— Полагаю, моего деда завербовали в Сернанкур как врача.

— Он был завербован при содействии генеральши Гильермо. Прочтите два абзаца этого письма, которое она послала в Центральную дирекцию лебенсборнов.

На этот раз Элоиза вручила мне не перевод, а фотокопию старого письма, напечатанного на машинке.

«Наша ассоциация протягивает руку помощи молодым незамужним матерям, часто лишенным денежных средств или отвергнутым своими семьями. Но как я вам уже говорила в своем предыдущем письме, мы считаем вполне возможным послать в ваш центр в Марне нескольких молодых женщин, изъявивших на то согласие, если получим гарантии, что рожденные ими дети останутся на территории Французского государства и будут находиться под его защитой.

Разделяя вашу озабоченность, хочу предложить вам кандидатуру квалифицированного врача, которому мы полностью доверяем. Он мог бы оказать вам неоценимую помощь в наблюдении за пациентками. С другой стороны, присутствие французского врача позволит избежать бойкота центра и успокоит местное население».

— В другом письме упоминается имя вашего деда, Анри Коше. Затем, благодаря письму, посланному в Центральную службу по делам лебенсборнов, в Мюнхен, я получила доказательства того, что он действительно работал в лебенсборне с 1941 года. Это вполне безобидное письмо. В нем говорится о нехватке витаминных растворов для детей.

— Но какие цели преследовала эта женщина, внедряя моего деда в подобную организацию?

Элоиза положила письма и фотографии в сумочку.

— Трудно сказать. Генеральша Гильермо понимала, что пользуется весьма ограниченной властью. Она жила в Париже и не поддерживала прямых отношений с Виши. Кроме того, она прекрасно знала, что у нее нет никакой возможности помешать немцам увезти часть детей в Германию. Вне всякого сомнения, она стремилась внедрить в лебенсборн знакомого ей человека. Таким образом, она была бы в курсе всего, что происходило в лебенсборне, и не утратила бы полностью контроль над новорожденными.

— Вам было трудно разыскать моего деда?

Элоиза посмотрела мне прямо в глаза.

— Нет. Я нашла его по Интернету. Я узнала, что он заведовал отделением больницы в Шалон-ан-Шампань и был членом Административного совета. Правда, мне пришлось настаивать, но в конце концов в секретариате больницы мне дали номер его телефона. Редкостная удача, что за последние пятьдесят лет он не сменил места жительства. Трудные на первый взгляд вещи порой оказываются сущим пустяком. Знаете, в 1970-е годы журналист Марк Иллер в течение многих месяцев тщетно разыскивал Грегора Эбнера, главного врача лебенсборнов. Он даже думал, что тот умер. Но однажды десятилетний ребенок, сын его друзей, катался на велосипеде. Неожиданно лопнула шина. Мальчик прислонил велосипед к стене дома, и только представьте себе: на почтовом ящике было написано — «Грегор Эбнер». Даже в фильме или романе с трудом веришь в такое совпадение, но это истинная правда.

Взгляд Элоизы внезапно затуманился. Она осознала значение своих слов.

— Простите меня, — с дрожью в голосе сказала она. — Это неуместное сравнение. Я не хотела выводить на первый план…

— Не надо извиняться, — успокоил я ее. — Я прекрасно понимаю, чем занимался мой дед. Что можно думать о человеке, согласившемся работать на нацистов, в организации, которая ставила своей целью «деторождение арийского потомства»?

Казалось, мои слова огорчили Элоизу, но их справедливость не позволила ей возразить.

— Он согласился с вами поговорить?

— Я позвонила ему и объяснила, кто я такая и какую работу пишу. Разумеется, я была готова к тому, что он откажется ворошить прошлое. В самом худшем случае скажет, что он не тот человек, которого я разыскиваю. Но этого не случилось. Конечно, ваш дед был раздосадован, однако согласился встретиться со мной у себя, но только не в тот день, когда его жена будет дома.

— Значит, вы не виделись с Алисой?

— Нет, ваш дед был один. Мы беседовали в его кабинете. Я разговаривала с его женой только по телефону. Это произошло потом, но я не представилась. Это она сообщила мне о его смерти…

Возможно, Алиса ничего не знала ни о лебенсборне, ни о деятельности Абуэло во время войны. Это легко понять, учитывая то, что они встретились через тридцать лет после всех этих событий.

— Что мой дед вам рассказал?

— По правде говоря, не так уж много, хотя его рассказ является единственным свидетельством существования лебенсборнов. Я записала нашу беседу на диктофон и могу дать вам это прослушать, если хотите. Ваш дед подтвердил, что работал в Сернанкуре. Однако, по его словам, он там пробыл всего несколько месяцев и покинул лебенсборн до пожара, что представляется мне маловероятным.

— Почему?

— Учитывая тот факт, что немцам было очень трудно найти квалифицированного врача для подобного заведения, я, несомненно, обнаружила бы намеки на изменения и появление нового члена персонала в переписке нацистов.

— Но какую роль на самом деле играл во всем этом мой дед? И почему он согласился занять эту должность?

— По его словам, он был простым служащим, не имевшим права принимать никаких решений. Ваш дед объяснил мне, что, когда поступил на работу в лебенсборн в начале 1941 года, не знал об истинных целях организации. Он утверждал, что даже не догадывался об отборе пациенток, происходившем при принятии их в клинику. Мсье Коше уверял меня, что по внешним признакам молодые женщины сильно отличались друг от друга и далеко не все они были высокими и светловолосыми, как это написано в исторических книгах.

В моей памяти всплыли кадры из фильма. Теперь я понял, что именно поразило меня с первого взгляда: белокурые волосы и впечатление, будто всех этих женщин собрали вместе в соответствии с определенными критериями.

— Хочу быть с вами откровенной, — продолжала Элоиза. — Я ему не поверила. В таких организациях, как лебенсборны, врачи играли главную роль. В Германии они порой даже занимали должность директора. Значит, ваш дед был в курсе всего, что происходило в лебенсборне. Что касается внешних данных беременных женщин, то тут у меня возникает много сомнений. Например, в Мюнхене после войны люди, жившие по соседству с лебенсборном, показали, что все без исключения молодые женщины, которых они видели, были высокими, белокурыми, нордического типа и совсем не походили на коренных баварок.

Между двух облачков выглянуло солнце и залило площадь ярким светом. Элоиза вытащила из сумки солнцезащитные очки.

— Неужели ваш дед никогда не упоминал в вашем присутствии о лебенсборне, пусть даже намеками?

— Нет. В нашей семье говорили обо всем, но только не о главном. Впрочем, по моему мнению, этим периодом своей жизни мой дед не слишком-то гордился. Такие истории не рассказывают на ночь внукам, чтобы те быстрее уснули.

До встречи с Элоизой я испытывал чувство стыда и непонимание, думая о прошлом Абуэло. Но после разговора с ней во мне начинала закипать глухая ярость. Я вытащил из сумки видеокассету, на которую переписал фильм, найденный в коробке, и положил ее на стол. Молодая женщина с удивлением посмотрела на нее.

— Что это?

— Документ, который я просто обязан вам показать. Документ, который мой дед отложил специально для вас.

Глава 10

Квартира Элоизы располагалась под самой крышей. Две старые комнатушки для прислуги были соединены вместе. Из мансардных окон открывался вид прямо на небо Парижа. Я был удивлен таким количеством книг, расставленных вдоль стен на стеллажах и лежавших высокими и весьма неустойчивыми стопками на полу во всех углах. На широком письменном столе, стоявшем около мансардной стены, я заметил груду документов, которые Элоиза использовала при написании своей диссертации. На папке, лежащей наверху «сталагмита» из книг, я прочитал: «Почта Информационной системы резервирования / Ламорлэ / Сернанкур». Поскольку Элоиза жила в пяти минутах ходьбы от Сорбонны, мы решили пойти к ней, чтобы посмотреть кассету на ее видеомагнитофоне.