Написанная Мором история о том, как герцог Ричард Глостер стал королем Ричардом III, обнаруживает не только великолепный литературный дар писателя, но и глубокий политический анализ описываемых событий. С особенным блеском мастерство Мора — политика и писателя раскрывается в таких основных эпизодах его «Истории…», как внезапный арест и казнь бывшего приближенного Эдуарда IV У. Гастингса по приказу Ричарда с последующим демагогическим обоснованием этой расправы; выступление герцога Бэкингема перед горожанами Лондона с целью убедить их в законности прав Глостера на английскую корону; воскресная проповедь ученого-богослова доктора Шея в соборе св. Павла с той же целью и, наконец, лицемерная сцена народного избрания Ричарда на царство, так поразительно напоминающая аналогичную сцену пушкинской трагедии «Борис Годунов».

Прослеживая несчастную судьбу Гастингса, Мор дает тонкий анализ политического механизма придворной борьбы за власть. В этой борьбе явно осуществляется пресловутый принцип «Цель оправдывает средства»: ради достижения власти и королевской короны «все средства хороши». Мор убедительно показывает, что трагическая история гибели Гастингса всего лишь эпизод на пути Ричарда к власти, лишь часть широко задуманного плана захвата короны.

Автора «Истории Ричарда» интересуют не только политические мотивы поведения участников исторических событий, но и их психология. Особенно ценно то, что Мор умеет показать отражение политических событий в общественном сознании, главным образом в той социальной среде, к которой он сам принадлежит. Важнейшие события «Истории…» даны как бы в двух планах: с точки зрения борющихся придворных группировок, т. е. тех, кто делал большую политику, и с точки зрения пассивных участников событий — представителей третьего сословия, в частности горожан Лондона, позиция которых отнюдь не была безразлична для борющихся за власть феодальных группировок. Общественное мнение, складывавшееся в этой лондонской городской среде, ярко отражено в историческом повествовании Мора. Все это придает «Истории Ричарда III» особый колорит, не имеющий аналогий среди исторических сочинений того времени. Особенно интересны в «Истории…» массовые сцены, в которых участвуют лондонские горожане.

Каждый из свидетелей политической комедии «избрания» короля достаточно ясно сознавал, что все дело было заранее оговорено. И тем не менее, пишет Мор, люди принимали происходящее так, как принимают правила игры, когда «ради хороших манер» надо притворяться, будто не знаешь того, что знаешь. Политическую игру автор «Истории…» сравнивает с игрой на театральных подмостках. И тот, кто поумнее, замечает Мор, не станет вмешиваться в королевские игры. Те же, которые иногда вмешиваются, только нарушают игру и приносят себе этим мало хорошего.

Это рассуждение имело для Мора глубокий смысл. По существу он размышляет здесь о гражданской позиции человека своей социальной среды. Итог его размышлений весьма пессимистичен: не надо вмешиваться в политику королей — этим ты ничего существенно не изменишь и лишь рискуешь погубить себя. Проблема гражданского долга и реальных возможностей человека в обществе, где в любой момент можно стать жертвой политического произвола, по-видимому, всегда стояла перед Мором. В «Утопии» он снова возвращается к ней (см. 6, 123–127). И по-прежнему его суждение на этот счет пессимистично. Однако, не меняя своей скептической точки зрения на неблагодарную миссию, пытаться воздействовать на политику королей, автор «Истории Ричарда III» и «Утопии» сам вскоре поступает на королевскую службу и становится одним из советников Генриха VIII.

В «Истории Ричарда III» Мор показал себя тонким психологом, мастером литературного портрета, массовых сцен, внутренне напряженного, драматического действия. Эти качества во многом предвосхищают художественную выразительность шекспировской драмы «Ричард III». Мор блестяще использует литературный жанр апологии от противного как эффективное средство пропаганды гуманистической концепции совершенного государя. Формирование этого жанра и самой гуманистической политической доктрины, с одной стороны, происходило на основе изучения опыта политической истории Англии. С другой стороны, восприятие и осмысление этого исторического опыта углублялось и обогащалось благодаря широкому использованию Мором и его современниками-гуманистами античного наследия, и в первую очередь сочинений историков — Тацита, Светония, Плутарха и др. В этом смысле творчество Мора как с точки зрения литературной формы, так и с точки зрения его гуманистической концепции представляло собой результат сложного синтеза современного ему исторического опыта и античной историко-литературной традиции.

В своих политических размышлениях Мор уделяет много внимания вопросу о соотношении политики и морали. Он стремится установить нравственные критерии, которым надлежит следовать государю, чтобы его политика могла быть справедливой. Подобный подход к политике был вполне традиционным. Мор здесь очень близок к аристотелевскому пониманию политики. Но такова была лишь исходная позиция гуманиста. Результат его исследования оказался не столь однозначным.

В «Истории Ричарда III» Мор уже начинает воспринимать политику глазами человека эпохи Возрождения: политика рассматривается им в качестве самостоятельной, специфической категории, отделяемой от категорий морали и религии. Когда Мор, анализируя политические события, срывает с них моральные и религиозные покровы, обнажая их истинный политический смысл, сам его подход к политике близок к трактовке политики у Макиавелли. Характерно, что почти в то же время, когда Макиавелли писал свой знаменитый трактат о государе, имея перед глазами Цезаря Борджиа, Мор размышлял над политическим опытом английского Цезаря Борджиа — Ричарда Глостера. Не случайно два выдающихся политических мыслителя в одно и то же время в разных концах Европы размышляли над историческим смыслом политики, свободной от морали. При всем различии исторических и политических судеб Англии и Италии начала XVI в. проблема тирании, равно как и проблема новых критериев при оценке политики королей, настоятельно выдвигалась самой жизнью, поскольку в разных странах Европы уже происходил процесс развития абсолютизма; европейский политический опыт стал богаче, сложнее. Поэтому и в исследовании политической истории недавнего прошлого появилась возможность выйти за рамки традиционных оценок и взглянуть на политику глазами человека Нового времени.

Как уже говорилось, замысел «Истории Ричарда III» был гораздо шире того, что автору удалось осуществить. Мор выражал намерение продолжить свое повествование и описать время царствования короля Генриха VII[18]. По существу Мор собирался написать политическую историю своего времени. О том, как бы он ее написал, мы можем предполагать с большой степенью достоверности, поскольку в нашем распоряжении есть еще и другие источники, в которых отразилась точка зрения гуманиста на политические события его времени. Как Мор мог бы написать политическую историю Англии периода правления Генриха VII, можно судить, имея в виду также и его собственный политический опыт в качестве члена палаты общин, осмелившегося выступать в парламенте против финансового произвола королевских министров и едва не поплатившегося за это. О том, как Мор оценивал политический режим, существовавший в Англии при Генрихе VII, красноречиво свидетельствует, наконец, его поэма на коронацию Генриха VIII.

Как явствует из поэмы, и после гибели злосчастного тирана Ричарда III, в правление «благородного государя, славной памяти короля Генриха VII» (15, 2, 82–83) политический произвол и тирания в Англии не исчезли, и, попробуй Мор продолжить свою «Историю…», попытайся он рассказать о времени правления Генриха VII, еще неизвестно, чем бы это могло для него обернуться. Бесспорно одно: и при Генрихе VIII печатать сочинение, подобное «Истории Ричарда III», столь недвусмысленно порицавшее не только и не столько злодея и узурпатора Ричарда, сколько тиранию как систему политического управления, прикрывающуюся видимостью соблюдения законов, — печатать такое сочинение было бы далеко не безопасно для его автора. Ибо, написанное о Ричарде III, оно не могло не вызывать у читателей весьма рискованных аналогий с политической системой тюдоровской Англии. Сам Мор ясно сознавал всю опасность своего замысла. Вот заключительный эпизод из английской версии «Истории Ричарда III». рассказывающий об откровенной беседе между герцогом Г. Бэкингемом и мудрым епископом Илийским (Д. Мортоном). «Я не люблю много говорить о государях, — признался епископ, — слишком уж это небезопасно: ведь даже если речь безупречна, поймут ее не так, как хотел бы говорящий, а так, как заблагорассудится правителю» (15, 2, 92–93). При этом он напомнил басню Эзопа о льве, который под страхом смерти запретил всем рогатым зверям находиться в лесу. В результате из леса в страхе побежали не только рогатые звери, но даже и те, кто имел на лбу шишку, — ведь неизвестно, а вдруг и про шишку скажут, что это рог.