Изменить стиль страницы

Девушки не заставили себя долго ждать, быстренько сползли со сцены и подсели к столу. К удивлению, на их раскрасневшихся лицах не было заметно и следа недовольства по поводу унизительного спектакля.

Удивительное свойство человеческой адаптации к любым условиям…

«СУББОТНИК» ДЛЯ САДИСТОВ

— Ну что, браток, — обратился Феликс к Герману. — Я вижу, ты не входишь в число ярых поклонников подобных извращений.

— Да, старик. В этой вакханалии есть что-то от случки животных. Какая-то грязная жестокость.

— О, брат, это еще что. Это еще милая безобидная шалость по сравнению с тем, какие действа я видел на своем веку. Как-то раз заехал я в сауну в гости к одной достаточно отмороженной группировке. А у них там гудеж в полном разгаре. Субботник в полный рост. Что есть субботник, ты, конечно, знаешь.

Запихав на Тверской несколько проституток в джипы, они их привезли в свою блатсауну. А там еще дюжина их пацанов. Пьяных. Обкуренных. Вот там-то, я скажу, было глумление так глумление. Жесточайшее презрение и унижение человеческой личности. Даже мне, видавшему виды бродяге, пиво пить расхотелось. Противно. Но что с них взять — звери, они и есть звери.

Одну кралю положили голой лицом вниз и ну на ней в карты резаться. Двоих под этот же стол загнали и игру затеяли: кто их пнет сильнее, тому и минет делают. Да так, чтобы случаем не прикусить. А то кранты. Челюсть враз свернут.

Одну подле стола поставили. Рядом. Как цаплю. На одной ноге. Пепельницу ей в руки всучили, при этом сказали, что если шелохнется или ногу опустит, бычки об ее задницу тушить будут. Обещание свое они сдержали.

Потом стало еще хуже. Одну девку из-под стола за космы вытащили да к деревянной двери лицом поставили и привязали. Стали вокруг ее обнаженного тела ножи метать. Да поскольку они были нехило обкуренные, один гусь финку ей сдуру в ягодицу вонзил. Она верещит, разрывается, кровь из раны хлещет. А эти — хоть бы хны. Поржали, поскалились. Залепили рану лейкопластырем и еще по печени настучали. Чтоб не верещала. И продолжили свои развлечения.

До чертиков обрыдла мне эта садистская блудня. Но в чужом монастыре права качать я не вправе. Да и по понятиям из-за блядей в падлу вписываться. Но живодерам этим я пару слов все же высказал. На что они мне возразили сразу двумя аргументами.

Во-первых, только за день до вышеописанного бедлама, точно такие же, по их словам, твари продажные, проститутки с Тверской, на их кентов мусоров навели. Сдали их с потрохами, в их же собственной квартире. Пацаны же в бегах были, теперь им нехилый срок чалиться. А во-вторых, говорят: «Бляди — они и в Африке бляди». Проститутки есть продажные дешевки. Вписаться якобы за них по всем понятиям в падлу.

Не стал я им ничего доказывать. Уехал просто. Ну вот что я тебе скажу, братишка. В сауне звери были, конечно, беспредельные, конченые. Жертвы же их во мне тоже вызывают мало симпатии и жалости. Они же сами допустили, что их, словно на базаре, как коров и свиней, покупают.

И еще я вот что тебе скажу, и это самое главное: если шлюхам будет жизнь малиной казаться, то каким примером это послужит честным, порядочным женщинам? Для наших жен, сестер, дочерей? Это мое личное мнение. Ты можешь с ним не соглашаться.

— А как тебе, старик, Мария Магдалина? — поинтересовался Герман. — Помнишь, как Христос сказал горожанам, желающим забить падшую женщину камнями, что пусть в нее кинет камень тот, кто сам без греха?

— Я вижу, мы спорим о разном. Ты что, оправдываешь продажную любовь?

— Да нет, что ты. Просто ты уж слишком резко их осуждаешь.

— А я вообще урка резкий, — засмеялся Феликс. — Люблю жесткие позиции: или грудь в орденах, или жопа в шрамах, третьего не дано. И кстати, та женщина, за которую заступился Мессия, не была проституткой, она просто изменила своему мужу…

— Просто изменила мужу? А это, по-твоему, нормально?

— Ну, братан, мы с тобой сейчас совсем в дебрях морали заплутаем.

В это время Люберецкий, уставший от застолья, провозгласил:

— Братва! Банкет продолжается!

Колян прибавил звук музыки. Девушки выпили по последней рюмке и проследовали к сдвинутым столам.

Пресловутая сцена ждала их. Новоиспеченный режиссер вновь начал осуществлять свои сексуально-порнографические фантазии.

Ох уж этот Колек! Холуй холуем. Шестерка. Своей подобострастной услужливостью смог приблизиться к довольно узкому кругу воротил теневого бизнеса. Но место свое он знал.

Шоу достигло кульминации. Весьма опьяневшие «актрисы», разгоряченные спиртным и сексом, по собственной воле предавались бесстыдным импровизациям. В буйстве этой вакханалии трудно было различить, где чьи ноги, руки, попы, груди. Доставив удовольствие зрителям и себе этой феерией пьяных лесбийских чувств, Колян решил приблизить естественный финал. Он поставил девочек в ряд каждую в позицию «партер» на четвереньки так, что их обнаженные попки были направлены в сторону зрителей.

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — продекламировал фразу небезызвестного героя Колек. — Кушать подано, наслаждайтесь.

С трудом дождавшись приглашения, первым к ряду округлых ягодиц, пыхтя, устремился Константин Семенович, расстегивая на ходу непослушную молнию ширинки.

Следом за ним косолапо засеменил Гена Боров. Тут же под шумок к одной из попок попытался пристроиться и сам Колек. Но неожиданно раздался рык Жоры.

— Куда же вы, гоблины, так торопитесь?

Все резко тормознули свой похотливый рывок.

— Совсем нюх потеряли. Про субординацию забыли. Мы еще с братками Феликсом и Германом себе по заднице не выбрали, а вы уже спешите свой кочан попарить. Тормозните малость. — И, обратившись к Феликсу и Герману, добавил: — Ну что, братаны, выбирайте. Красота-то какая. Какие задницы вам приглянулись?

— Старик, ты уж не обессудь. Больно я утомленный для такой мощной групповухи. Если не возражаешь, я откинусь в одной из комнат с теми двумя, которые в ванной последствия стресса смывают, — сказал Герман.

— А я-то думаю, что они там так долго, не пора ли экзекуцию повторить? Ну да ладно, братуха. Какой базар. Забирай, конечно. Все мое — твое! Ну, а коль неласковые будут, ты их сюда обратно гони. В общий, так сказать, воспитательный процесс. Ну а ты. Фил, как?

— Да ты за меня не беспокойся, — устало махнул рукой Феликс. — Что-то мне сегодня оргия не всласть. От усталости еле на ногах стою. Глаза слипаются. Пойду в свободную комнату, малость подремлю, а потом, если желание возникнет, выдерну какую-нибудь из вашей групповухи.

— Что-то ты, братуха, сдаешь свои позиции, — заулыбался Жора.

— Посмотрел бы я, как тебя на баб тянуло, если бы ты двое суток не спал.

С этими словами он пошел искать себе место для отдыха, а Герман направился к ванной. Отворив дверь, Герман заглянул внутрь. Девушки испуганно обернулись. Две пары глаз, одни заплаканные, другие грустно-благодарные одновременно посмотрели на него.

— Ну что, удобно устроились? Не отсидели свои мягкие места на краю ванны? Пошли со, мной.

— Туда, ко всем? — со страхом спросила юная путана.

— Ну, если настаиваешь, — улыбнулся Герман. — А если нет, то можете остаться со мной.

— Спасибо! Ты просто прелесть! — сказала та, что постарше, и поцеловала Германа в мочку уха. — Надеюсь, ты в нас не разочаруешься… — многозначительно добавила она.

Удалившись в отдельную комнату и заперев за собой дверь, они присели на огромную, как аэродром, кровать.