, что сядет за это в тюрьму.

— А ну бегом в кровати, маленькие засранцы! — орала на детей Молли, так как те ее не слушались. Анжела сразу же отправилась наверх, как только вошла в дом, но трое старших проигнорировали приказ.