– Foi de gentilhomme! Как тяжело быть королем! – сказал король Франциск, выходя из комнаты.
Флорентин, оставшись наедине с герцогиней, поспешил сообщить ей содержание своего разговора с королем.
– Вы совершенно правы! – возразила с живостью герцогиня. – Одно из двух: или она выкажет сопротивление и Лотрек, заступившись за нее, выведет из терпения короля своим высокомерным сеньорским тоном, или же она впадет в сентиментальность и, проливая потоки слез, сама добровольно удалится из замка. Во всяком случае, мы будем избавлены от ее присутствия. Если тебе удастся провести с успехом задуманный тобою план, то ты будешь немедленно назначен парижским архиепископом. Ты скажешь королю, что я пошла проститься с Маргаритой и Анной де Гелльи; это также произведет на него известное впечатление. Общество веселой Анны теперь необходимо для него!
Едва герцогиня вышла из комнаты, как вернулся король в самом дурном расположении духа. Он нашел Ланнуа в обществе Лотрека и был раздосадован высокомерным обращением неаполитанского вице-короля.
– Поверьте, что Лотрек виноват в этом! – сказал прелат. – Ланнуа знает, что графиня Фуа всего больше мешает исполнению договора.
– Какое мне дело до Лотрека и его сестры!
– Как только Ланнуа убедится в этом, вы увидите, что он тотчас переменит тон.
Король спросил о своей матери, и когда Флорентин передал ему слова герцогини, то он с досадой воскликнул: «Если уедет де Гелльи, то можно будет помереть со скуки в замке Коньяк!» – и с этими словами поспешно вышел из комнаты.
Флорентин сел у письменного стола и написал черновик письма, которое король должен был послать графине Шатобриан. Он знал, что легче будет заставить короля подписать свое имя, нежели убедить его сочинить подобное письмо, потому что это неизбежно привело бы его к раздумью и нерешительности. К тому же король мог из любезности представить дело в таком виде, что Франциска увидела бы в этом только кажущуюся жертву, вынужденную политическими обстоятельствами.
Король поспешил к своей матери в надежде, что ему удастся уговорить мадемуазель де Гелльи остаться в замке. Но герцогиня Ангулемская объявила ему наотрез, что он не увидит ее любимицы до тех пор, пока не расстанется окончательно с герцогиней Шатобриан и не представит молодой девушке какого-нибудь обязательного доказательства своей склонности. Это не так трудно, как кажется с первого раза, что стоит ему, например, взять у графини кольцо, изображающее саламандру с королевским девизом, которое она нарочно надела сегодня напоказ к обеду. Такая вещь может быть только в руках дамы, которая пользуется самой нежной любовью короля и уважением света.
– Только под этим условием я позволю Анне видеться с тобой, – добавила герцогиня. – До сих пор я берегла свою протеже как зеницу ока, а теперь, когда она влюбилась в тебя с первой минуты вашей встречи, я еще больше буду заботиться о ней. Я навсегда разлучу вас, как бы она ни плакала, бедняжка!
Король, выслушав длинную речь своей матери, вошел в соседнюю комнату, где застал веселую Анну в слезах и занятую укладыванием своих вещей.
– Подождите до следующего утра, – сказал король, обращаясь к ней. – Может мне удастся убедить вас остаться в замке. Где Маргарита?
– Не знаю, – ответила печально молодая девушка. – Она, вероятно, уехала в Ангулем.
Под влиянием этого впечатления король вернулся в комнату, где Флорентин ждал его с готовым письмом.
– Что ты написал? Письмо к графине? – сказал король, подходя к столу. – Это мой почерк! Разве ты не знаешь, прелат, что подобная подделка – преступление!
– Если это преступление, то виновата моя рука, потому что это случилось помимо моей воли. Когда вы ушли, я так живо представил себе ваше положение, что мне пришло в голову набросать письмо, которое я написал бы на вашем месте. Обман чувств был настолько велик, что мой почерк сделался похожим на ваш.
– Не только похож, но это совсем мой почерк, – сказал задумчиво король и, как бы желая убедиться в этом, написал под письмом «Франциск» и покачал головой. Содержание письма не занимало его; он только сравнивал почерки, сходство которых было тем поразительнее, что в комнате уже начинало темнеть.
Король, занятый своими мыслями, подошел к противоположному окну, из которого можно было видеть двор и главный подъезд замка. Флорентин воспользовался этим моментом, сложил письмо и сделал на нем надпись: «Графине Шатобриан».
– Где Брион? – спросил король.
– Вероятно у графини Франциски. Он так влюблен в нее! Подобное постоянство может утешить всякую женщину…
– Объясни ему, что при моих отношениях к Ланнуа я должен был поневоле решиться на этот шаг. Пусть он передаст это письмо графине и убедит ее в необходимости принятых мною мер. Кроме того, припиши в письме, что за те безделушки, которые прошу возвратить мне, графиня получит в подарок замок Шенонсо в Турени…
Король видимо спешил окончить неприятное для него дело; едва договорив последнюю фразу, он отворил окно и подозвал проходившего мимо Монпеза.
– Прикажите седлать лошадей, Монпез! – крикнул король. – Через полчаса мы едем на охоту. Все егеря должны быть в сборе! Распорядитесь также, чтобы было достаточное количество факелов!
Флорентин, после некоторого раздумья, решил сам передать графине Шатобриан написанное им письмо. «Брион так горячо любит ее, что употребит все силы, чтобы смягчить удар, – думал прелат. – Я сам исполню поручение короля и, кстати, передам ей склянку яду, которую Флорио вручил мне в Фонтенбло от имени герцогини Луизы, на случай если Франциска в порыве отчаяния вздумает покончить с собой. Тогда это было несвоевременно; может быть, сегодня у нее действительно явится такое желание. После этой новой ссоры с королем ничто уже не утешит Франциску, хотя, по моему мнению, только одна смерть может разлучить их. Сердце короля, несмотря на все его непостоянство, исключительно принадлежит Франциске, она одна составляет предмет его единственной и настоящей любви. Рано или поздно он опять вернется к ней и опять наделает нам хлопот, но тогда борьба будет труднее, нежели теперь».
Флорентин, размышляя таким образом, не чувствовал никаких угрызений совести. При полном отсутствии религиозных и нравственных убеждений ему не трудно было уверить себя в собственной невинности. Акт насильственной смерти должен был совершиться помимо него; он только хотел дать возможность несчастной женщине покончить с собой при ее безвыходном положении.
Войдя в переднюю, он встретил Марго, которая угрюмо спросила о причине его появления.
– Ты всегда приходишь к Франциске с каким-нибудь неприятным известием. У нее сидят теперь Брион и Лотрек, которые, также ненавидят тебя. Объясни мне, пожалуйста, чем заслужил ты такую общую неприязнь?
Флорентин боялся Лотрека и не решился исполнить приказание короля в его присутствии. Он попросил свою мать передать письмо Бриону, который от имени короля должен был вручить его графине.
– Верно опять что-нибудь неприятное? – спросила Марго.
– Нисколько! Король хочет только устроить охоту при свете факелов и, вероятно, приглашает графиню, – возразил Флорентин, вынимая из кармана маленькую склянку.
– Это что такое?
– Вам, женщинам, нельзя давать такие вещи в руки. В этой склянке сильнейший яд. Я нарочно показываю тебе ее, чтобы ты видела, как ты несправедлива ко мне, обвиняя в злобных намерениях относительно Франциски. Я отнял этот яд у испанцев; они хотели отравить нашу Франциску в угоду королеве Элеоноре.
– Милостивый Боже!..
– Не говори так громко! Опасность миновала: яд в моих руках.
– Дай мне его сюда; я брошу в реку.
– Будь осторожнее! Яд настолько силен, что им можно отравить всю воду Шаранты. Я оставлю его у себя.
Марго выхватила склянку из рук своего сына и с торжествующим видом удалилась из комнаты.
Письмо произвело потрясающее впечатление на Франциску. Она громко вскрикнула и упала в кресло. Пока Химена и Марго, прибежавшие на крик, старались привести ее в чувство, Брион и Лотрек читали письмо.