(На полях «Дневника» Марай[95])

Клим Hoc, 6–8 ноября

«Путиной» в Заонежье называют период рыбной ловли. Время, когда рыба идет на нерест. Знаменитая онежская ряпушка (Cerogous albula) нерестится от Покрова до первых морозов. На Клим Носе ее начинают ловить, едва берега покроются изморозью. Как гласит заонежская поговорка: «Забелели берега — ряпушка пойдет».

На путину мы отправились к Феликсу Романову, потомственному рыбаку (причем сегодня — единственному здесь настоящему: больше ни у кого нет лицензии!). Феликс Николаевич с женой Антониной пытаются выжить фермерским трудом. Уже который год разводят коров. Их раз пять поджигали: дважды — завистливые соседи и трижды — пьяные помощники, а уж сколько раз грабили — не сосчитать. Но они не сдаются — гены Романовых и собственная гордость не позволяют. Недавно Феликс взял в аренду участок леса — только он его реально и кормит. Рыбачит во время путины — ровно столько, чтобы хватило прокормить семью и помощников. Ну и кошек с собаками. Надо сказать, котов и собак Феликс кормит не хуже, чем помощников.

А помощников пятеро: четыре местных алкоголика — Юра, Санька, Вовка и Коля — и подозрительный монах Андрей. Андрей появился на Клим Носе поздней осенью. Пришел пешком из Муромского монастыря и попросился к Феликсу зимовать. Весной собирается осесть на Палеострове, хочет восстанавливать тамошний монастырь. Феликс ему не доверяет, потому что Андрей курит и руки у него в татуировках. А ведь не так давно на Водлозере два псевдопослушника убили в Ильинской пустыни отца Нила. Огрели батюшку лопатой по голове за пятьсот с небольшим рублей (около двадцати долларов).

Правда, их уже поймали — в одном из молдавских монастырей, но ведь и другие подобные могут объявиться. Так что Андрея Феликс взял на пробу. Можно сказать, Андрей отрабатывает свою зимовку.

Отец Феликса, Николай Тихонович, в свое время очень уважал Феликса Дзержинского, создателя Чрезвычайки. В его честь и назвал сына. А кровь Романовых течет в их венах испокон веку. Ведь именно сюда, под Толвую, царь Борис Годунов сослал мать первого Романова, царя Михаила Федоровича, сына патриарха Филарета. Богобоязненная Ксения Ивановна жила в Заонежье под именем монахини Марфы. Однако позже, во времена раскола и смуты, злые люди свели ее с местными рыбаками. Оттуда и пошла кривая — заонежская — линия Романовых.

Главное событие в жизни Феликса Романова произошло при Борисе Ельцине. Поистине удар судьбы! Упал со стога сена, и прихватило его так, что ни ногой шевельнуть, ни рукой двинуть. Потом немного отпустило. А теперь то прихватит, то отпустит — попеременно. Уже восьмой год. Врачи говорят, какой-то важный нерв в паху прищемило, но не знают, что с этим фактом сделать. Каждый раз, как прихватит, Феликс Николаевич криком кричит. На машине с ним ездить страшно — когда начинается приступ, он отпускает руль и правит ногой. Слава этого ужасно боялся.

— А вдруг, — спрашивал он, — мы в дерево врежемся?

На Клим Нос надо свернуть с заонежской трассы — направо, перед самой Толвуей (если едешь из Великой Губы). Всего несколько верст на северо-восток…

— Посмотрите, Онего все в подушках из наста, — говорит Наташа. — Озеро похоже на зеркальце в серебристой оправе.

Зима в Заонежье обычно приходит в начале ноября. В этом году она опаздывает на неделю. Поэтому и путина была позже, чем я планировал. Планы, впрочем, как все, связанное со временем, имеют обыкновение меняться, и даже в датах можно иногда обмануть самого себя.

На Клим Нос мы ехали за палией (два-три полена красной рыбы на зиму) и за впечатлениями («впечатываться» в реальность — своего рода практика!), а еще подышать свежим воздухом, а то потом всю зиму просидим на печке.

Палия — одна из самых таинственных рыб Онего, и хотя об онежских рыбах я прочитал почти все, что возможно, в том числе работы Кесслера[96], Данилевского[97], Пушкарева[98], Кожина[99] и Новикова[100], о палии знаю не намного больше того, что знал раньше по собственному опыту. Опыт уже не раз позволял мне определить, где другие, не имея опыта, начинают болтать ерунду.

В науку палию ввел Карл Кесслер. Профессора Кесслера вообще можно считать пионером ихтиологии в Заонежье. До него о местных рыбах не писал никто. В блестящей «Zoographia rosso-asiatca» Петера Симона Палласа[101] я нашел лишь упоминание о рыбах Невы. О Ладоге и Онего — ни слова.

Кесслер приезжал на Онежское озеро в 1866 году. Экспедиция продолжалась два месяца. Затем он издал обширный том под названием «Материалы для познания Онежского озера и Обонежского края, преимущественно в зоологическом отношении». В этом труде заложен научный фундамент многих областей науки, хотя Кесслер не избежал забавных ошибок (например, утверждал, будто серая палия не нерестится… а его последователи хором это повторяли). Кесслер первым услышал от местных рыбаков о палии и дал ей латинское название — Salmo Salvelinus.

Палия — рыба хищная, любит мясо ряпушки. Ряпушка же откладывает икру на глубине двадцати пяти-тридцати метров в подводных расселинах (так называемых ручьях), когда температура воды в озере падает до восьми градусов выше нуля. Во время нереста огромные стаи ряпушки становятся добычей хищников — лосося, форели, щуки, судака, налима и сига. Это время великого обжорства также и для серой и красной палии. В общем, «большая жратва», как в фильме Феррери[102].

Полоса подводных скал от Клим Носа до Кузоранды — величайшее нерестилище ряпушки на Онего.

Онежское озеро издавна кормило людей, населявших его берега. Тут нам придется отступить назад, в каменный век. Со времен мезолита до наших дней сохранились крюки и шпунты для гарпунов из оленьей кости и грузы для сетей из кварцевого сланца. Отсутствие последних в захоронениях Оленьего острова профессор Гурина объясняла верованиями кочевников, которые, собирая умерших в дорогу на тот свет, давали им только индивидуальные инструменты ловли. От эпохи неолита сохранились рыбы в петроглифах Бесов Носа: знаменитое изображение Большого Налима (справа от Бесихи) или лосося, в которого вонзается острога (род примитивного гарпуна). Да что там, характерный орнамент, которым примитивные северные гончары украшали свои изделия, отпечатывая в свежей глине рыбьи позвоночники, позволил археологам выделить так называемую культуру сперрингс[103] (V–III тысячелетия до нашей эры). Так что онежская рыба испокон веку служила местным жителям не только пищей, но и предметом культа, а также источником художественного вдохновения.

Больше конкретики на тему рыболовства в Заонежье можно найти в «писцовых книгах», старейших письменных источниках истории северной деревни. Писцовые книги — книги податей, которые местные крестьяне платили Новгороду и Москве. Подать, называвшуюся тогда оброком, — размер его указывался в денгах (древняя денежная единица, равная позднейшей полушке) — собирали дьяки и их писари. Они составляли и соответствующие книги.

Больше всего информации о рыболовстве в Заонежье — в писцовой книге 1563 года дьяка Андрея Лихачева из Новгорода и подьячего Ляпуна Добрынина. Добрынин выделил в ней виды рыбацкого снаряжения и описал места ловли, отметил фамилии рыбаков и размер оброка. Отсюда мы узнаем, что ряпушку ловили неводами длиной до девяноста саженей и что во всем Кижском погосте, в состав которого входило тогда Заонежье, имелось пятьдесят два невода, по семь денег с каждого. Лосося и палию ловили таврами (тип сети) размером до сорока саженей. Их имелось двадцать девять, по шесть денег с каждой.