– Вопрос можно? – вежливо поинтересовался Сабир.

Генерал одобрительно кивнул.

– Да, конечно, – ответил Штильман.

– Я так понял, что в любой момент перед нами из воздуха может выскочить шайтан с рогами?

– Вроде того, – согласился аналитик, – только я не знаю, кто может выскочить, шайтан, человек или прилетит бомба.

– Хорошо, – спокойно сказал Сабир, – будем ждать.

Штильман продолжил:

– Итак, Яков Брюс. Соратник Петра Первого. Отважный воин. Ученый. И прямой потомок Роберта Первого, основателя и Приора Шотландского Ордена Тамплиеров Андрея Первозванного и Шотландского Чертополоха. Его лаборатория располагалась в легендарной Сухаревой башне, в районе нынешнего Проспекта Мира. И, между прочим, основные свои работы Брюс начал именно в первой половине восемнадцатого века. И именно в тридцатых годах прошлого века Сухарева башня была взорвана. Посмотрите – с начала работы лаборатории Брюса и до разрушения башни территория России, или, по крайней мере, значительная ее часть, была экранирована от внешнего уровня. Поэтому воздействие Ордена на Россию могло происходить исключительно обычными способами с территории сопредельных государств. Традиционной разведке российские службы умеют противодействовать с допетровских времен, то же касается попыток прямой интервенции.

Генерал довольно хмыкнул.

– Что есть, то есть. Работаем…

– Я снова предположил, – продолжал аналитик, – что размещенная в Сухаревой башне лаборатория Брюса генерировала такой экран. После взрыва башни экран исчез, и Россия – тогда Советский Союз – попала под влияние Ордена. Следующее предположение касалось того, что наследник Тамплиеров Брюс просто обязан был позаботиться о надежном убежище для архивов и артефактов. Оставалось вскрыть архив ФСБ и позаимствовать карты подземных сооружений Москвы.

– Трудно было? – живо поинтересовался Тихорецкий.

– Никак нет, товарищ генерал. Мне не трудно. Но могу успокоить, повторить этот трюк будет непросто. Следующая проблема заключалась в организации работ в районе Сухаревой башни. Каким образом это сделать, если нас просматривают, как под лупой, было непонятно. И тогда я обнаружил пространство, полностью скрытое от внешнего уровня.

Штильман весь сиял от самодовольства.

– Это пространство виртуальное. Можно как угодно наблюдать за мной. Но понять, что я делаю за компьютером, сможет только профессионал моего уровня. А таких, уж извините, – он развел руками и продолжил. – Оставалось связаться с людьми, которые могут работать не только головой.

– И попутно, – заметил генерал, – организовать небольшой рэкет десятка банков.

– Что делать, – цинично ухмыльнулся Штильман, – на организацию работ нужны средства.

– А мне потом прикрывать твою самодеятельность? – проворчал генерал.

Штильман лицемерно вздохнул и продолжил:

– Через неделю после начала работ, были обнаружены первые артефакты и записные книжки Брюса. Что касается записей – они сильно повреждены, на расшифровку потребуется еще время. А вот артефакты – прежде всего черные камни – оказались очень интересны. Мы не понимаем пока всех их свойств. Но судя по сохранившейся части записей, одно из них – это экранирование наблюдения с внешнего уровня. К сожалению, проверить это экспериментально не представляется возможным, приходится полагаться на Брюса. После получения артефактов появилась возможность работать в скрытом от наблюдения режиме. И еще – похоже, мы обнаружили чертежи установки, генерирующей защитный экран. Той самой, что стояла в Сухаревой башне.

– Разрешите уточнить, – подал голос Сабир, – наша операция строится на записках средневекового алхимика, и мы не знаем точно, действуют ли его амулеты?

– Да, именно так – согласился Штильман, – с одним уточнением – восемнадцатый век – это далеко не средневековье.

– Это успокаивает.

– Ну что же, – заключил генерал, – вводная понятна, – а какие данные по операции "Терминал"?

– Здесь все не так ясно. То, что мы называем "Терминал", судя по всему, означает комплекс операций, имеющих совершенно различную направленность. У нас есть информация по двенадцати-пятнадцати фактам. Их может быть значительно больше. Цель не ясна. Единственно, что ясно – то, что она очень серьезная.

– Этого мало, – жестко сказал Тихорецкий.

– Я сейчас делаю сквозной анализ любой информации, которая может быть связана с "Терминалом". Требуется еще время. А пока мы можем только мониторить ситуацию в Москве по всем возможным каналам. И еще. Необходимо проверить связи всех, я повторяю, всех, кто прямо или косвенно засветился в зафиксированных нами операциях Ордена. Задача – попытаться выявить возможных резидентов Ордена в России. Сейчас нам известен только один представитель – это эмиссар в Москве и, возможно, два-три человека из его окружения. Остальные – завербованный местный материал. Должны, наверняка должны быть законспирированные резиденты Ордена, или хотя бы визитеры.

Генерал тяжело поднялся из-за стола, не спеша подошел к стене с развешенными картинами и ткнул пальцем в портрет молодого человека в парике с буклями, с легкой улыбкой на круглом румяном лице:

– Это он?

– Совершенно точно, – подтвердил Штильман. – Яков Брюс собственной персоной.

– Что же, – задумчиво протянул генерал, глядя на портрет, – предлагаешь взять языка? Заманчиво… Но преждевременно. Еще надо поработать. Но, в любом случае, игра становится интересной.

IX

Вот уже несколько дней Ленка приходила домой поздно ночью. Сразу проскальзывала в душ, а потом ложилась и моментально засыпала. Утром они с Сергеем неистово занимались любовью, а потом… потом Ленка весело, как ни в чем не бывало, целовала его в щеку, говорила какие-то глупости, быстро одевалась, и, не завтракая, убегала.

Деликатный Ганя, смущенный Ленкиными утренними стонами и Серегиными страданиями, засобирался было съезжать в гостиницу, но, поразмыслив, решил не оставлять друга в одиночестве. Тем более что Сергей уже два дня не выходил работу и не отвечал на звонки. Егорушка прозвонился Ленке, а та сказала, что муж заболел и заниматься делами совершенно не в состоянии. Заболел… Спасибо за понимание, родная. Он лежал на кровати, смотрел в потолок и пытался разобраться в своих ощущениях. То, что у Ленки появился другой, ясно и без слов… Хотя бы по тому, как она занимается любовью. Его чувства нельзя назвать банальной ревностью. Он не просто ощущал, а знал, когда Ленка была с другим. Вчера поздно вечером и сегодня после шести. Это знание, ревность, злость и бессилие выражались в противной холодной дрожи, волнами пробегавшей по спине. Сергей пытался заглушить эту холодную волну алкоголем, но виски практически не действовал. Опьянение не приходило, на короткое время наступал короткий период спокойствия, когда холод отпускал, и по телу разливалось мягкое тепло… А потом все начиналось сначала. Он боролся с желанием позвонить Ленке. Один раз не выдержал, но равнодушный голос оператора объявил, что абонент недоступен.

Ганя не пытался его успокаивать. Он считал, что мужчина должен решать свои проблемы сам, навязчивое сочувствие унижает. Попросит о помощи – Ганя встанет и сделает все, что в его силах. Но только если попросит сам. И Сергей был благодарен за такое понимание.

Ганя, уверяя, что у него важные встречи, стал выходить из дома рано утром, раньше, чем просыпалась Ленка. Зато раньше возвращался, приносил продукты и, несмотря на свою непереносимость алкоголя, ставил на стол очередную бутылку "Джека Дэниэльса". Словом, вел себя так, как только может вести себя лучший друг.

На третий день, после очередной порции виски, Сергей зашел в ванную комнату и увидел в зеркале свое отражение. Бледный, взъерошенный, в трехдневной щетине и с синяками под глазами. Он хлопнул ладонью по зеркалу, сбросил одежду, зашел в душевую кабину, включил горячую – на грани болевых ощущений – воду. Некоторое время молча стоял под упругой струей. Рефлексирующий интеллигент, мать твою… Любой нормальный мужик мигом бы выставил стерву за порог безо всяких разговоров. Или, по-простому, по-нашему, влепил бы ей в ухо, от души, чтобы дурь вышибить. А тут, здоровенный мужик, подковы гнет – ну не то, чтобы уж совсем гнет, но все-таки – сопли распустил до колен и пьет горькую. А что ты хотел, дорогой? Двенадцать лет разницы – это, скажу я вам, уже разные поколения. Сергей вышел из душа, очистил ладонью запотевшее зеркало и снова критически посмотрел на себя. Так немного получше. Глядя на свое отражение, он вдруг понял, что если еще хоть минуту останется в этой квартире, то сойдет с ума. Наскоро побрился, натянул джинсы и свитер, накинул куртку и выскочил на улицу.